Русский Моцартеум - Геннадий Александрович Смолин

«Тёртые калачи, – подумал я. – Всё чётко и в строгом соответствии с досье!»

Появилась прислуга дома Дуды – чопорная, худая женщина лет 45–50 и пригласила всех к обеду:

Стол сервирован скорее под лёгкий немецкий завтрак, нежели под основательный обед. Салатов было два вида и привычные фрукты, соки. Радовал глаз чайный сервиз из немецкого фарфора с расставленным традиционным набором для каждой персоны.

Трапеза прошла в молчании; звякали ножи, вилки, ложки, фарфор. Поскрипывали стулья, шелестели салфетки – это только усиливало напряженность мизансцены. Оглушительно щебетала и порхала канарейка в обширной клетке. Прислуга бесшумно обслуживала то одну персону, то другую, на мгновение зависая над одним гостем, затем над другим, что-то убирая, подставляя и ритуально следуя дальше.

Евгений и Ольга то и дело многозначительно переглядывались.

Дискуссия, зародившись после завтрака, как-то быстро погасла, сошла на нет. Выручили новостные программы по ТВ.

Ближе к вечеру меня проводили во флигель. Я не собирался здесь ночевать, а прилёг в кресло, чтобы поразмышлять о происшедшем. В голове была каша из происшедшего днём, какие-то выводы было сложно делать…

Вдруг раздался короткий стук в дверь, – и та, испуганно скрипнув, стала открываться. Я напрягся как перед прыжком, ещё не ведая, как вести себя дальше: кричать, бежать или давать отпор. С трудом узнал фигуру доктора Дуды на костылях. Мэтр подошёл к моему креслу и с трудом опустился в кресло напротив.

Обнаружив, что я не сплю, успокоительно махнул рукой.

– Мой друг, это не любители Моцарта, это фальшивые русские. Скорее всего – эмиссары неких тайных сил. Они в один голос похвалили мой фолиант «Богом данные». Говорят: вы создали, по сути, энциклопедию и настольную книгу Масонского братства, где Вольфганг Амадей Моцарт – центральная фигура. Столп… В общем, вам, герр Рудольф, надо срочно уезжать. Я тревожусь за вашу безопасность и жизнь.

Я признаюсь вполголоса:

– Герр Дуда, я заметил это невооруженным взглядом. И в свою очередь беспокоюсь за вас.

– А, пустое. Мне уже девятый десяток. Всё, что я задумал по Моцарту, я сделал. Давайте ближе к делу. Пока они спят, мы с вами всё обговорим, и вы рано утром попрощаетесь, скажете, что улетаете, скажем так, на отдых в Турцию. На пляжи Анталии…

Дуда оглянулся и перешёл на шепот.

– На самом деле, друг мой, вы можете заехать в Майнц, к Сильвии Кернер…Туда они не сунутся. Разумеется, если это укладывается в ваши планы и в ваш проект «Русский Моцартеум».

– Герр доктор, я всё это уже предусмотрел. У меня снят номер, взята напрокат машина. Потому будьте покойны.

– Хорошо, – кивнул Дуда и добавил: – Я вам покажу самый дорогой мой экспонат, связанный с великим маэстро…

Дуда подошёл к висящей на стене картине, приподнял её – там была ниша с вмонтированным сейфом. Герр Дуда открыл сейф, достал бумаги, предметы и бронзовую копию посмертной маски Моцарта и выложил всё на круглый стол. Подозвал меня, сам же подошёл к окну, и проверил тщательность драпировки.

– Так вот она какая, маска! – обрадовался я. – Даже не знаю, что сказать. Просто помолчу.

Я с интересом осмотрел бронзовую маску, выполненную с гипсового оригинала. Мы попрощались с Дудой. Я пообещал завтра подъехать к нему, чтобы попрощаться официально. Условия игры диктовали свои правила: чета Романцовых заслуживала этих реверансов.

Возвращаясь назад, к отелю, я перешёл по каменному мосту через реку Ампер и тут же заметил, что справа в кустах что-то шевельнулось. Послышался сдавленный голос:

– Рудольф…

Моя рука юркнула в карман и нащупала нож, я нажал на кнопку, и лезвие выскочило наружу. Хороший ножичек с Кавказа. Я привёз его с чеченской кампании. Нож, правда, был не слишком большим, но вполне надежным. Лёгкое нажатие кнопки и мгновенно вылетало острое лезвие, которое запиралось в раскрытом положении.

Голос из кустов произнес ключевое слово в пароле. Я замедлил шаг, остановился, будто собирался раскурить сигарету, ожидая привычный обмен условленными фразами.

– Назовите себя, – произнес я, не поворачивая головы.

– Виктор.

Я ждал. Он должен был назвать начальную фразу пароля, а я, соответственно, – заключительную. Вместо этого он снова застонал.

– Черт возьми!.. Да помогите же мне! Скорее. Я… я давно жду…

Послышалось что-то похожее на предсмертный храп.

Я не ответил. Опыт подобных эпизодов у меня уже был. Причём, профессиональные артисты не раз пытались заманить в засаду. Я вытащил нож и осторожно раскрыл его. В наше время кто угодно может разузнать моё имя или кодовую кличку, в отличие от паролей.

Так что я не собирался, очертя голову, бросаться в кусты, чтобы оказать первую помощь субъекту с незнакомым голосом.

Больше уже никто не пытался говорить – и вообще, ничего не происходило.

Я подошёл к отелю и по профессиональной привычке осмотрелся: никого и ничего подозрительного; подошёл к своему номеру. Тщательно и с особым вниманием осмотрел входную дверь. Известные только мне знаки подсказали, что в моё отсутствие никакие незваные гости ко мне не наведывались. Я мысленно посмеялся над собой за то, что принял такие меры предосторожности. В конце концов, я приехал как вольный человек. Вставив ключ в замочную скважину, я решил, что достаточно провозился с замком, отомкнул его и вошел. Как и предполагалось, внутри меня никто не поджидал. Убедившись в этом, я включил свет, сложил нож и упрятал его в карман. Затем вынул из-за голенища «дерринджер» 41-го калибра, который выпускался в США с 1866 года, и проверил его. Маленький уродец с отпиленным рылом, облегченный, с алюминиевой рамкой, слишком легкий, чтобы сдержать отдачу от стрельбы крупнокалиберными пулями, в особенности при быстрой стрельбе, но в данный миг я был рад и ему.

Я засек время по часам: семь минут девятого. Выжду еще пятнадцать минут, решил я: достаточно, чтобы они поняли, что я не поддамся на уловку (если это уловка), и достаточно, чтобы они убрались восвояси, но недостаточно, чтобы они успели изменить план и подстроить мне другую каверзу. Если же мой собрат по ремеслу, молодой человек, который, по словам Сансаныча, вряд ли сумеет долго у нас продержаться, и впрямь лежит там в кустах раненый, то тем хуже для него – раз он не назвал пароль, то будет ждать, пока я не сделаю всё как положено.

У нас напрочь вытравлено чувство взаимовыручки. Более того, ни один из нас не провалил операцию, помогая раненому товарищу. Таков наш кодекс чести. И мы ни на шаг не отступаем от буквы его текста. Инструкции на сей счёт крайне жёсткие. Сейчас, правда, я