Черный воздух. Лучшие рассказы - Робинсон Ким Стэнли

Тут Майк сделал паузу, пережидая предсказуемый смех.

– С другой стороны, исследования могут выявить совершенно чужую, инопланетную биохимию, исключающую общность происхождения, а это уже сценарий совсем другой…

На сей раз Майк осекся, осознав, что подошел вплотную к границе выступления перед телекамерами, а далее начинается довольно зыбкая почва, и решил поскорей закруглиться.

– Как бы ни обернулось, отныне мы будем знать, что жизнь в высшей степени адаптивна, способна преодолеть межпланетное пространство, или возникнуть дважды в пределах одной и той же звездной системы, и в любом случае сможем вполне обоснованно предполагать, что жизнь распространена во вселенной довольно-таки широко.

Билл улыбнулся. Майк свое дело знал назубок: его ответ обеспечивал журналистам краткое, внятное описание положения, основные тезисы, потенциальные заголовки вроде: «Жизнь на Марсе означает, что жизнь существует во всей Вселенной»… что, строго говоря, не совсем верно, однако в играх «говорящих голов» выигрыша не бывает.

Покинув холл, Билл пересек внутренний дворик и вошел в огромное здание северного крыла лабораторного комплекса. Наверху, в кабинетах и боксах, все двери были распахнуты настежь, а портативные телевизоры настроены на репортаж с той самой пресс-конференции, что проходила под боком, в каких-то ста ярдах. Повсюду царил дух праздника, включая гирлянды и воздушные шарики, но Билл общего праздничного настроения отчего-то не разделял. Там, на экранах, под логотипом CNN, из его друзей старательно лепили героев, Молодых Самоотверженных Ученых-Ракетостроителей, заменивших собой космонавтов, так как исследования Марса полностью роботизированы – да, глупость, однако намного предпочтительнее ситуации, когда что-либо пойдет наперекосяк, когда их изобразят Криворукими Выскочками В Чужом Огороде, каковым совершенно напрасно доверен крайне важный (хотя по финансированию этого и не скажешь) проект, управление космическими исследованиями из-за письменного стола. В обеих ролях сотрудникам ЛРД довелось побывать не раз и не два, и все они давно поняли: середины для прессы, а может, и для широкой общественности, не существует, обычными людьми, занятыми своим делом, нелегкой, но интересной работой в нелегких, однако вполне терпимых условиях, их не признает никто. Весь мир видел в них только чудо, свершающееся раз в полугодие и длящееся ровно девять часов, высокоученых героев либо безмозглых козлищ, о которых на следующий же день в любом случае благополучно забудут.

Однако так уж оно сложилось, так повелось с давних пор, и беспокоило Билла вовсе не это. Да, он чувствовал себя не у дел: проект завершен, список текущих задач почти опустел, и на сердце тоже сделалось как-то пусто, но все же причина заключалась в чем-то другом. Ему по-прежнему предстояло отвечать на вопросы – и по телефону, и по электронной почте, и с ними он разбирался на автопилоте: ответы отточены, отшлифованы опытом прошлой недели. Спускаемый аппарат пробурил в грунте скважину и извлек из-под песков возле устья Шалбатана Валлис, где термодатчики засекли тепло вулканического канала, означающее, что в вечной мерзлоте данного региона имеются грунтовые воды в жидком состоянии, образец почвы. Помещенный в герметичную металлическую сферу, образец был доставлен на орбиту Марса, а после сближения с орбитальной станцией отправлен на Землю, выпущен в атмосферу Земли без единого витка вокруг околоземной орбиты и благополучно сброшен на испытательный полигон Дагуэй, штат Юта, с промахом всего в десять ярдов относительно заданной точки. Да, своего рода искусственный метеорит. Нет, треснуть при падении шар не мог: на такую ударную нагрузку он рассчитан и выдержал бы даже удар об асфальт, о стену или стальную плиту, а потому целым и невредимым был извлечен из им же проделанного кратера… извлечен, разумеется, роботом, и автоматически, посредством телеуправления, переправлен в Хьюстон, в Космический центр имени Линдона Джонсона, где помещен в изолированную от внешней среды камеру внутри изолированной от внешней среды лаборатории, расположенной в здании, также полностью изолированном от внешней среды; то, и другое, и третье разработаны именно для этой цели. Нет, в стерилизации Дагуэя либо всего штата Юта необходимости нет. В ядерном ударе по Хьюстону (по крайней мере ради уничтожения марсианских бактерий) тоже. Все в порядке. Инопланетная жизнь надежно изолирована и наружу не выберется. Людям ничто не грозит.

Отвечая на множество подобных вопросов, Билл не раз думал, что в мире слишком много людей, которым настоятельно необходимы хотя бы краткие курсы в области оценки риска. Садятся за руль, выезжают на автострады, дымят сигаретами, держат у самых висков мощные радиопередающие устройства, и все – чтобы, добравшись до редакций, с великой тревогой выяснить, не опасны ли для их драгоценного здравия микробактерии, запертые где-то в Хьюстоне за тремя рубежами герметичной защиты. К обеденному перерыву Билл чувствовал себя скорее подавленным, чем раздраженным. Что говорить, люди невежественны, близоруки, скверно образованы, боязливы, суеверны, по самые уши погрязли в магическом, примитивном мышлении… однако на самом деле и это не являлось настоящей причиной его беспокойства.

Застав в кафетерии Майка, за обе щеки уписывавшего обеденный набор флавоноидов и антиоксидантов, Билл подсел к нему и разом воспрянул духом. Майк конспективно пересказывал содержание утренней пресс-конференции (вполголоса, так как вокруг собралось немало журналистов, просочившихся в кафетерий по гостевым пропускам).

– Что значит «жизнь»? – напористо шептал Майк. – «Жизнь» – значит метаболизм, голод в обеденный перерыв, Господи, хлеб наш насущный даждь нам днесь, вот что это значит!

Тут телевизор под потолком начал трансляцию пресс-конференции в Хьюстоне, и оба, подобно всем остальным, умолкли, подняли взгляды, слушая, что говорят крохотные человечки с экрана. Экзобиологи Космического центра Джонсона представили предварительный отчет: длина марсианских бактерий – примерно сто нанометров, таким образом, они крупнее ископаемых нанобактерий, предположительно обнаруженных в материале ALH 84001[88], однако мельче большинства бактерий земных; одноклеточные, состоят из протеинов и рибосом, а нити их ДНК составлены из обычных пар азотистых оснований – аденина, тимина, гуанина и цитозина.

– Родственнички, – объявил Майк.

В общем и целом, ДНК марсианских бактерий схожи с ДНК определенных земных организмов, наподобие архей Methanospirillum jacobii из бассейна реки Колумбия, а следовательно, те и другие вполне могли произойти от общего предка.

– Ну, точно, родственнички!

Весьма вероятно, детальный анализ митохондриальных ДНК позволит установить, когда произошло разделение.

– Разлучены в колыбели, – сострил кто-то из джонсоновских ученых, вызвав всеобщий смех.

На выступлениях с телеэкранов джонсоновцам приходилось не слаще, чем ученым из ЛРД. Спонтанное возникновение против панспермии, регулярная транспермия между Землей и Марсом… весь ворох имеющихся гипотез вывалили на головы зрителей разом, в полупереваренном виде, однако и это не помешает людям требовать ядерного удара, уничтожения Хьюстона, а заодно и Юты, дабы спасти мир от инопланетной заразы, от штаммов «Андромеда», от вымышленных инфекций – «ин-фикций», как, скаля зубы, выразился Майк.

Джонсоновские ученые вещали с экрана серьезно, торжественно, довольные тем, что оказались в центре внимания: капризы политики НАСА целиком отдали марсианский проект в руки ЛРД, взвалив одно из самых амбициозных начинаний в истории человечества на крохотную университетскую лабораторию, в то время как куча конкурирующих лабораторий, устроившихся, будто птенчики, в федеральном гнездышке, только и ждут возможности выклевать ЛРД глаза. Теперь к проекту наконец-то подключились группы экзобиологов из Джонсона и Эймса[89], и сцена больше не принадлежала одной ЛРД, хотя они, те, кто обеспечил доставку на Землю нашумевшего марсианского образца, не говоря уж о разработке и пилотировании предыдущих посадочных модулей, по-прежнему оставались штаб-квартирой проекта. Конечно, разделение труда принесло некоторое облегчение, но и без разочарования дело не обошлось – а как же, своего рода конец эпохи… однако сейчас, глядя в экран телевизора, Билл понимал: причина его тревог даже не в этом, а в чем-то другом.