Клинок Гармонии (СИ) - Илья Кишин

закуски и напитки. Уже в гостиной Илия сбросил с себя груз рогатого шлема и плаща, оголив скрытые места своего костюма, и, честно говоря, я не ожидал увидеть у него на поясе целый арсенал из каких-то сумок. Мы оба развалились на диванах напротив друг друга, послышался характерный звук открывающейся банки «Melon’y Cherry». Через пару минут на столе уже расположились все возможные закуски: сырокопченая колбаса, разные сухарики, сырные палочки, а еще какая-то причудливая бутылка.

— Что это? — спросил я, схватившись за нее.

— Виски, — однозначно ответил Илия.

— Ты планируешь напиться здесь со мной?

— Дело не в «напиться», просто мне тяжело будет повествовать о Лаффи на трезвую голову, — пояснил он.

— Давай я запру дверь, будет не очень хорошо, если кто-нибудь увидит нас пьяными.

— Валяй, я пока налью.

Поднявшись с дивана, я подошел к двери и дернул защелку, после чего вернулся обратно в компанию своего единственного соулмейта.

— Держи, — Илия протянул мне шот виски, — опустоши залпом, а потом запивай «Melon’y Cherry» и закусывай — хорошо пойдет.

— Погоди, а разве разумно мешать энергетики с алкоголем? — опомнился я, уже держа в руках шот.

— Будь ты обычным человеком, сердце бы отказало после большой дозы, но у тебя в груди такой мотор, что им ковчег запитать можно — не переживай.

— В таком случае, за нас! — поднял я тост.

— За нас! — поддержал Илия, после чего мы сразу же опустошили емкости.

Я еще не пробовал виски, потому удивился тому, что мне сразу ударило в мозг, но напиток от этого противнее не стал, напротив, этот эффект вносит свою перчинку. Какое-то время мы просто пили и закусывали, пока я не почувствовал, что голова уже ходуном ходит, как и у Илии, по всей видимости.

— Ну, думаю, пока хватит, — остановился Илия. — Теперь поговорим о Лаффи.

— Хорошо, тогда можно начать с вопросов? — поинтересовался я.

— Тебе можно все, пока я пьяный, — подтвердил Илия.

— Тогда, расскажи мне, куда пропала Лаффи, когда ей было восемь лет.

— Решил начинать с больного? — пробормотал Илия. — Так тому и быть, слушай. Я был в головах у вас обоих, потому могу сказать, что ты в тот день смотрел на порог ее дома спустя несколько часов после того, как Лаффи похитили.

— Похитили? — уточнил я.

— Именно, это сделали люди Сильвестра Ремизова, они же убили ее родителей и оставили трупы на пороге. В тот день Лаффи увезли к нему домой, где заперли еще совсем маленькую девочку в подвале с другими. Они утешали ее, хотя прекрасно знали, что с ней будет.

— Он ее изнасиловал, да?

— Не просто изнасиловал, твою мать, — завелся Илия. — Этот ублюдок трахал ее на протяжении девяти лет! Девяти, дери тебя в рот, лет!

— Девяти? — ошеломленно прокричал я.

— Ашидо, видел бы ты, что с ней делали — ты бы сбросился с крыши, уверяю. Сильвестр Ремизов много лет похищал обычных Гармонийских девушек, он отбирал беловолосых из толпы других, потому что они его больше всего возбуждали. Ночью он продавал наркотики, а днем развлекал себя издевательствами над ними, которые порой переходили черту человеческого. Он улыбался, когда находился внутри своей жертвы, пока лезвие бритвы рассекало ее кожу. Остатки его разума ликовали, когда он бил девушек кулаками, после чего на теле оставались огромные синяки, по которым он снова бил, а впоследствии снова и снова. Я стираю себе в порошок зубы, когда встаю на место той молодой и жизнерадостной девушки, которую вместо того, чтобы любить, какой-то урод душил обеими руками до потери сознания, топил в ледяной воде, ломал кости ржавой трубой, а потом оставлял с этими ранами валяться на холодном и грязном бетоне.

— Только не говори мне…

— Лаффи пришлось хуже всего, — вопреки всем надеждам на лучшее, сказал Илия. — Он считал ее идеальной, достойной боли больше остальных, потому все эти девять лет он измывался над ней самыми бесчеловечными способами. У нее была идеальная фигура, красивые волосы и глаза, но на фоне того, что она была слабой и боялась его больше смерти, это все казалось чертами второго плана. Он любил, когда она кричала и умоляла прекратить, звала на помощь и вырывалась, а потом затихала, когда он бил ее по лицу или животу. Когда мразоте уже надоело развлекать себя шаблонным способом, он прибег к еще большему кровопролитию, позвав на помощь дружков.

— Ты ведь о руках и глазах, да? — дрожащим голосом спросил я.

— Подожди, все по порядку, — прервал меня Илия. — Сначала он начал ломать ей пальцы на руках, потом подвешивал ее над полом за шею — и все ради развлечения. Он всегда делал это, считая, что просто добавляет страсти в брачный секс со своими «неофициальными женами». Позже Сильвестр совсем тронулся бошкой и начал давить на глаза большими пальцами, пока они у нее окончательно не отмерли, начав гнить изнутри. Лаффи уже тогда полностью лишилась рассудка и не чувствовала боли, когда он с дружками выдергивал их с мясом без обезболивающего. Руки были тем, чего она лишилась в последнюю очередь, их отрубили так же в процессе грубого секса тупым ржавым тесаком. Если бы я только мог добраться до ублюдка быстрее вас…то устроил бы ему карнавал похуже адского пекла.

— Прекрати, пожалуйста, — умолял я Илию, еле-еле держа себя в руках.

— Глотни еще виски, чтобы затупить чувства, — подсказал он. — Моему языку уже ничего не препятствует, а тебе стоит плеснуть побольше в кровь.

Я согласился с Илией и залпом выпил из бутылки столько, сколько вместилось в рот, после чего в голову ударило так сильно, что я чуть было не упал с дивана на пол, но вовремя подставил руку.

— Продолжай, — приказал я.

— Что ж, раз мы разобрались с тем, что ей пришлось пережить, пора перейти к тому, что она крутила у себя в голове все эти годы.

— И что же?

— Тебя, — утвердительно произнес Илия. — Каждый день она думала только о тебе, представляла, как вернется к своему любимому другу в объятия, и он спасет ее от тирана.

— Она хотела, чтобы я ей помог…

— Можешь поплакать, я и сам на грани, хотя уже много лет не лил слезы. Ты ведь знаешь, что «шиирацу» будто переносит меня в тело жертвы в момент просматриваемых мной воспоминаний, да? Я испытал все это на своей шкуре, все эти годы страданий и пустых надежд, я чувствовал каждое прикосновение, каждый порез и удар, слышал каждое противное слово, и это что-то сломало внутри меня. С такими ранениями Лаффи бы и дня не прожила, но она