Время – московское! - Александр Зорич

– И все-таки мне в корне не нравится такая постановка вопроса, – буркнул Колесников.

– Мне тоже. И тем не менее мы – вы и я – должны что-то решить.

– Да что мы в принципе можем решить?

– Мы можем, к примеру, раздробить Дунай. При помощи калифорниевых ракет, – предположил Индрик.

Шустро семеня коротенькими ногами, Константин Алексеевич Двинский прошествовал к ближайшему столу, где стоял распахнутый планшет, по-видимому, беспризорный, и принялся быстро-быстро стучать по клавиатуре узловатым пальцем.

– Да вы что, шутите? – спросил Колесников.

– Ничуть! Это решило бы массу проблем. Во-первых, остановило бы превращение Глагола в астероидный рой джипсов. Во-вторых, сохранило бы в целости гипотетические комплексы эсмеральдитовых масконов… Мы помогли бы Великорасе сохранить мировоззренческое статус-кво! Ведь никто не знает, во что превратится эта война, если обе воюющие стороны вдруг перестанут верить в свои идеалы!

– Не получится… Ничего не получится! – не отрываясь от планшета, провозгласил Двинский.

– Уверены?

– Я только что просчитал. Мощности всех имеющихся в нашем распоряжении калифорниевых боеголовок недостаточно! Мы не сможем гарантированно расколоть Дунай. Разве что повредим его. Так сказать, поцарапаем!

– А если взрывы будут внутренними? Расколем? – настаивал Индрик. – Ведь у Дуная обычная геологическая структура? Твердая кора, жидкое ядро?

– Для успешного разрушения планеты Дунай посредством внутреннего взрыва будет достаточно калифорниевого боекомплекта любого из наших Х-крейсеров. Тут я и в уме посчитать могу, – отвечал Двинский. – Но взрывать надо на границе ядра и мантии.

– Да как вы вообще себе это представляете, Иван Денисович? – нервно бросил Колесников. – Чтобы осуществить подземные взрывы, да еще в районе мантии, нам пришлось бы пробурить несколько десятков шахт глубиной в сотню, а то и в сотни километров! Однако за оставшиеся до импакта сутки осуществить весь комплекс мероприятий нереально! Мы не располагаем ни временем, ни ресурсами! Поэтому мой вам совет, товарищ Индрик: забудьте про эти самые хронотопы.

– Хрононы, – поправил Двинский.

– Да, хрононы. И масконы. И про ретроспективную эволюцию забудьте. Не наше это с вами дело. Пусть катастрофами вселенского масштаба занимается Господь. У него для этого должны быть и силы, и средства! Наша же задача – эвакуировать отсюда людей и, по возможности, самые ценные трофеи. Остальное пусть хоть в огне горит. Уверен, глядя на Глагол из иллюминатора кают-компании с рюмкой хорошего коньяка в руке, вы признаете мою глубинную правоту…

– Я сомневаюсь, что смогу наслаждаться коньяком, глядя на то, как в огненном аду будет гибнуть без малого тысяча русских людей, – отчетливо выговаривая каждое слово, сказал Индрик и посмотрел на генерал-майора в упор. Его взгляд был как удар кинжала. Колесников взгляда не выдержал и отвел глаза.

– Как? Как вы сказали? Тысячи русских людей? – оживился Двинский. – Насколько я понимаю, вы имеете в виду те гипотетические лагеря военнопленных, о которых предупреждали мои коллеги со станции «Рошни»?

– Почти. Только с позавчерашнего дня эти лагеря вовсе не гипотетические. Теперь мы знаем точно, где они расположены, – объяснил Индрик.

– Ну что же, Иван Денисович, сказал «а», говори и «б»! – Колесников, как всегда внезапно, перешел с Индриком на «ты» и, обращаясь уже к Двинскому, продолжил: – Сидят в этих лагерях, товарищ академик, вовсе никакие не военнопленные. Точнее, бывшие военнопленные. А с некоторых пор – бойцы Добровольческой Освободительной Армии. Коротко – ДОА. От кого бойцы этой армии будут освобождать Сферу Великорасы? От чоругов? Как бы не так! От нас с вами! Таким образом, бойцы ДОА есть по определению предатели нашей Родины. Отребье и человеческий мусор!

«Ничего себе масштабы! – ужаснулся я. – Впрочем, Мадарасп говорил мне когда-то о двух тысячах… Выходит, всего в два раза приврал? Для клона – считай аптечная точность… Тысяча человек предателей! Да откуда столько? Гипноз? Шантаж? Влияние Глагола? А ведь скорее всего!.. Ничего не скажешь, на славу потрудились коллеги майора-воспитателя Кирдэра…»

Тем временем Колесников не сбавлял оборотов.

– Бойцы так называемой ДОА предали нас и наше дело, – продолжал генерал-майор прокурорским голосом. – А значит, мы не несем ответственности за их жизни. Точно так же, как мы не несем ответственности за жизни обитающих на Глаголе манихеев, букашек и таракашек, мартышек и орангуташек. Я не вижу никаких причин сожалеть о предполагаемой гибели этих людей!

– А вот я причины вижу, – спокойно парировал эти гневные филиппики Иван Денисович. – Во-первых, предатель Родины – это категория не моральная, а юридическая. Предателем Родины солдата может признать только суд. И разбираться с каждым конкретным солдатом нужно индивидуально, принимая в расчет все его обстоятельства, состояние здоровья и многое другое! С привлечением соответствующих документальных материалов! К слову сказать, после захвата Гургсара в нашем распоряжении теперь эти материалы есть… Так что с предателями Родины вы погорячились. А во-вторых, и это важнее, мы с вами – русские. Основной же императив нашей культуры, ежели кто запамятовал, состоит в сохранении, преумножении и защите всего русского в Сфере Великорасы. Являются ли бойцы армии ДОА предателями или нет – в данном контексте не важно, ведь они являются русскими. И это последнее обстоятельство перевешивает все остальные.

Колесников отреагировал нескоро – он сидел, уронив свою тяжелую голову на руки. Затем генерал-майор издал сдавленный стон. И наконец, повернувшись к Индрику, сказал изменившимся, глухим голосом:

– Все это я понимаю, Ваня… Насчет русских… Как надо понимаю… Но сделать мы ничего не можем. Разве только сгореть вместе с ними. Ты же видел, где эти лагеря! Какие там натриевые гейзеры, гросы… Там ни один флуггер не сядет!.. Вертолет… Бэтээрам по бездорожью туда идти сколько? Сутки, двое? Вот и остается нам одно: действовать быстро и прагматично… Спасать свои шкуры… Трусами быть… и подлецами.

– Что же, товарищи… Значит, будем уповать на научную недоброкачественность теории эсмеральдитовых масконов, – неожиданно подвел итог дискуссии Двинский. – А также и на то, что товарищ Локшин ошибся в расчетах и Дунай пролетит мимо.

В штабе было душно, многолюдно и вдобавок накурено.

Офицеры, ответственные за эвакуацию, в поте лица отрабатывали свой горький хлеб. Остальные, так сказать, сидели на чемоданах.

Среди этих последних были и мы с Таней.

Чтобы не путаться под ногами, мы облюбовали стеклянную шайбу наблюдательного павильона.

Мы стояли у окна, наблюдая за жизнью космодрома. Над головой трещали по швам многоцветные небеса Глагола с символичным серпом рокового Дуная над горизонтом, под ногами копошились жуки-тягачи и козявки трех военных цветов: хаки, серый, черный.

Я всегда считал себя человеком действия, предпочитающим, чтобы события происходили со мной лично. Но в тот день пассивное наблюдение доставляло мне какое-то особенное, ни с чем не сравнимое удовольствие.

Мысли о надвигающейся катастрофе придавали окружающим нас пейзажам и военно-бытовым сценам на летном поле дополнительный, «неучтенный» шарм. Когда я думал о том, что совсем скоро Глагол превратится в астероидную армаду джипсов, даже приземистые серо-коричневые кряжи вдали переставали казаться мне убогими уродцами… Я даже начал испытывать к обреченной планете нечто вроде тихой нежности. Это как в лирической поэзии – самыми красивыми поэтам всех наций кажутся цветущие сады. Почему? Да потому, что за день облетают…

На космодроме было жарко.

На летном поле, напротив дороги, ведущей на космодром через живописный хутор разновеликих топливных хранилищ, стояли под погрузкой два танкодесантных корабля – «Иван Рубан» и «Цезарь Куников». К обоим тянулись хлопотливые хвосты очередей – боевая техника, трофейное оборудование на грузовиках и платформах, экипаж загубленного «Вегнера», две роты охраны «осназа Двинского»…

Танкодесантные корабли прибыли на космодром четыре часа назад – после того, как Колесников запросил помощи у Долинцева. После обеда мы с Таней наблюдали величественную картину их посадки.

Без заемных ТДК теоретически можно было обойтись, как обходились мы без них раньше. После потери «Вегнера» транспортные возможности нашей эскадры несколько сократились. Но ведь и техники у нас стало меньше, и людей мы потеряли в боях под сотню!

Но примерно в то же время, когда мы наблюдали вылет джипсов из морской пучины, Х-крейсер «Дьяконов» подорвался на мине.

Х-крейсер, само собой, получил большую пробоину. Но, главное, в результате взрыва был поврежден оружейный погреб № 5, где в этом походе хранились плутониевые боевые части для торпед.