Тайная история Марии Магдалины - Маргарет Джордж

— Но… это дорого, — пробормотал Петр. — Комнаты… еда…

— У нас имеются средства, — отрезал Иисус.

«Надо полагать, он имеет в виду мои», — подумала Мария.

— Думаю, это не лучший способ их потратить, — вмешался Иуда. — Да, средства у нас есть, но стоит ли расходовать их таким образом? Бедные…

— Так ты, оказывается, заботишься о бедных, Иуда, — подал голос Симон. — Раньше я за тобой этого не замечал.

— Я считаю, что идти в Кесарию Филиппову — значит попусту потратить деньги, — заявил Иуда, глядя на Иисуса, а замечание Симона оставив без внимания. — Мы вполне можем встать лагерем за городом и сберечь эти средства. Если, конечно, ты не собираешься проповедовать тамошним жителям. Тогда другое дело.

— Но они же сплошь язычники! — воскликнул Фома. — О чем вообще можно с ними говорить? Разве твое послание предназначено не для одного лишь Израиля? Какое значение оно может иметь для идолопоклонников?

— Мессия должен явиться только сынам Израиля! — решительно заявил Петр. — Для чужаков все это не имеет значения. Эго часть нашей веры, нашей традиции и ни к кому, кроме нас, никакого отношения не имеет.

Иисус стоял на склоне холма, глядя на языческий алтарь.

— Возможно… — промолвил он. — Но о них тоже надо подумать. Должно ли предупредить их? Пророки сурово обличали языческие народы, но всегда предлагали им возможность покаяния. Может быть, до сих пор мы излишне ограничивали круг своих слушателей.

— Что ты такое говоришь? Выходит, язычники тоже могут призваны? — вознегодовал Фома— Но они нечисты, осквернены!

— Но когда Бог осуждает людей, он всегда предлагает им спасение. Вспомните, он послал Иону предостеречь жителей Ниневии. И Амос предупреждал окрестные народы. Да… я должен спросить Господа.

«Надо же, как это его это озаботило, — отметила про себя Мария. — сейчас он, пожалуй, позабыл обо мне и обо всем, о чем мы говорили с ним на рассвете. Как мне к этому отнестись — обрадоваться или счесть пренебрежением?»

Она остановилась на последнем не то чтобы сознательно, но просто ничего не могла с собой поделать.

«Я знаю, это недостойно, — говорила себе Мария. — У него высокое предназначение, которому он отдает себя всецело. Я не должна отвлекать его!»

Все это Мария прекрасно понимала, однако все равно сгорала от разочарования и ревности даже к несчастным язычникам, судьба которых вдруг так обеспокоила Иисуса.

Они выступили в путь по направлению к Кесарии Филипповой. Спуск по склону с холма, где некогда стоял город Дан, проклятый Амосом восемьсот лет назад, занял большую часть утра. Вдоль тропы то здесь, то там попадались языческие святилища, к Мария видела, что ученики то и дело тянули Иисуса за рукав, задавая вопросы о них. Сама же она держалась позади, подальше от него.

— Чем ты опечалена? — услышала вдруг Мария тихий голос матери Иисуса.

О том, чтобы признаться, не могло быть и речи.

— Ничем. Меня немного беспокоит неопределенность, — уклончиво ответила Мария.

— Да, неопределенность! — Старшая Мария поравнялась с ней. — Я тоже чего-то боюсь, чего-то, что ожидает нас в будущем.

Дышала она тяжело. Мария понимала, что для матери Иисуса этот поход является не только духовным, но и физическим испытанием. Вполне возможно, что раньше она вообще никогда не предпринимала стань дальнего путешествия.

— Почему ты оставила дом и решила присоединиться к Иисусу? — спросила Мария.

Это был главный вопрос для всех его последователей, а вот ответ на него у каждого имелся свой.

Мать Иисуса помедлила, собираясь с мыслями, а потом сказала:

— С самого его рождения я знала, что у Иисуса есть особое призвание или предназначение, и теперь, когда он приступил к его осуществлению, я должна быть рядом, увидеть все собственными глазами. Может быть, я несколько запоздала, но так или иначе я здесь.

Она помедлила, переводя дыхание. Мария сбавила шаг, чтобы немолодой женщине не приходилось спешить.

— С тобой пребывает благословение — твой сын рад тому, что ты с ним. Обычно взрослые сыновья держатся от родителей особняком.

— Да. Я знаю.

Мать Иисуса посмотрела на Марию, и та уже не впервые поразилась ее всепокоряющей красоте так же, как и ее решительности. Она безоглядно последовала за своим сыном, ни о чем не спрашивая, но будучи готова разделить его участь, какой бы она ни была.

«Как это не похоже на женщин из моей семьи! — с болезненной ревностью подумала Мария. — Ведь они даже отняли у меня мою дочь, хотя не любят ее и она им не нужна».

Зиму Иисус и его последователи провели в окрестностях Кесарии Филипповой, прекрасного города, выстроенного по римскому образцу — с форумом, широкими улицами, фонтанами и мраморными статуями. Хотя он и был чужд иудейскому благочестию, город покорил их, а еще больше они сроднились с ним после того, как Иисус неожиданно заявил, что отведет их к находящемуся неподалеку в пещере источнику, с которого начинается река Иордан. Греки же считают сей источник природным святилищем Пана.

Ученики уже привыкли не спорить с учителем и не задавать вопросов, хотя выбор такого места для паломничества казался более чем странным. Они послушно последовали за ним, но всю дорогу тихонько переговаривались за его спиной, причем чаще всего звучал один и тот же недоуменный вопрос: «Что бы это могло быть?»

Зимние дожди наконец прекратились, и повсюду чувствовались первые признаки весны — воздух стал мягче, небосвод заголубел как фаянс, а на диком миндале, зацветающем раньше всех прочих растении, среди нежно-зеленой молодой листвы появились белые бутоны. Далеко на юге, в их родной Галилее, весна уже была в разгаре, в Иудее, в окрестностях Иерусалима, веяли несущие с собой жар пустыни горячие ветра, здесь же, идя по тропе, они слышали радостный щебет птиц, приветствующих грядущий расцвет природы.

«Но что уготовило грядущее нам?» — со страхом думала Мария.

Она не хотела, чтобы они шли в Иерусалим, и уж тем более чтобы хоть что-то из ее видений воплотилось в жизнь.

К полудню путники добрались до широкого уступа перед отвесной скальной стеной. Солнце ласкало каменную громаду утеса, проникая лучами во множество вырубленных в нем ниш в форме раскрытых морских раковин, в каждой из которых помещался идол.

Статуи были прекрасны. Искусно вырезанные, они держали в изящных руках рога изобилия, жезлы, копья и луки, а их благородные лица с улыбкой взирали на тех, кто в восхищении замирал перед ними у темного зева большого грота.

— Давайте постоим здесь и посмотрим, — предложил Иисус. Он отвел их туда, откуда были видны и ниши, и молящиеся перед ними, и находившийся в сторонке маленький храм, возле которого топтались привязанные козы. Их тонкое блеяние походило на звучание какого-то скрытого музыкального инструмента подающего сигнал к выполнению тайного ритуала.

— Перед вами — их храм, — промолвил Иисус. — Вспомните о нем, когда увидите наш собственный храм в Иерусалиме. Смотрите! Вот животные, предназначенные в жертву. Вот паломники, пришедшие, чтобы увидеть это место и проникнуться его святостыо. Вот боги, взирающие на них с одобрением. И люди, молящиеся изображениям, высеченным из камня, как будто эти идолы обладают иной силой, кроме силы создавших их рук!

— Да! — неожиданно встрял Фома. — У Исаии сказано, что люди, поклоняющиеся идолам, берут кусок дерева, вырезают из него истукана, которому молятся, а обрезки того же ствола бросают в костер и готовят на них пищу. Глупцы!

— Они могут сказать, что поклоняются не куску дерева, а символу божества, которое может присутствовать повсюду, — заметил Иуда. — Не нужно считать их такими уж простаками. Исаия конечно, очень остроумен, но при этом он недооценивает язычников. А недооценивать своих врагов не слишком мудро.

— Хорошо сказано, Иуда, — одобрил Иисус. — Что касается нашей веры, то. хотя мы не держим в храме изваяний, у нас там имеется святыня, где символически присутствует Бог. Здешние жертвенные козлы такие же, как в нашем храме. Да и между паломниками, явившимися отчасти поклониться святыне, отчасти из обычного любопытства, тоже немало общего. Если взять человека со стороны, не знакомого ни с нашей, ни с их верой, интересно, смог бы он понять, чем мы отличаемся от них? — Иисус взмахом руки указал на паломников.

Вызолоченный солнцем утес с нишами и вымощенная рыжеватыми плитами площадка перед ними — все лучилось глубоким дремотным покоем, не требуя от пришедшего сюда ничего, кроме понимания и снисхождения к человеческим слабостям. Религия эллинов была утонченно чувственной, изысканной и лишенной суровости.

— Зевс, Афина, Гера, Афродита, Артемида… все они счастливы в своих нишах, — промолвил, кивая на греческих богов, Иуда.