История куртизанок - Элизабет Эбботт

Их тела вынесли в сад рейхсканцелярии, облили бензином и сожгли. Тем временем Магда Геббельс убила всех своих шестерых детей, а потом отравилась сама. Ее муж, Йозеф Геббельс, застрелился. Когда русские ворвались в рейхсканцелярию, там ощущалось зловоние от сгоревших тел Евы Браун и Гитлера – вонь, которая вполне могла бы символизировать падение Третьего рейха.

История Евы Браун в качестве любовницы Гитлера пугает своей обыденностью. Несмотря на то что она получила строгое католическое воспитание, Ева Браун руководствовалась в жизни принципами ее любимых романов, в которых истинная любовь одолевает все преграды, если верная женщина идет по жизни рядом со своим мужчиной. Разговоры с ней, не о политике, а о слухах и сплетнях, забавляли и успокаивали фюрера, а в дни решающих сражений прибавляли ему сил. Порой они вселяли в него уверенность – если он нуждался в такой уверенности – в том, что он и в самом деле гений и что его представления о Германии сложились благодаря мощным усилиям его выдающегося интеллекта. Ежедневные привычки, ласковые прозвища, пренебрежение нормами общепринятой морали – все это было не более чем пошлостью их романа, развивавшегося в условиях невообразимого зла.

ЕВРЕЙКА И НЕМЕЦ, НЕ ЗНАВШИЕ ЛАГЕРЕЙ

Ханна Арендт35

Поздней осенью 1924 г. не по годам развитая девушка вошла в аудиторию, где читал лекцию один из самых именитых немецких философов. Очень скоро у них сложились тесные и неоднозначные отношения, кардинально изменившие их жизнь и продолжавшиеся вплоть до смерти философа. Эти отношения никак нельзя было назвать прекрасной и образцовой историей любви, поскольку Ханна Арендт, восемнадцатилетняя студентка, была еврейкой, а профессор Мартин Хайдеггер, ее тридцатипятилетний преподаватель, был немецким националистом, который в 1933 г. стал членом нацистской партии и выступал против своих коллег и студентов еврейского происхождения.

Ханна Арендт была необычайно одаренной дочерью ассимилировавшихся евреев, полагавших, что они ничем не отличаются от немцев, и никогда не употреблявших слово «еврей». Правда, они говорили дочери, что если кто-то из ее одноклассников будет выступать с антисемитскими заявлениями, оставлять это безнаказанным нельзя. «В детстве мне было невдомек, что я еврейка», – вспоминала Ханна, повзрослев. Позже ей стало ясно, что она «выглядела как еврейка… выглядела по-другому», отличалась от других детей. Иногда дедушка брал ее с собой в синагогу. Вот, собственно, и все, что связывало ее с еврейством.

Ханна была привлекательной и обаятельной, стройной и элегантной девушкой с тонкими чертами лица, короткой стрижкой и задумчивыми темными глазами, в которых, как вспоминал ее бывший близкий друг, «легко можно было утонуть и никогда не выплыть»36. Среди сверстников она «сразу же выделялась как “необычная” и “исключительная”». Во время собеседования при зачислении на курс истории Ханна выдвинула собственное требование. «Там не должно быть никаких высказываний антисемитского характера», – сказала она37. Как и другие лучшие учащиеся, Ханна поступила в университет Марбурга, потому что слышала, что в аудитории, где преподавал Хайдеггер, «мышление возродилось; культурные сокровища прошлого, которые было принято считать мертвыми, вновь обрели дар речи»38.

Профессор, который, как полагали, способствовал возрождению мышления, был застенчивым человеком небольшого роста, с черными как вороново крыло волосами, смуглым лицом, коренастой фигурой и небольшими глазами, взгляд которых обычно был обращен вниз и редко на ком-то долго задерживался. Он был великолепным преподавателем, чьи лекции завораживали студентов, и они его прозвали «маленьким волшебником», а когда Хайдеггер создавал свое учение о Бытии, он одновременно вызывал восхищение и сбивал с толку39. Мартин Хайдеггер обычно носил широкие брюки, собранные под коленом, такие же, какие носят жители горных районов Шварцвальда, и крестьянскую тужурку. Но перед студентами он представал в лишенном каких бы то ни было фольклорных черт образе непререкаемого европейского авторитета, хозяина аудитории, державшегося особняком на недосягаемой высоте и внушавшего присутствовавшим чувство глубокого почтения. После его лекций студенты часто собирались, сравнивали свои конспекты и спрашивали друг друга, удалось ли кому-то хоть что-то понять из того, о чем он говорил.

Когда Хайдеггер впервые обратил внимание на Ханну, он был удачно женат на Эльфриде Петри, дипломированной специалистке в области экономики и одержимой ненавистью к евреям лютеранке, чье вполне благополучное семейство с неохотой приняло ее мужа-католика с мизерной преподавательской зарплатой, который стремился подняться к вершинам университетской иерархии. Эльфрида была прекрасной хозяйкой и матерью их двух сыновей. Она брала на себя все домашние заботы, чтобы Хайдеггер мог целиком сосредоточиться на умственной деятельности. Она ревниво относилась ко всем его студенткам, которые постоянно с обожанием вились вокруг своего харизматичного профессора.

Хайдеггер заметил Ханну во время занятий и попросил ее зайти к нему в кабинет. Когда она пришла, на ней были плащ и шляпка, и Ханна испытывала такой благоговейный страх, что могла выговаривать только односложные слова. В течение нескольких недель они прошли путь от вежливых ухаживаний до физической близости, причем почти наверняка Хайдеггер стал первым мужчиной Ханны. У него уже был опыт такого рода связей, он знал, как организовывать тайные свидания, которые часто проходили в мансарде, где жила Ханна, или на скамейке в парке, которую они называли своей.

Вскоре Хайдеггер понял, что отношения с Ханной перевернули всю его размеренную жизнь с ног на голову, и не потому, что она была еврейкой, а потому, что он был женатым мужчиной и ее профессором. Если бы об их романе стало известно, и на карьере своей, и на браке ему пришлось бы поставить крест. Хайдеггер не собирался разводиться с женой, которой нередко изменял, однако отношения с Ханной для него приобрели особое значение. Она стала, как он вспоминал позднее, страстью его жизни, которой он не мог противостоять.

Спустя год Ханна перевелась в Гейдельбергский университет исключительно потому, что хотела облегчить положение Хайдеггера, у которого могли возникнуть крупные неприятности, если бы она продолжала учиться в Марбурге. Он не просил ее уехать, скорее он давал ей понять, что, даже будучи одной из лучших студенток Марбургского университета, она не вполне вписывалась в сложившуюся там обстановку, и ей было бы лучше учиться в другом университете. Ханна не спорила и не протестовала. Но после переезда она не оставила Хайдеггеру свой новый адрес. Что бы после этого ни последовало, теперь инициатива должна была исходить от него.