Русский Моцартеум - Геннадий Александрович Смолин

детектива. В них она была похожа на старшеклассницу. Я наблюдал, как она смешивала мне коктейль, и всё никак не мог понять, почему, когда я глядел на неё, у меня в горле возникала странная сухость, которую не могла бы вызвать сексапильная фрау Ольга Романцова, вышедшая ко мне в пикантном брючном костюме.

Тогда, уставившись на спину Сони, я проговорил:

– Совершенно забыл поблагодарить тебя за помощь, которая подоспела как раз вовремя. Что бы я делал без тебя в Мюнхене или здесь?

К моему удивлению, она передёрнула плечами, как будто я сказал что-то жёстокое и грубое. И резко повернувшись ко мне, крикнула:

– Хватит! Довольно выносить мои мозги!

– Да я не и не выношу.

– Сама знаю! Я поступила по-идиотски! – Теперь она заговорила тихо, едва слышно. – Ты думаешь, я этого не понимаю? Лучше бы ты взял с собой сюда зелёного юнца для подмоги. Уж он мгновенно научился бы врываться в дверь с пистолетом и нейтрализовать любого противника. Вот о чём ты сейчас думаешь, разве нет? Но я тебя не осуждаю. Только не надо вечно язвить!

– Я и не собирался язвить, – спокойно возразил я. – К счастью, всё получилось как нельзя замечательно. Никто не стрелял, трупов нет. И ты появилась в нужный момент.

Она подошла ко мне и передала стакан со льдом.

– Замечательно. Нас, ветеранов невидимого фронта, не так-то легко поджарить на сковородке. У нас железные кости и шкура как у носорога…

Теперь она уже была самой обыкновенной девушкой, а не психопаткой с комплексом неприятия мужчин. Немного удивленный, я не мог отвести взгляд от ее лица. Оно было бледным и решительным. Она сосредоточилась на своих действиях, стараясь не смотреть мне в глаза.

– Откинься на кровати чуть назад, я тебе сделаю классный массаж спины.

Я хотел только тронуть её слегка, как бы невзначай, но, похоже, в тот вечер мои лёгкие прикосновения ни к чему хорошему привести не могли.

Она тут же отдернула руку. И через мгновение отошла от кровати и как-то странно стала на меня смотреть. Её глаза округлились, и в них заплясали дерзкие искорки. Но я уже был на ногах. Правда, она бы опередила меня, если бы дверная ручка хорошо работала, а её пальцы не были скользкими. Оба этих обстоятельства дали мне фору, и я вмиг оказался рядом с ней. Я схватил ее за плечи и ногой захлопнул дверь. Она вдруг окаменела в моих объятиях.

– Не прикасайся ко мне!

– Перестань! Мы же решили покончить раз и навсегда с этими играми в недотрогу, не забыла?

– Пусти меня, – прошептала она. – Ну, пожалуйста.

Я отпустил ее. Она повернулась ко мне, стараясь не дотрагиваться до платья липкими пальцами.

– Извини, – тяжело дыша, прошептала она. – Я… просто дура. Истеричка. Всё уже прошло.

– Ну и хорошо.

– Это вполне естественная реакция, – продолжала она. – То есть ты тут ни при чём.

– Пусти меня, я пойду к себе, Рудольф. Пожалуйста!

– Ну конечно!

Она не шелохнулась.

– Чёрт побери! – прошептала она. – Ты же самый обыкновенный мужчина – ну, немножечко выше других. Да ты и не особенно-то джентльмен. То есть ты не гнушаешься так всё устроить, чтобы даже при выполнении задания легко можешь посягнуть на честь женщины – соблазнить её, взять силой – в общем, переспать… Задание! Да я же видела тебя в деле! Небось, также стонешь и корчишься от боли, как и все. Я слышала эти стоны. Не понимаю, почему… В тебе ничего выдающегося нет. И я не понимаю, почему все женщины… Рудольф!

– Да?

– Выгони меня. Открой дверь и вышвырни меня. Это простой психологический феномен. Ведь это же нечестно: заставлять меня стоять здесь и разыгрывать перед тобой целый спектакль.

В комнате вдруг стало тихо. Она слегка покачивала головой, глядя на меня. Потом шагнула ко мне – или я к ней, уже не помню, как всё произошло. Потом мы замерли.

Кто-то из нас рассмеялся, может быть, мы оба, не помню. Соня быстро повернулась ко мне спиной.

– Помоги-ка мне снять блузку и юбку, а то… а то, боюсь, разорвёшь его на несоединимые части.

Мне никогда не было так хорошо с ней, как сегодня. Как, пожалуй, в то знаменательное утро, когда я улетал из Берлина.

Проснулся я с обострённым чувством страха. Поначалу я мучительно вспоминал, что же я натворил. Ощущение было такое, что со мной произошло нечто провально-ужасное, неисправимое.

Я выпрямился в постели и огляделся. В номере я был один. Сонин след простыл. Когда она ушла – среди ночи, утром, – было неизвестно. Кое-как одевшись, я подошёл к зеркалу, взглянул на себя. Единственное, что в моём отражении мне понравилось, так это мой дерзкий взгляд, причёска и прядь с сединой.

– Герр Рудольф, к вам можно? – в дверь внезапно постучали, от чего я чуть вздрогнул.

– Господи, Соня!

Я подбежал к двери и распахнул ее. Она стояла, держа в обеих руках по пластиковому стаканчику с кофе: вполне здоровая и совсем не испуганная, в белой рубашке с коротким рукавом и светло-коричневых бриджах. Они были чистенькие и отглаженные. Если не считать этих бриджей, от которых надо сказать, она выглядела почти как девушка – привлекательной и вожделенной, а вовсе не сорокалетней женщиной – у меня вспыхнул огонь желания.

Она прошла мимо меня. Я закрыл за ней дверь. Когда я обернулся, она внимательно стала меня рассматривать.

– В чём дело, милый? – спросила она. – У тебя ужасный вид. Ты переживаешь запоздалый шок от случившегося вчера?

Она нахмурилась.

Господи, у тебя что – приступ угрызений совести или что-то в этом роде?

– Что-то в этом роде, – мрачно заметил я.

– Пей кофе и постарайся вести себя благоразумно.

Я смотрел на нее и размышлял о том, что события и люди всегда опровергают наши ожидания – в особенности люди.

– Ты знаешь кто? Ты бесстыжая, фройляйн!

– Конечно, – согласилась она. – А за кого ты меня принимал? Тебе-то и надо было только пролистать мой послужной список в Дойче Банке, и ты бы понял, что, если бы я не была бесстыжей фройляйн, я бы давно уже отправилась на тот свет. – Не бойся меня обидеть, милый. Как-нибудь я поведаю тебе историю своего первого брака. Это было ещё то испытание! Меня не так-то легко сломать. И то, что я могу участвовать в показах моды на самых престижных дефиле, вовсе не означает, что… – Она осеклась.

– Опять мы за старое, – ухмыльнулся я.

Засмеявшись, она сказала:

– Вчера… я много глупостей наговорила? Не относись к ним слишком серьезно,