История Золотой империи - Автор Неизвестен -- Древневосточная литература

Умрем в бою с врагами!" И некоторые из них плакали. В юго-западном углу города около шестидесяти человек, собравшись вместе, о чем-то разговаривали. Император, заметив сие, подошел к ним и спросил о разговоре. Солдаты, встав на колени, отвечали: "Монголы, снося землю и хворост, заваливают ров и совершили уже половину работы, а наш главнокомандующий Боса отдал приказание не пускать в них ни одной стрелы, опасаясь разрушить мирные переговоры. Какой это расчет, если рассудить здраво?" Ай-цзун, обратись к старшему из них, сказал: "Для спокойствия народа я не откажусь быть вассалом и платить дань, если бы потребовали сего. Я имею только одного сына,[547] который еще не достиг совершеннолетия, но и его теперь посылаю заложником. Имейте терпение. Если по отшествии Цао-вана неприятельские войска не отступят, умереть на сражении еще не будет поздно". Другие, встав на колена и обливаясь слезами, говорили императору, что дела дошли до крайности, и что премудрый государь не должен надеяться на мир. Император отдал приказ, чтобы войска, стоявшие на стене, начали стрельбу из луков. Тысячник, находившийся при вратах Си-шуй-мынь по имени Лю-шэу остановил коня императорского и сказал государю: "Премудрый государь! Не верь коварным вельможам. По искоренении злонамеренных, монголы сами отступят".[548] Сопровождавшие Императора хотели бить Лю-шэу палками, но государь, удерживая их, сказал: "Он пьян, не делайте ему вопросов". При проезде воротами Нань-сюнь-мынь император, встретив раненых, сам перевязывал им раны и из своих рук поил вином. Кроме всего, он награждал заслуженных воинов золотом и серебром из дворцовых кладовых. В этот же день Цао-ван Окэ отправился в монгольский стан. Но монголы, не отступая от города, с большим усилием стали производить нападения на оный; заставляли пленных китайцев, даже женщин, стариков и детей, носить на себе хворост и солому и засыпали ров. Со стены осыпали их стрелами, и в одно мгновение ров был завален (трупами). После сего монголы против каждого угла городской стены поставили более ста пушек и посменно днем и ночью производили пальбу из оных{757}. Ядра беспрестанно падали в город, были разбиты все отбойные машины, но городская стена, выложенная из глины хулаогуаньской{758} при чжоуском государе Чай-ши-цзуне{759}, была тверда и плотна, подобно железу: от ударов ядер на ней образовались только впадины, повреждения не было. Итак, монголы за городским рвом сложили стену и на оной построили амбразуры и башни. Сия стена в окружности занимала 150 ли; проведенный вокруг оной ров в глубину и в ширину имел до двух сажен.[549] Засим на земляном валу построили казармы в расстоянии на 40 шагов одну от другой, и в каждой из оных поместили по сто человек стражи. Цзиньский генерал Хэси охранял северо-западный угол города. При сильном напоре на сей угол монгольского войска, Хэси от страха изменился в лице и не мог отдавать приказаний. Но его солдаты, помня слова государя, говоримые им неоднократно в утешение, дрались насмерть. Монголы из воловьих кож сделали будочки и, в сих будочках подойдя к стене, раскапывали основание оной. Тогда цзиньцы начинили порохом железные горшки, кои были спущены на цепях и, по достижении подкопа, издавали огонь, истребляющий кожу и человека. Еще пускали летучие огненные копья, кои, по вспышке в них пороха, жгли за десять шагов от себя, почему не осмеливался никто подходить к ним. Монголы, из страха к сим двум вещам, прекратили осаду. В беспрерывных сражениях при их осаде города, продолжавшихся 16 суток, пало с обеих сторон убитыми до миллиона людей. Монгольский главнокомандующий Субутай видел невозможность овладеть городом и прислал посла, который говорил государю Ай-цзуну: "Между двумя государствами открыты мирные переговоры. Должно ли в то же время производить войну?" Император Ай-цзун согласился на предложение и послал вельможу Ян-цзюй-женя угостить обедом монголов и поднести подарки, состоявшие из дорогих металлов и других вещей. После сего монголы отступили от города. Генерал Хэси, по случаю отступления монгольского войска, хотел поднести императору поздравительный доклад. Другие министры не были согласны с ним. Но Хэси, приписывая себе успех в защите столицы, сильно настаивал на сем и, призвав Юань-хао-вэня, сказал: "Уже три дня, как отступил неприятель. Почему доселе не представляете поздравительного доклада?" Он приказал ему немедленно позвать академика (хань-линь-юань) и написать поздравительный доклад. Юань-хао-вэнь объявил его слова министрам. Тогда Сэлэ сказал Хэси: "В древности клятва под городским стенами считалась за стыд. Тем паче, следует ли поздравлять с отступлением неприятеля?" Хэси, рассердившись, отвечал ему: "Престол спасен, государь свободен от опасности. Ужели и сие для вас не составляет радости?" На следующий день, когда явился в Сенат Чжан-тянь-жень, Юань-хао-вэнь пересказал ему сей разговор. "Бестыдный человек!" — сказал Чжан-тянь-жень. После сего он обратился к министрам и сказал: "Государь весьма стыдился того, что неприятель подступил под столицу. Между тем слышно, что чиновники хотят приносить поздравления. Ужели это возможно?" Несмотря на Сие, министры поручили академику Чжао-бин-вэню написать поздравительный доклад, но Чжао-бин-вэнь на сие сказал им: "В Чунь-циу говорится, что Чэн-гун (из княжества Лу) три дня плакал, когда сгорел вновь построенный храм его отца Сюань-гуна{760}. Ныне неприятель разрывает кладбища наших государей,[550] и мы, сообразно обряду, должны утешать, а не поздравлять государя". После сего министры оставили свое намерение. Император Ай-цзун лета своего правления переименовал в Тянь-син. Император повелел наградить по заслугам тех, кто взял обратно какой-либо город, угостил и одарил воинов,[551] отрешил от должностей престарелых и слабых чиновников, отпустил девиц из дворца, в докладных запретил называть себя премудрым и, наконец, слова "премудрый указ" заменил словом "предписание". В пятый месяц в столице Бянь-цзин открылась зараза, от коей в продолжение пятидесяти дней померло более 900 тысяч человек. В седьмой месяц вельможа Шэнь-фу убил в подворье монгольского посланника Тан-цина и других, всего до тридцати человек. Император Ай-цзун оставил его не наказанным, от сего мирные переговоры пресечены. Когда генералы Вань-янь-сы-ле, У-сянь и Вань-янь Хусеху, соединив войска, шли чрез Жу-чжэу на помощь к Бянь-цзин, император Ай-цзун, получив о сем известие, приказал генералу Хэси отправиться к ним для подкрепления. Вань-янь-сы-ле и его товарищи при Цзинь-шуй встретились с монголами, и цзиньское войско разбежалось. После сего У-сянь отступил к горе Лю-шань, а Вань-янь-сы-ле бежал к столице. По получении о сем известия, Хэси, бросив корпус, также возвратился в столицу.[552] Ай-цзун за сие разжаловал Хэси в простолюдины, конфисковал его имение и отдал оное войску.

Го-ань-юн, бывший сначала сообщником бунтовщиков "красной одежды" Ян-ань-ерра и Ли-цюань, покорившись