Необыкновенные приключения Синего человека - Луи Буссенар

— Три миллиона! — дрожащим голосом повторила мадам Обертен.

Она подошла к ящику и, даже не сняв перчатки, зачерпнула полную горсть желтого песка. Камешки сыпались сквозь пальцы, падали на пол. Но Аглая не замечала ничего, а лишь повторяла как зачарованная:

— Три миллиона! — И ни слова признательности, ни слова благодарности тому, кто доставил ей такое неслыханное богатство.

«Да, — подумал торговец колониальными товарами, глубоко опечаленный бесчувственностью своей жены, — госпожа Обертен, урожденная Аглая Ламберт, ничуть не изменилась. Кукла, алчная и равнодушная кукла».

Однако в эту минуту, словно услыхав мысли Феликса, мадам Обертен опомнилась и воскликнула:

— Друг мой!.. Мой милый Феликс! Ты лучший из мужей! Ах! Как я в тебе ошиблась!

«Дьявол! Вот тебе и раз», — подумал парижанин, смутившись.

— Дай расцелую тебя!

И, не выказывая ни малейшего отвращения, ни мгновения не колеблясь, она бросилась на шею мужу и дважды крепко поцеловала его синюю физиономию.

«Можно себе представить, как она отвернулась бы от меня, вернись я нищим! Вот уж истинно: все покупается!»

— Что же мы будем теперь делать? — спросила Аглая после запоздалого проявления чувств.

— Как можно скорее поедем в Париж вместе с моими друзьями.

— Твоими друзьями?

— Двое бравых моряков и мальчик. Они прошли со мной через все испытания. Этим благородным сердцам я обязан всем: и нашим состоянием, и собственной жизнью.

— Прекрасно! А что же в Париже?

— Продадим золото. Я разделю деньги между всеми нами. Будем жить на ренту[433] с капитала, полученного таким скорым и таким опасным путем.

— Великолепно!

— Но ты ничего не рассказываешь о Марте… об отце, о маме, о твоих стариках.

— Все здоровы, спасибо! У малышки был коклюш, но теперь она выздоровела. Я два раза в день водила ее на процедуры. Она подросла, но по-прежнему очень медлительна, точно как ты, прости за откровенность.

— А обо мне она говорит?

— Она нервничает.

— Бедный ребенок!

— Ну, ладно! Так мы едем?

— Как? Прямо сразу, даже не отдохнув?

— И ты хочешь, чтобы я отдыхала! Ты меня плохо знаешь. Разве я когда-нибудь устаю?

— Есть поезд в девять тридцать две.

— Годится! Закрой ящик, а то я окосею, глядя на него. А что это за камешки там?

— Кварц попадается. Мы вынуждены были работать очень быстро, надо было торопиться. Некогда выбрасывать. А почему ты спрашиваешь?

— Потому что они ничего не стоят, а место занимают.

— Тут уж я ничего не могу поделать!

«Вот это аппетит! Ненасытная утроба! И это после того, как оказалась без су!» — отметил про себя Феликс.

Закрыв лицо платком и надвинув на глаза капюшон плаща, Синий человек почти бегом покинул отель «Фраскати», сел в экипаж, который окружными путями доставил его на вокзал, и ввалился в купе спального вагона.

Жан-Мари, Беник и Ивон тоже сели в этот состав, но предпочли купе, где можно было свободно разговаривать и не запрещалось курить.

Пассажирский поезд медленно, к великому неудовольствию нетерпеливой мадам Обертен, вразвалочку тронулся с места.

В Париж!

Чтобы кое-как скоротать время, бакалейщик рассказывал жене о невероятных приключениях, опасностях, неожиданных спасениях и, кажется, сумел заинтересовать ее.

Прибыв в Париж, они тут же отправились на улицу Ренар. Все магазины были закрыты. Перед глазами Феликса все еще стояли величественные картины бразильской природы: первозданные леса, исполинские деревья, божественные цветы и палящее солнце. Его физиономия приняла кислый вид. В этой клоаке[434] Феликс провел худшие дни своей жизни.

Ящики затащили в квартиру. Моряки с грехом пополам устроились в комнатах, некогда принадлежавших служащим фирмы.

Обертен вынужден был извиниться, он уверил друзей, что это ненадолго. А потом, утомленный бессонной ночью и путешествием в поезде, крепко заснул.

На следующее утро он проснулся с трудом. Самочувствие было отвратительное. Все та же одышка, та же слабость. И увы! Прежняя синева.

Хлопнула дверь. Этот короткий и, как ему показалось, нервический звук заставил путешественника вздрогнуть. Мадам Обертен ушла рано утром и теперь вернулась, приведя с собой двух незнакомцев, аккуратно одетых и исключительно вежливых.

Последовало представление:

— Месье Лозьер, горный инженер… Месье Леви-Браун, банкир.

— Торговец золотом, — уточнил второй.

— Мой муж, месье Обертен.

Пока вновь прибывшие с ужасом вглядывались в лицо хозяина лавки, мадам Обертен продолжала тараторить:

— Сегодня утром я отправилась к месье Леви-Брауну и предложила ему купить наше золото по рыночному курсу…

— Это прекрасно, но…

— Все будет оплачено и оформлено как положено. Вексель, банковские бумаги…

— Но…

— Месье Леви-Браун хотел бы сначала увидеть золото, взять его на анализ, чтобы установить пробу. Этим займется месье Лозьер. Однако, господа, надеюсь, вы не станете возражать, если экспертиза будет проведена и в другом месте. Поймите, я должна быть уверена. Дела есть дела, не так ли?

Мужчины вежливо поклонились. Тем временем мадам Обертен дрожащей рукой принялась открывать первый ящик.

Инженер подошел, склонился над ним, зачерпнул горсть песка, мгновение изучал его и наконец, подняв глаза на присутствующих, спросил:

— Скажите, содержимое остальных ящиков такое же, как и этого?

— Абсолютно! — отвечал Феликс. — Да вы можете сами в этом убедиться.

Мадам Обертен открыла остальные три ящика. Вид у нее все еще был решительный и деловой, но тень беспокойства пробежала по лицу.

Инженер наугад зачерпнул пригоршню из каждого ящика, потер, едва ли не понюхал и покачал головой.

— Месье! Почему вы молчите? — вскричала женщина, и голос ее дрогнул.

— Дело в том, мадам, что я не решаюсь сообщить новость, которая вряд ли обрадует вас.

— Как! Вы хотите сказать, что это золото…

— Но это не золото. Это слюда.

— Слюда… слюда… слюда!..

— Каждый из этих ящиков стоит не больше двухсот франков!

— Однако, месье, это невозможно! Вы… Вы… лжете! Посмотрите! Посмотрите же! Это золото, привезенное из Бразилии… Это все наше состояние… Скажите, месье, ведь это золото, не так ли? Это должно быть золото! Я так хочу!

— Я принес с собой реактивы[435], но уверяю вас: это бессмысленно. Видите ли, даже несмотря на блеск, который хоть отдаленно и напоминает золотой, эту породу легко отличить от золота. Ошибки быть не может. Опытному глазу все ясно. Быть может, в этом песке и есть незначительные вкрапления драгоценного металла. Если желаете, могу взять на пробу немного образцов и провести более скрупулезный анализ. А что касается самородков, то сомнений быть не может — это всего лишь слюда.