Русский Моцартеум - Геннадий Александрович Смолин

– Где пить кофе, как не дома? Ты сам прекрасно помнишь мои слабости!

– Хорошая идея! Тем более, что ты, по-моему, одета для пикника. У тебя такое фантастическое платье!

Соня устало привалилась ко мне.

– Ты только и делаешь, что восхищаешься моим платьем, – Страсть, как хочу домой!

Мы приехали сюда на моём «ниссане», хотя он и уступал в благородстве её «мерседесу».

Переход от бурлящего ночного Берлина к тихим заснувшим улицам поразил своей внезапностью.

И вот мы приехали. Я остановил машину, заглушил мотор и выключил фары.

Меня с головой накрыла пьянящая волна прежней восторженности и влюбленности к Соне, но элементарная вежливость диктовала необходимость вести себя по-светски: хотя бы поцеловать фрау ручку. И я непроизвольно потянулся к своей спутнице. Соня, однако, отстранилась и покачала головой.

– Как тебе Михаил Глотцер? – спросила она. – Впечатляет?

Я едва видел ее чуть белеющее в сумраке лицо и устрёмленные на меня глаза.

– Что Глотцер?

– Мужчина, которого я тебе указала. Это Михаил Глотцер. Ведь это он тебе нужен, да?

– Пока позабудем об этом, Соня, – посоветовал я. – Нужно скрупулёзно разобраться в деталях, а в них, как говорят, прячется дьявол.

– Ты сказал, что у тебя другая, особая миссия, и я поверила тебе. Значит, ты охотишься за всеми теми, кто как-то сориентирован на артефакты великого Моцарта. Поэтому я и показала его тебе. Кстати, милый, ты немножко выдал себя. Совсем чуть-чуть. – Она облизнула губы-. Мне было… немного страшновато следить за тобой. Ты вдруг стал похож на заядлого охотника, только не на дичь, а на человека, как сказали бы англо-саксы, Menhanter…

Внезапно она свалилась ко мне в объятия, зарыв голову у меня на груди.

– Господи, почему мы не такие как все в Германии: благополучные бюргеры, муж и жена? Почему всё так разлажено и не обустроено? За что? Пусть тебе и впрямь нет дела до меня и наших былых отношений. Но если вдруг, вопреки этой дурацкой жизни, наши пути пересекутся, то я только зааплодирую в ладоши…

Да, чёрт возьми, Соня рассуждала совершенно трезво. Она то и дело ухитрялась попадать в самую точку. Я знавал немало профессионалов, которые потратили бы добрую неделю на то, чтобы выжать из меня столько сведений, сколько она выкачала за один лишь вечер. И самое забавное – чем больше она выведывала, тем сильнее я убеждался, что она именно такая, какой казалась. Какая-то девичья наивность и непосредственность в расспросах Сони заставили меня поверить, что все мои подозрения на её счет были необоснованны. Она была по-прежнему мне верна, потому что еще любила – по крайней мере, мне так казалось.

Вдруг она выпрямилась и уставилась в ветровое стекло.

– Что случилось?

– Ты до сих пор любишь меня, да? – внезапно спросила Соня в унисон моим мыслям. – Не притворяйся дурачком. Ты прекрасно понял, что я имею в виду. Я видела, как ты смотрел на меня там, в ресторане и казино. На свою холодную, как лёд, принцессу.

– Ты необыкновенно милая женщина, мой самый надёжный друг, Соня, – искренне признался я.

– Естественно, – мотнула головой моя фрау. – Беда только в том, что я терпеть не могу всех этих милых женщин, записавшихся в надёжные друзья.

– Особенно после того, как они тебя вышвыривали пинком под зад, – мстительно добавил я.

Соня хотела было вступить в перепалку, но потом вдруг передумала и ухмыльнулась:

– Что ж, может, я и в самом деле необъективна.

Она вздохнула и прильнула ко мне.

– Хорошо бы нам никогда не возвращаться туда. Интересно, сколько женщин говорили такие слова своим любовникам? – Чуть помолчав, она добавила: – Впрочем, ты вовсе не обязан говорить о том, что любишь меня. Мне нужно знать лишь одно… ты ведь будешь со мной нежен, да? Насколько… насколько позволили бы обстоятельства?

На эту тему мне тоже не очень хотелось распространяться. Поэтому я буркнул довольно грубо:

– Ты имеешь в виду – прямо сейчас?

Она испуганно взглянула на меня. Даже слегка зарделась. Потом рассмеялась:

– Нет, я совсем не то имела в виду, герр Рудольф, но раз ты хочешь…

У нас с Соней выдалась грандиозная ночь, как тогда, за несколько часов отлёта из Германии…Тогда, из-за той оргии любви, страстного желания обладать друг другом я чуть было не опоздал к рейсу в Москву…Мы не хотели расставаться тогда, но обстоятельства были выше нас…Теперь же всё было по-иному…Соня просыпалась и смотрела на меня широко раскрытыми непонимающими глазами, а я как заведённый: говорил, говорил, говорил…О том, какая она обворожительная, желанная. О том, что мы никогда не расстанемся – до гроба, до конца дней своих. О том, что у нас будет ребёнок – обязательно дочь, а назовём мы её Гертрудой…

XI. Доктор Гунтер Карл-Хайнц фон Дуда

«Лучше не жить вовсе, если не можешь оставить следов своего существования».

Наполеон Бонапарт

На другой утро я поднялся с твёрдой убеждённостью, что мне срочно надо отправляться в Мюнхен, в Дахау. К Гунтеру Дуде. И следующим утром я улетел в Мюнхен, снял номер в отеле Арабелла. Затем, приняв душ и отобедав, купил билет на электропоезд – S-Bahn, доехал до Карлсплац и пересел на S2, а на пятой остановке за Лаймом сошёл в самом центре Дахау. Меня встретил приятный современный кирпичный вокзал, привычный Макдональдс и указатель на Альтштат (старый город).

Центр города находился не слишком близко от вокзала, так что пришлось пройтись пешком, чтобы снять номер в отеле где-нибудь поблизости от центра Дахау. Заодно я взял напрокат автомобиль, небольшой «фольксваген».

Была середина лета, воздух оставался недвижим, но такого отчаянного пекла и всепроникающего сизого дыма, как в Москве, не было. Кругом – немецкий цивильный пейзаж, покой, порядок и чувство умиротворенности.

По пути следования мне повстречались несколько памятников, напоминающих о «славном» прошлом города, красивый фонтан с водопадом, живописный мост и набережные реки Ампер – притоке Изара, текущей с ледников Альп. Болотистые берега этой реки привлекали в город многочисленных художников романтической школы, чьи заунывные пейзажи любой желающий может лицезреть в Новой Пинакотеке (хотя, сходить туда стоит – ради небольшого собрания импрессионистов, экспрессионистов и прекрасных работ Каспара Давида Фридриха). Сейчас практически все болота осушены, и, глядя на поля вокруг берегов Ампера, трудно понять, что же так пленяло романтиков в Дахау в XIX-ом веке. Из конца улицы хорошо смотрелся высокий холм с расположенными на нём оборонительные стенами и частью древней крепости.

Приняв душ, побрившись и проглотив ужин, я поудобнее расположился на одной из