Время – московское! - Александр Зорич

Содержимое погреба тоже пострадало. Ну а какими приятными и полезными качествами обладают разрушенные плутониевые БЧ?

Правильно, токсичностью и радиоактивностью.

Экипаж «Дьяконова» под началом горбоносого угрюмца кавторанга Торпилина действовал строго по инструкции. А именно сразу же опорожнил погреб в открытый космос. После чего «Дьяконов» совершил посадку на дальней западной оконечности космодрома Гургсар.

Из экипажа Х-крейсера были сформированы две ремонтно-восстановительные бригады.

Первая бригада производила наружный ремонт корпуса (попросту – заваривала дыру). Вторая же занималась дезактивацией внутренних помещений. Ребята в «Гранитах» третьей тяжелой модели расхаживали по коридорам «Дьяконова» и опрыскивали все, что видели, спецраствором.

С нашей верхотуры было отлично видно – «Дьяконов» стоит в громадной луже радиоактивной воды. На зеркальной, черной поверхности лужищи плавает салатового цвета пена. С каждой минутой лужа становилась все больше, а хлопья пены громоздились все выше.

Так вот… Хотя прогноз относительно «Дьяконова» был положительным и оставлять его на Глаголе никто не собирался, о погрузке техники и, главное, людей на Х-крейсер до времени не могло быть и речи.

Но что же делать, ведь времени на эвакуацию – в обрез?

Командование в лице уже знакомого мне генерал-полковника Долинцева вошло в наше положение и прислало на Глагол два ТДК. «От сердца отрываю!» – я так и представлял себе, как это говорит Долинцев, похожий на засушенного кузнечика (у которого уж точно никакого сердца нет). Да, не хотелось товарищам из ГАБ оставлять на погибающем Глаголе хитроумную научную аппаратуру клонов…

Я могу понять рвение товарищей из ГАБ.

Если от потери пары лишних флуггеров никто в нашем военфлоте – и уж тем более в нашей науке – особенно не пострадает, то потеря клонской научной машинерии может оказаться бомбой замедленного действия. А вдруг клоны в результате многолетнего изучения Апаоши оказались на пороге некоего неожиданного открытия, которое завтра перевернет все наши представления о войне?

Ведь Конкордия – она если в чем и слаба, так это в материальном воплощении идей. Особенно когда воплощать их нужно массово, в сотнях и тысячах экземпляров. А по части самих идеек, а также нисхождения оных в один-два-пять уникальных образцов, клоны и нашим дадут фору. Бывало, склепают чего-нибудь – наши спецы потом диву даются, как это энтли, с молотком и зубилом в руках, обогнали русскую науку на двадцать, а то и тридцать лет! Конечно, нужно быть идиотами, чтобы позволить Дунаю угробить все это богатство. Тем более что в условиях военного времени мы просто неимеемправа отставать от клонов хоть в чем-нибудь…

А ведь еще на Гургсаре находились и сами клонские ученые, и сдавшиеся в плен расчеты одного ракетного дивизиона ПКО… Им ведь тоже место нужно! Все эти люди были временно расквартированы в казармах, что располагались по левую руку от комендатуры. Их курировал не кто иной, как Ферван Мадарасп. Первые группы пленных, под охраной ребят Свасьяна, уже двигались к «Ивану Рубану», чтобы занять места в одном из танковых ангаров.

Кроме «Дьяконова», на летном поле космодрома Гургсар Х-крейсеров больше не наблюдалось.

Да оно и понятно. «Ксенофонт» и «Геродот» находились на орбите, готовые немедленно уничтожить любой клонский корабль, который рискнул бы выйти из Х-матрицы в окрестностях Глагола. На случай появления серьезной клонской эскадры был предусмотрен вызов дежурной авианосной группы с Восемьсот Первого парсека. Однако к подобной возможности никто всерьез не относился – и Колесников, и Долинцев были уверены, что у клонских адмиралов развилась «икскрейсеробоязнь» и они не рискнут сознательно подставлять свои крупные корабли под удары невидимых и неслышных убийц.

С воздуха космодром патрулировали «Орланы» и «Пираньи». Колесников опасался (и вполне небезосновательно) повторного появления джипсов. Да, первая партия летучих уродцев вела себя мирно и, набрав высоту в районе устья Стикса-Косинуса, вышла на орбиту, где была потеряна нашими радарами. Но кто знает, может, в таинственных недрах Глагола прячется кое-кто поопаснее? И, главное, поагрессивнее?

Насыщенная событиями жизнь космодрома Гургсар, а также близость Тани пробудили во мне спавший доселе дар красноречия. Я, упиваясь своей компетентностью, комментировал все, что видел. Я сыпал шутками. Я рассказывал истории из жизни и травил армейские байки. И главное, Тане все это нравилось! Мрачные мысли о судьбе остающихся на Глаголе людей мы с Таней в сознание не допускали. «Толку нет, одни расстройства», – как говаривала тетя Люба, буфетчица с «Дзуйхо».

– А вон там, Танюша, видите руины? Там располагался узел Х-связи… А в том госпитале я лежал после своих странствий вдоль каньона Стикса-Косинуса… У меня такие видения были – не пересказать. Настоящее путешествие героя по лабиринтам бессознательного. Тем более что с анестезией у них было как-то странно, доктора половину процедур проводили по принципу «грамотно зафиксированный пациент в анестезии не нуждается»… Пожалуй, моя жизнь теперь – она на две части делится. Жизнь до госпиталя. И жизнь после него.

– И какая из этих частей интереснее? – поинтересовалась Таня.

– Вторая – по сумме показателей – интереснее. Я увидел столько… незабываемого! Познакомился в вами… С Иваном Денисовичем…

Я говорил все это, не сводя восхищенного взгляда с правильного Таниного лица. Я любовался линией ее скул, матовой белизной кожи, даже свежим порезом, оставшимся на ее щеке после нашего бегства из Колодца Отверженных на катамаране… Выражение Таниных глаз было, как всегда, мечтательным и вдохновенным. Как вдруг ее царственные брови сошлись вместе и лоб прорезала озабоченная складка.

– Саша, посмотрите, что это с ним?

– С кем?

– С Х-крейсером!

Я нехотя поглядел в окно. Ну что там в самом деле может быть с Х-крейсером? Около получаса назад обе бригады покинули корабль в кузове универсальной ремонтной машины, ее ни с чем не спутаешь благодаря двум паучьим лапам сварочного аппарата.

Однако Таня была права.

С «Дьяконовым» действительно что-то происходило.

Он закутался в зыбкое марево желтоватого колеру и издавал звук, похожий на тысячекратно усиленный свист кипящего чайника.

Желтый туман бежал вихрями, над вытянутой тушей «Дьяконова», как оводы над пасущейся коровой, вились белые искры. Звуки становились все громче. Жестяной короб нашей наблюдательной шайбы мелко задрожал.

– Он что… взлетает? – спросила Таня.

И вдруг я понял: да, он действительно взлетает. Просто я никогда не видел взлет Х-крейсера с такого расстояния и с такого ракурса.

Но кто принял решение о взлете без экипажа?

«Неужели боевая тревога?!» – стучало набатом в моем мозгу.

Мне вдруг стало очень тревожно. Происходило что-то неправильное, ужасающее.

– Давайте спустимся в штаб. Умоляю, быстрее, – прошептал я.

Штаб пребывал в прострации.

В зале было тихо, но тишина была именно такой, какой она бывает, когда два десятка изумленных людей пытаются делать вид, что ситуация под контролем, дабы не создавать паники.

Один лишь Колесников, краснолицый и свирепый, как дикий вепрь, не считал нужным скрывать свой гнев. Напротив, он метал громы и молнии.

Остальные стояли, едва не прилепившись носами к оконным стеклам. Правда, смотреть было особенно не на что – взлет «Дьяконова» уже состоялся.

– Вы можете дать четкий и однозначный ответ, кто именно находится сейчас на борту? – допрашивал Колесников капитана третьего ранга Грачинского. Он командовал ремонтниками и дезактиваторами, которые работали на «Дьяконове» и невесть почему только что вернулись с летного поля.

– Я троих только видел… Инженера Тилля, Х-оператора Епифанова и навигатора Нушича.

– Троих?

– То есть нет, четверых. Еще там был Иван Денисович.

– Индрик?

– Да, – кивнул Грачинский.

– Вы уверены насчет Индрика?

– Конечно, уверен. Как я могу быть не уверен?..

– И на каком же основании вы пустили этих товарищей на борт Х-крейсера?

– Но на каком же основании… я… простите пожалуйста… мог их не пустить?

– Вы что, товарищ Грачинский, издеваетесь? Ремонтная бригада подчиняется либо командиру корабля, либо…

– Прошу меня извинить, Демьян Феофанович… Я совсем забыл… Торпилин был пятым…

– То есть их все же было пятеро? – багровея, спросил Колесников.

– Да. Пятеро.

– Что у вас в школе по арифметике было, товарищ капитан третьего ранга? Сначала трое, потом четверо… Теперь уже пятеро… Я сейчас еще что-нибудь у вас спрошу, и окажется, что их было десятеро!

– Не серчайте, Демьян Феофанович… Волнуюсь я очень… И за ребят волнуюсь… И вообще… Не понимаю я, что происходит…

В отличие от Грачинского я уже начал понимать, что происходит. Только боялся признаться себе в этом.