Живое Серебро - Anne Dar

– Везунчик. Мне никто ничего не объяснял… – отвернув свой взгляд назад на панораму города, я едва уловимо вздохнула.

Он вдруг взял мою ближайшую к нему руку своими обеими руками, что заставило меня одарить его удивлённым взглядом:

– Я хочу этого. Хочу быть твоим рабом.

– Ты не понимаешь, о чём говоришь.

– Ошибаешься. Я в полной мере отдаю отчёт своим словам, мыслям, чувствам и желаниям.

– Вовсе нет. Ты такой же новообращённый Металл, как и я, а значит, твои эмоции сейчас не принадлежат тебе…

– Я хочу этого, Катохирис. Хочу ощущать то же, что и ты ощущаешь сейчас. Зацикли меня на себе. Подари мне это бесконечное рабство.

На несколько секунд я затаила дыхание и замерла, переваривая услышанное и пытаясь понять своё отношение к столь странной просьбе: подарить ему?.. Бесконечность?.. Рабство…

Медленно забрав свою ладонь из его рук, я со значением провела ею по вороту его костюма и, едва уловимо наклонив голову вбок, наконец отстранив руку и ничего не сказав, направилась в сторону спальни.

Он бесшумно последовал за мной.

Когда этот крупный Металл остановился спиной к кровати, я аккуратно подёргала его галстук, таким движением сказав ему раздеваться самостоятельно. Он начал снимать с себя одежду, а я, подождав несколько секунд, подхватила марафон. Когда он сел на кровать абсолютно голым, я вышла из своего сброшенного на пол комбинезона, подошла к нему, села на него, обхватив ногами его могучий торс, и начала медленные движения бёдрами. Я прекрасно понимала, что́ именно́ я совершаю, и всё равно не сомневалась в своих действиях и не остановилась. Я поступила так с этим парнем, дала ему зациклиться и стать эмоционально зависимым, совершенным рабом своих чувств. Я поступила с ним так, как со мной поступил Платина, с той лишь значительной разницей, что в отличие от меня, Астуриас сам выбрал тот путь, который ни за что бы не выбрала я – путь зацикленности, зависимости, рабства. Каждый в ответе за свой выбор и свои действия – я сама пошла за Платиной, а Свинец сам пришёл ко мне, – однако именно Платина сотворил виток, в конце концов приведший всех нас в болото.

ЧАСТЬ 4

ПУТЬ СВОБОДЫ

Глава 65

Пятнадцать лет, как я в рабстве у Платины.

Что я узнала за эти пятнадцать лет? Многое. Например, то, что зацикленность Металлов беспрекословна и жестока, и что зацикленные Металлы безапелляционно являются рабами своей зависимости. Моё состояние всё так же плохо, как и полтора десятилетия назад – я ненавижу Платину и одновременно не могу без него обходиться. Сравнимо с нуждой в воздухе. Просто все нуждаются в чистом воздухе, а я – в грязном. Впрочем, нет, всё не точь-в-точь так же плохо, как было изначально – всё стало ещё хуже, потому что с каждым годом я как будто всё глубже и глубже утопаю в трясине надежды на получение от своего владельца хотя бы мимолётный взаимный ответ если не на мою зависимость, тогда на мои мучения. Но Платина непреклонно жесток и безжалостен: он отдаёт мне ужасные приказы, и я, не в силах ему отказать, безоговорочно исполняю каждый из них. За все эти годы он ни разу не захотел меня физически – наш единственный секс, прочно поработивший меня, так и остался единственным, – и все его приказы до сих пор связаны исключительно с убийствами. Все мои надежды на то, что он хотя бы раз посмотрит на меня, как на женщину, а не как на киллера, хотя бы чуть-чуть смягчится и образумится, всякий раз с предсказуемой неизбежностью разбиваются о скалы реальности. Эта безответная любовь не просто растерзала меня за эти полтора десятилетия – она сделала из меня монстра. Теперь я с лёгкостью убиваю ради Платины или из собственного желания, и при этом не чувствую совершенно ничего: ни сомнений, ни жалости, ни сожалений. Я как будто незаметно для себя, в неизвестный мне временной отрезок своей многострадальной жизни совершила эмоциональное самоубийство и теперь живу трупом, реагирующим только на один вид боли – боль от зацикленности. По истечении пятнадцати лет я с ужасом начала ощущать треск хребта моей гордости: ещё в самом начале этого кромешного кошмара жалость Платины была бы мной расценена за неприкрытое оскорбление, но сейчас, спустя полтора десятилетия беспрестанных душевных мук, я не прочь даже такой жалкой жалости, какую я испытываю по отношению к Свинцу, но Платина не расщедривается даже на ничтожные крошки…

Я делаю больно Свинцу. Моё презрение к нему выработалось само собой, и с каждым годом это чувство становится только устойчивее. Я понимаю, что обращаюсь с ним так же, как Платина со мной – как с ненужной побрякушкой, – с той лишь разницей, что Платина использует меня исключительно в качестве киллера, а я использую Свинца исключительно в качестве сексуального партнёра. И вот в чём парадокс этого напрочно замкнутого треугольника страданий – из-за собственной боли я не могу заставить себя прекратить причинять боль другому: Платина вынуждает меня убивать людей, и для того, чтобы на несколько часов забыться и полностью абстрагироваться от ужаса, который представляет моя жизнь, я призываю или впускаю в свою спальню Свинца, жаждущего моего внимания и тела не меньше, а может даже и больше, чем я жажду внимания и тела Платины. Я должна бы испытывать к Свинцу жалость, и первое время я действительно старалась ощущать и проявлять именно её, ведь мне, как никому другому известно, каково это – быть зацикленным в одностороннем порядке, – вот только между мной и Свинцом разница глубиной в бездонную пропасть: моё порабощение свершилось в результате жестокого обмана, в то время как Свинец ушёл в рабство добровольно. Вполне логично, что на смену моей жалости достаточно скоро явилось именно презрение, которое прочно обосновалось на месте, на котором могли быть и иные чувства, если бы Свинец изначально был поумнее, а я – подобрее. Но Свинец, по природе своей являющийся простаком с враждебным нравом, с годами так и не заблистал умом, а я, погрязшая в делах зависимого ассасина, не имела пространства для окучивания своей природной доброты, зато мы оба оказались хороши в постели – на этой единственной точке соприкосновения до сих пор и держатся наши откровенно абьюзивные взаимоотношения.

Обо мне пустили грязные слухи, которые в конечном итоге красочно нарисовали искаженный портрет Ртути, совершенно противоречащий реальности: в Кар-Харе все считают меня коварной охотницей, за эти годы успевшей переспать едва ли не со всеми мужчинами Дилениума. В этой истории злодей Платина, а я жертва, но общество предпочло переиначить правду и подделать истину. Я не сразу поняла, откуда