Троянский кот - Далия Мейеровна Трускиновская

года и уже подвели под крышу. Владелец оптового склада колониальных товаров Лабуцкий по вечерам играл в трактире с частным приставом Беренсом на бильярде и по дружбе спросил его, что случилось.

— Да вроде ничего не случилось, — сказал Беренс. — Может, студенты дурака валяли. Стекла в первом этаже перебиты, и всё.

Студентов не поймали, собранные сыщиками гильзы выбросили, стекла Зибенштейн купил новые — так это дело и забылось.

А меж тем особняк, еще не став настоящим домом, приобрел первого жильца.

Это был столичный житель Адам Боннар, забравшийся в провинциальный портовый город по важной причине — он служил в частном сыскном бюро и преследовал плохого человека, лишившего жену самого обер-полицмейстера фамильных бриллиантов. Бриллианты отнюдь не были украдены, а просто исчезли при очень сомнительных обстоятельствах — были там и тайные визиты полицмейстерши в некую гостиницу, и вранье насчет помирающей тетушки, и сплетни прямо в каком-то гомерическом количестве. Потому-то пострадавший супруг через подставное лицо обратился к светилам частного сыска.

Как Адам, идя по следу, оказался в недостроенном доме, кто именно там его встретил, чья пуля вошла в сердце, когда в подвале образовалась яма глубиной в целых два аршина, куда потом подевались лопаты — не суть важно. Тело неудачника злодеи закопали и разбежались.

Менее всего они могли предположить, что такая смерть — вернейший путь к бессмертию. Уже на следующую ночь Адам бродил по особняку, плохо понимая, что с ним случилось.

Привычка сопоставлять факты и делать выводы очень пригодилась — вскоре Адам догадался, что стал привидением, привязанным к дому надолго — видимо, до того дня, когда найдут его прах, захоронят по-человечески и отпоют. Но особняк Зибенштейна строился на века, пол в подвале замостили каменными плитами, и мало надежды было, что кому-то придет в голову под ними ковыряться.

Адам погоревал и понял, что нужно чем-то занять себя. Он привык жить деятельно, весело, и боялся, что скучное существование привязанного к дому привидения — вернейший путь к безумию.

Он наблюдал за строителями, видел их мелкие хитрости, бродил по саду, слышал, как за высоким забором в кустах дважды в неделю возится парочка, и вычислял: отчего дважды в неделю, кем служит кавалер, если в иные дни занят, и почему бы им не пожениться.

Сперва его мир был ограничен этим забором. При попытках перелезть или перепрыгнуть (Адам мог теперь подскакивать на сажень в высоту) бывшего сыщика отбрасывало нечто вроде прозрачной натянутой простыни. Но однажды ночью он обнаружил, что обойщики и декораторы не заперли ворота. Ночь была лунной, и от щели между створками начиналась светлая дорожка. Адама осенило, он пошел по ней — и даже пересек улицу.

Покойный сыщик был убежден в своей незримости — ведь слонялся же он по вечерам среди маляров и паркетчиков, а его никто не видел. И он даже испугался, услышав хриплый бас:

— Ого! Еще одно несчастное создание навеки к сей скорбной юдоли прилепилось!

Адам еще не отвык при опасности хвататься за револьвер, вот только оружия теперь не имел — непонятным образом вся его одежда, включая хитрые новомодные подтяжки для носок, перешла в призрачное состояние, а револьвер — дудки!

— Не трепещи! — прорычал бас. — Пива желаешь ли?

— Пива? То есть как?

Адам за то время, что состоял в привидениях, ни аппетита, ни жажды не испытывал, что его немного огорчало — при жизни он был любитель хорошего застолья и часы, проведенные за столом в хорошей компании, считал самыми полноценными. Ему сильно недоставало ритуала — с усаживанием, расправлением салфетки, поклонами кельнера или полового, шутками сотрапезников, сосредоточенным выбором блюд и вин, тостами и кулинарными комментариями.

— А вот! — И перед Адамом предстал бородатый призрак в коричневой рясе, с непокрытой головой и с бочонком на плече.

— И что, оно… льется?.. — растерянно спросил Адам.

— И как еще льется, чадо! Имя свое почтенное соблаговоли изречь.

— Адам Боннар, к вашим услугам.

— А я, чадо, брат Альбрехт, бенедиктинского ордена недостойная овца. Подноси уста!

— Как это — уста?

— Кознями сатанинскими я пивом-то снабжен, а кружки мне не дали. Вот — брожу, чая обрести собрата, кой подержал бы для меня бочонок, а я для него подержу. В одиночку пить не то чтоб несподручно, а вовсе даже невозможно.

Призрачное пиво оказалось неплохим, и Адам подивился тому, что у призраков сохраняются вкусовые ощущения. Вот только пить, приспосабливаясь к дыре в бочонке, оказалось неудобно.

— Соседи, стало быть, — сказал брат Альбрехт. — Сие славно и пользительно. Будет с кем словцом перемолвиться. Тебя, чадо, как угораздило?

Адам рассказал историю с бриллиантами.

— Ну и дурак ты, чадо, — заметил брат Альбрехт. — Заманить себя позволил — вот и слоняйся теперь до скончанья века, пока умом не тронешься, как наш гусар. Хотя он, может, в безумии скончался, того знать не могу, ибо на вопросы не отвечает, а чуть что — за саблю хватается.

— Тут и гусар есть?

— А также гусарова кобыла! Я полагаю, он лет с сотню как переселиться изволил. И с кобылой вместе. Ты, чадо, знай — я в скорбной юдоли четыреста лет обретаюсь, я тут старший. Был еще рыцарь Тагенбург, да пропал, а веселый был рыцарь! Сядет, бывало, под окошком и поет, и поет! Заслушаешься! Сдается, извели рыцаря. Не всем пенье нравится, а сосудам сатанинским так и вовсе оно противно.

— Кому?

— Бабам! Ибо всякая баба есть сосуд скверны и вместилище соблазна, — брат Альбрехт вздохнул. — Есть у нас и свое вместилище, у реки является. Я туда не хожу, дабы не оскверниться. Тагенбург от старости позабыл, у которого окна свои серенады распевать, то там, то сям садился. А голос-то людишкам слышен…

— Как это слышен? — удивился Адам. — Я в своем доме нарочно кричал — сам себя слышу, а маляры меня — нет.

— А это, чадо, нашего закона исполнение. Не понять, кара или награда, а только чего в смертный час сильнее всего желал — то и получаешь. Только радости от того мало. Тагенбург вот желал для красавицы такое спеть, чтобы услышала и снизошла… то есть на ложе грешной страсти снизошла. Ну вот, ему голос дан. Я, когда меня обломками башни завалило, в бред впал, пить просил, но не воды, а пива. Вот оно, пиво. И все не кончается. А который год уж пью. А ты, чадо, чего желал?

— Я бриллианты найти желал, — признался Адам. — Думал, у них бриллианты при себе…

— Ох ты, святой Гервасий и все присные его! Искать тебе, чадо, теперь те камушки до