История Смотрителя Маяка и одного мира - Анна Удьярова

бы быть младшим студентом Университета – да и то, меня наверняка бы довольно быстро отчислили за неорганизованность и лень. И я пришёл не как принц.

«Я пришёл как тот, кто появляется на сцене балагана в чёрном плаще и маске. Как тот, кто всё разрушает в последнем акте. Как тот, кто вонзает нож в спину», – мрачно подумал принц, заразившись театральностью своих новых приятелей.

– Как скажешь, Таэлир, – отозвался Голари.

Накормив кота, он принялся готовить обещанную тирену: засыпал побольше тиренового порошка в железный ковш, положил корицы и сахара, залил водой и поставил на огонь. Принц наблюдал за действиями Первого советника и ощущал, как его решимость тает, рассыпается в прах, столкнувшись с образом реального человека. Человека, который кормит кота и готовит тирену. Может быть, это и не Первый советник вовсе – может быть, в сумерках принц перепутал дом…

Действовать надо было решительно. Но Таэлир не успел перейти в наступление – Голари спросил, помешивая закипающую тирену:

– А на какой факультет ты хотел бы поступить?

Принц на мгновение растерялся. Потом вспомнил то, о чем он много раз думал:

– Факультет Звёзд и Светил. Я прочитал все книги про звёзды, которые были в Королевской библиотеке. Но отцу никогда не говорил – он сказал бы, что это занятие для поэтов или дураков. С такой мудрой улыбкой, знаете? Я ненавидел эти его слова. И улыбку. И поэтому не говорил.

В кухне разлился ни с чем не сравнимый сладко-горький аромат тирены, и Голари снял ковш с огня и оставил его немного остыть.

– Не могу назвать себя специалистом в этом вопросе, – сказал он, – но, общаясь со студентами, я с огорчением замечаю, как часто родители считают себя вправе указывать своим детям, что делать, и, без тени сомнения, брать на себя смелость править рукописи чужих жизней только на том основании, что волей случая у них в руках оказался ключ от книжного шкафа.

Принц кивнул, внимательно посмотрев на Голари.

Вот если бы у него был такой отец. Умный и понимающий. Мог бы стать, кем угодно. И поступить в Университет. Как мило, вот уже выбираешь себе нового отца взамен убитого, да?

Пока профессор разливал тирену по маленьким фарфоровым чашкам, Таэлир решился.

– Лори Голари, я пришёл к вам как сознательный подданный к человеку, ответственному за безопасность моего короля, с важным сообщением, касающимся угрозы жизни правителя, – выпалил он. – Но сначала обещайте, что никому не скажете о том, что я приходил.

Голари нахмурился. Вот, значит, как…

– Я не могу ничего обещать, не располагая достаточной информацией, – холодно отозвался Первый советник. – Это может нарушить мои обязанности или законы Шестистороннего, что для меня неприемлемо.

Теперь было ясно видно, что это именно Первый советник – хоть и такой, над которым посмеивались и шейлиры, и коллеги из Университета, но всё-таки честный и добросовестный служитель Шестистороннего.

– А когда король погибнет из-за вашей щепетильности, вы это будете говорить себе? – ядовито поинтересовался принц.

– Я тебя не понимаю, – ещё более холодно ответил Голари, поставив на стол чашку с тиреной.

Чтобы не было заметно, как дрожат руки. Чтобы не было видно, как Первый советник, защитник короля, опора законности Шестистороннего, умирает от страха в своём собственном доме. Этот мальчишка действительно приносит беду. Похож на выпавшего из гнезда воронёнка, который своими криками привлекает всех окрестных кошек.

Он не согласится. Ни за что не согласится. Что же мне делать? Он моя последняя надежда. Неужели придётся идти к Малуму? Или к отцу? Нет, они не поверят.

– Я прошу вас, лори Голари, поверить мне. Потому что это был мой единственный план, и, если он не сработает, я не знаю, что делать. Отец никогда не поверит мне. Он не воспринимает меня всерьёз, – в отчаянии пробормотал принц, понимая, что теперь у него не осталось даже маски сознательного подданного.

Голари долго сидел, молча рассматривая чашку с остывшей тиреной. Сервиш благосклонно запрыгнул к нему на колени, как будто пытаясь подбодрить своего человеческого друга.

– Если ты не определился, просишь ты или требуешь, будь готов, что не получится ни того, ни другого, – профессорским тоном сообщил Голари, почёсывая мурчащего Сервиша.

Принц быстро взглянул на Первого советника. Осторожно взял в руки едва тёплую чашку с тиреной и сделал глоток, ощущая её сладковато-дымный вкус. И кивнул, признавая поражение. Странно, что он ничего не знал об этом человеке, который так часто бывал во дворце отца.

– Но я согласен. Я обещаю, что никому не скажу, что узнал это от тебя, – невозмутимо продолжил Голари Претос, – так что говори, что ты должен мне сказать.

Не сознательному подданному. Не принцу. А тому, кто годится ему в сыновья. Тому, кто запутался. Тому, кто не знает, что делать.

Принц удивлённо посмотрел на Первого советника.

– Но это… это нелогично! – изумился он.

– Если хочешь поговорить со мной о логике, сначала прослушай хотя бы краткий прикладной курс профессора Риглина, – усмехнулся Голари.

Таэлир улыбнулся в ответ. Неважно, почему, но профессор согласился. И откуда-то возникла уверенность в том, что всё устроится хорошо. Но, как уже позже понял принц, это был всего лишь заглушающий звуки мира шум от камня, который упал с его сердца.

Принц рассказал всё, что не касалось его уличных приятелей. И снова убедился в том, что ни Малум, ни отец ему бы не поверили: со стороны звучало как настоящая провокация. Но Голари не стал расспрашивать подробности, только кивал и мрачнел.

А потом они долго говорили о звёздах: профессор Голари поведал несостоявшемуся студенту всё, что слышал о последних наблюдениях и небесных открытиях от коллег из Астрономической башни. А когда Первый советник вышел проводить своего гостя в сад, звёзды уже вовсю сияли на тёмно-синей, в масштабе один к одному, карте ночного неба.

Вернувшись и допивая холодную тирену, Голари в первый раз почувствовал смерть на кончиках пальцев. Что-то огромное, невидимое и неизбежное наполнило его, постепенно вытеснив всего Первого советника. Он стал почти что чистым знанием – и не профессору было об этом жалеть.

Сервиш, словно чувствуя, что его друг исчезает, уселся на колени Голари и не покидал его весь остаток ночи. Человек и кот сидели в темноте, сдавая фамильный дом Претосов в полное владение коменданта весеннего времени, генерала всех невидимых существ, неизменно захватывающих мир с наступлением тепла. И только Сервиш иногда проявлял бдительность и поводил ушами – когда слышался писк мыши под окном или большая бабочка, залетев в комнату на втором этаже, не сразу могла найти выход и несколько раз ударялась о стекло, заставляя Голари вздрагивать в мучительном резонансе.

Утро Дня хорошей погоды выдалось пасмурным. В серых облаках, скрывающих раннее весеннее солнце, собирался дождь. Голари любил такую погоду весной и летом