История евреев в России и Польше: с древнейших времен до наших дней.Том I-III - Семен Маркович Дубнов

Во внутренней, культурной жизни русского еврейства в этот период произошел коренной перелом. Правда, это изменение не коснулось рядовых слоев русского еврейства, а скорее ограничилось его верхними слоями, еврейским «обществом» или так называемой интеллигенцией. Но что касается последних кругов, то быстрота и интенсивность их духовного преобразования вполне можно сравнить с бурным кануном еврейской эмансипации в Германии. Эта дикая погоня за духовным возрождением была несоизмерима с черепашьей медлительностью и фрагментарностью гражданского освобождения в России. Однако новейшая история Западной Европы не раз показывала, что именно такие предэмансипационные периоды, в том числе и заведомо бесплодные, представляют собой наиболее благоприятные условия для всякого рода ментальных и культурных революций.

Свобода как надежда неизменно вызывает больший энтузиазм к самообновлению, чем свобода как факт, когда исчезла романтика неизвестного.

Брошенные в бездну отчаяния последними событиями николаевского режима, русские евреи вдруг получили то, что можно назвать залогом гражданского освобождения. Еврейская «черта оседлости» знала лишь смутно, что происходило в укромных уголках петербургских канцелярий в течение десятилетия реформ, но то, что произошла разительная перемена в отношении правительства, видели и чувствовали все. Была дарована свобода жертвам военной инквизиции, кантонистам.

Ворота внутренних дел России были открыты для евреев, обладающих определенными имущественными, образовательными или трудовыми ценностями. Образованные евреи, в частности, благосклонно улыбались «сверху»: они рассматривались правительством как фактор, способствующий ассимиляции, и как связующее звено с низшими еврейскими классами.

Весеннее солнце русской свободы, заливавшее своими лучами общественную жизнь всей страны, только что вышедшей из крепостной зависимости, светило и несчастному еврейскому народу, наполняя его сердца радостью и надеждой. Прозвучали звуки побудки, которые звучали в лучших кругах русского общества такими гуманистами, как Пирогов, и такими борцами за свободу, как Герцен,, Чернышевский, и Добролюбов,. воздух в огромное еврейское гетто России. Правда, еврейский вопрос получил за десятилетие реформ лишь скудное внимание в русской печати, но то немногое, что было сказано о нем, проникнуто дружеским духом. Энергично отвергалась прежняя привычка издеваться над жидом.

Это изменение отношения можно хорошо проиллюстрировать следующим случаем. В 1858 году журнал Illustratzia («Иллюстрация») Санкт-Петербурга.

В Петербурге вышла антисемитская статья о «жидах русского Запада». На статью ответили два культурных еврея, Чацкин и Горвиц, во влиятельных периодических изданиях «Русский вестник «и «Атьеней «(«Атенеум»). В ответ на это опровержение Illustratzia обрушила поток ругательств на двух авторов, которых презрительно называли «Реб Чацкин «и «Реб Хорвиц», чье проеврейское отношение объяснялось мотивами алчности.

Акция антисемитского журнала вызвала бурю негодования в литературных кругах обеих столиц. Поведение «Иллюстрации «было осуждено публичным протестом, за которым стояли подписи 140 писателей, в том числе некоторые из самых выдающихся имен в русском литературном мире. Протест заявлял, что «в лицах Горвица и Чацкина нанесено оскорбление всему (русскому) народу, всей русской литературе», которая не имеет права пропускать «голую клевету» под видом полемики.

Хотя протестующие писатели были всецело движимы желанием защитить нравственную чистоту русской литературы и вовсе не касались еврейского вопроса, тем не менее еврейские общественные деятели были очарованы этим заявлением литературной России и глубоко удовлетворены подразумеваемым предположение, что евреи России составляли часть русского народа.

Несколько сочувственных статей во влиятельных периодических изданиях, пропагандирующих необходимость еврейской эмансипации, казалось, довершали счастье прогрессивной части российского еврейства. Даже публицист-славянофил Иван Аксаков, впоследствии примкнувший к евреям, сознавал тогда, в 1862 г., необходимость известной меры эмансипации евреев. Единственное, что его беспокоило, это опасность того, что прием евреев на российскую государственную службу «по всем ведомствам» может привести к «заполнению евреями» Сената и Государственного совета, не исключая возможности занятия евреем должность генерального прокурора Священного Синода. Непоколебимым в своей дружбе с евреями был врач и гуманист Н.

Пирогова, который в качестве начальника Одесского школьного округа в значительной степени способствовал поощрению еврейской молодежи в ее стремлении к общей культуре и созданию русско-еврейской прессы.

Наиболее действенным фактором культурного возрождения была светская школа, как общерусская, так и еврейская коронная. Поток молодых людей, соблазненных радужными перспективами свободного человеческого существования среди свободного русского народа, хлынул из самых дальних закоулков черты оседлости в гимназии и университеты, двери которых были широко открыты для евреи. Многие дети гетто быстро вливались под знамена русской молодежи и были опьянены буйным ростом русской литературы, принесшей им интеллектуальные дары современных европейских писателей. Мастера мысли того поколения Чернышевский, Добролюбов, Писарев, Бокль, Дарвин, Спенсер стали и кумирами еврейской молодежи.

Головы, еще недавно склонявшиеся над талмудическими фолиантами в душной атмосфере хедеров и ешиб, теперь были набиты идеями позитивизма, эволюции и социализма. Резким и внезапным был переход от раввинистической схоластики и усыпляющей хасидской мистики к этому новому миру идей, залитому светом науки, к этим новым откровениям, возвещающим радостную весть о свободе мысли, о сломе всех традиционных оков, уничтожение всех религиозных и национальных перегородок, братство всего человечества.

Еврейская молодежь начала разбивать старых идолов, не обращая внимания на вопль склонившихся перед ними масс. Произошла трагическая война между «отцами и детьми», война на уничтожение, ибо воюющими сторонами были крайнее мракобесие и фанатизм, с одной стороны, и отрицание всех исторических форм иудаизма, как религиозных, так и национальных, с другой. другой.

Посередине между этими двумя крайностями стояли люди переходного периода, адепты Хаскалы, те «любители просвещения», которые в молодые годы пострадали за свои убеждения от рук фанатиков и теперь выступили вперед, чтобы примирить религию и культура. Воодушевленные успехом новых идей, маскалим стали более агрессивно бороться с мракобесием.

Они осмеливались разоблачать цадиков, сеющих семена суеверия, высмеивать невежество и легковерие масс, а иногда доходили до того, что жаловались на обременительную церемониальную дисциплину, намекая на необходимость умеренных религиозных реформ. Однако их главной задачей было культивирование новоеврейского литературного стиля и обновление содержания этой литературы. Они были готовы идти по пути эмансипированного еврейства Западной Европы, но только до определенного предела, отказываясь оторваться от национального языка или религиозных и национальных идеалов.

С другой стороны, та часть молодого поколения, которая прошла через русскую школу, отказывалась признавать такие преграды и со стихийной силой устремлялась на путь самоуничтожения.

Русификация стала боевым кличем этих еврейских кругов, поскольку долгое время она была лозунгом правительства. Одна сторона стремилась к русификации, другая в равной степени стремилась к русификации, и естественным результатом стало сердечное согласие между новой еврейской интеллигенцией и правительством.

Идеал русификации отмечен разными этапами, начиная с безобидного овладения русским языком и заканчивая полным отождествлением с русской культурой и русскими национальными идеалами, предполагающим отказ от религиозных и национальных традиций иудаизма. Сторонники умеренной русификации не предвидели, что последняя в силу обстоятельств должна была принять радикальную форму,