Сердце бури (СИ) - "Раэлана"

Тей не просил прощения и не пытался оправдаться; казалось, его даже не особо заботит, насколько сейчас брат воспринимает его слова. Все, чего он хотел — это облегчить себе душу. Раскрыть наконец то, что терзало его столько времени.

Он отлично знал, что иного случая ему не представится.

— Знал бы ты, какую рану нанес мне — своему единственному по-настоящему преданному сподвижнику, своему истинному брату — в тот день, когда, упиваясь своей победой, с руками, выпачканными по локоть в крови наших братьев, ты приказал нам вырезать малолетних джедаев. Убить детей. Исподтишка. Не воинов, равных нам. Лучше бы ты, Бен Соло, приказал мне убить себя самого — видит Сила, я бы сделал это с радостью ради тебя! Это было бы с твоей стороны милосердней, чем обрекать меня видеть, год за годом наблюдать, как мой возлюбленный брат, мой товарищ превращается в сумасшедшего убийцу, в зверя, жаждущего крови. Чала… как ты мог подумать, что дело в одной Чале? Нет, братишка… — Тей мягко коснулся его щеки. — Ты считаешь меня предателем, да я и не отрицаю этого. Я предатель! Презренный изменник, который нанес тебе удар в спину. Это так, но подумай, если бы ты знал с самого начала, что движет мной, разве ты бы меня не понял? А окажись ты на моем месте, разве не поступил бы так же?

Кажется, на какие-то доли секунды беспамятству удалось утянуть сознание Бена в иную реальность, полную призрачных образов. Туда, где теплая отцовская ладонь с нежностью ложится на щеку убийцы-сына, смахивая слезы раскаяния, и кажется, Бен вновь слышит знакомый хрипловатый, с нотками иронии, голос: «Эй, малыш…»

— Отец… — беззвучно пролепетали губы Бена прежде, чем он вновь возвратился в сознание.

К реальности, где его касается вовсе не Хан Соло, а предатель.

Предатель, который бросил его погибать на Мустафаре, хотя мог бы явиться на выручку.

Предатель, который настроил против него других членов ордена и пытался настроить даже Рей.

Предатель, из-за которого Кайло Рен лишился той последней опоры, которая еще оставалась у него после всех ужасов плена, после потери Силы и увечья.

Предатель, чья проклятая инопланетная сучка выдала его, Бена, майору Диггону — Бен уже знал об этом, леди Силгал не стала утаивать того, что ей было известно.

Мерзкая тварь! И после всего случившегося он еще осмеливается называть себя его братом, трогать его, как когда-то трогал отец. Бена вдруг охватил неудержимый, судорожный гнев, который был особенно ощутим именно сейчас, на границе между реальностью и больным сном. Образ Тея как будто пытался вытеснить образ Хана с его священной жертвой во имя души сына, подменить его собой. Украсть его чистоту и величие.

Нет, этому не бывать!

Бен распахнул глаза — и вид этих глаз, полных безумного огня, заставил Тея отшатнуться. Кажется, бывший магистр все еще пребывал во власти бредовых фантазий. Его руки тряслись от слабости, но бессознательная ярость каким-то сверхъестественным образом придавала ему сил. Бен крепче стиснул рукоять меча. Золотистое пламя вновь воссияло над бездной, и Тей едва успел при помощи Силы отвести тяжелый рубящий удар.

Сквозь пелену полубеспамятства до слуха Бена донесся голос, полный недоумения, разочарования и печали:

— Погляди на себя, брат. Погляди, во что ты превратился! Марионетка, готовая умереть или убить, стоит только этому чудовищу, Сноуку, приказать тебе. Бессильная, безвольная, безмозглая. Таким ли ты был, когда впервые попал в храм? Или когда в сиянии Силы провозгласил себя магистром? Это ли тот юноша, за которым мы шли, которому верили, которым были опьянены? Ты погряз в собственном тщеславии, ты стал бледной тенью себя самого…

Но Бен уже не слышал его. Он продолжал наносить удар за ударом, отдавшись целиком неконтролируемому гневу, темной энергии, которая теперь исходила от него горячими, обжигающими волнами. Темная сторона торжествующе звучала в каждом его вздохе. Бархатные глаза отражали пламя меча — и сами казались золотыми.

Он больше не задумывался, не желал задумываться о том, что движет Теем на самом деле. В конце концов, кто мог ручаться, что за его трогательной речью не притаился соблазн воспользоваться слабостью противника и его доверием, чтобы окончательно одержать верх? И если Тею удалось преодолеть этот соблазн один раз, вовсе не обязательно, что ему удастся и вновь. Но пусть даже его горькое признание в самом деле прозвучало от чистого сердца, какая теперь разница? Что это изменит?

Рилотский ублюдок осмелился, пусть и неосознанно, покуситься на святыню, запятнать ее грязью собственной трусливой и подлой душонки — это обстоятельство не было, конечно, самым главным, но именно оно переполнило чашу терпения Бена, по-настоящему распалив его.

Все стало понятно и очевидно. Что значит Тей рядом с духом отца, который, должно быть, сейчас незримо наблюдает за ними из-за границы жизни? В свете этого нового неожиданного сравнения братская любовь Тея казалась не более чем куском льда, который растворяется в потоке настоящей живой воды, текущей и журчащей — именно такой была любовь Хана, истинная родственная любовь, где есть место жертвенности, но не подлости.

Не сразу, но все же Тей, видя, что выбора нет, и ему придется защищаться, активировал меч. Клинки снова скрестились, ворчливо шипя, и Тей с усилием направил золотистое лезвие в сторону за мгновение до того, как оно вплотную подобралось к его шее.

— Не надо брат, опомнись! — кричал он, исходя слезами обиды.

Ему приходилось отступать, все больше приближаясь ко дну и к пропасти. Здесь щупалец сарлакка было куда больше. Они окружили добычу плотным зарослями. Они копошились кругом, будто гигантские черви, и обоим рыцарям едва хватало скорости, чтобы ежесекундно уворачиваться и не угодить в ловушку.

Несомненно, чудовище давно заметило их борьбу, и теперь пыталось не упустить своего.

Кайло неотступно преследовал предателя. Даже раненый, на исходе сил он в ослеплении злобы продолжал нападать, подавляя любые попытки защититься чередующимися с бешеной скоростью выпадами, пока в очередном столкновении лезвие красного меча не заискрилось и не потухло. Похоже, Бену удалось повредить главную фокусирующую линзу, отчего излучение кристалла перестало собираться в единый «пучок». Ставшая ненужной рукоять выпала из ладони Тея.

Продолжая пятиться, тот еще какое-то время парировал удары Силой. Наконец его защита окончательно ослабела, и Тей, не выдержав ожесточенной атаки, упал на одно колено и выставил вперед ладонь.

— Кайло, не надо! Пощади!..

Резкий удар сапога в челюсть заставил Тея повалиться назад. Лишь в последнюю секунду тот сумел удержаться над бездной и распластался на пологом склоне, с трудом цепляясь всем телом за малейшие неровности на бортах каньона.

Бен навис прямо над ним. Тей с трудом повернул голову. Из его рассеченной губы сочилась кровь, слабой струйкой стекая на подбородок.

— Пожалуйста… — почти беззвучно произнес поверженный рыцарь.

Однако меч Кайло уже взлетел для решающего удара.

«Нет, брат, не все можно простить. Не трать понапрасну слезы и не унижайся. Твоя любовь не оправдывает преступления, которое ты совершил. Напротив, лишь усугубляет его. Уж я-то знаю…»

Эти мысли промелькнули в воспаленном мозгу Бена за мгновение до того, как отрубленная голова его противника кубарем скатилась вниз, поднимая пыль. Тело еще держалось несколько мгновений, пока мышцы не ослабли, но в конце концов и оно, последнее, что осталось от Тея, кануло в пропасть.

Бен медленно и устало погасил сейбер.

«Чтобы одолеть Сноука, тебе необходимо будет вновь стать Кайло Реном».

Нет, на этот раз было не так тяжело, как тогда, над осциллятором. Но, крифф, подлец Тей все же добился своего! В какой-то момент Бен отчетливо увидел в нем, словно в кривом зеркале, самого себя. Прозрел в его предательстве странное, неказистое отражение своего предательства. И что хуже всего, он вновь вынужден был поступить так, как поступил бы Кайло…