Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина - Владимир Набоков

XL

   Но что бы ни было; читатель,   Увы, любовникъ молодой,   Поэтъ, задумчивый мечтатель, 4 Убитъ пріятельской рукой!   Есть мѣсто: влѣво отъ селенья,   Гдѣ жилъ питомецъ вдохновенья,   Двѣ сосны корнями срослись; 8 Подъ ними струйки извились   Ручья сосѣдственной долины.   Тамъ пахарь любитъ отдыхать,   И жницы въ волны погружать12 Приходятъ звонкіе кувшины;   Тамъ у ручья въ тѣни густой   Поставленъ памятникъ простой.

5–14 Ручей и ветви живут даже после смерти их певца. В своем первом опубликованном стихотворении «Другу стихотворцу» (1814) Пушкин советовал забыть «ручьи, леса, унылые могилы». Тональность, однако, заразительна.

Надо заметить, что ручеек Ленского прокладывает путь во владения Онегина. И «Мой кумир» («Idol mio») Онегина, последний изданный им звук, который мы слышим (глава Восьмая, XXXVIII, 13), в чем-то родствен «идеалу» Ленского (глава Шестая, XXIII, 8) — последнему слову, которое он пишет в нашем присутствии. Таким образом, и в последней строфе романа «идеал» напоминает о прилагательном того же корня в Посвящении. Налицо — тайный сговор слов, подающих сигналы друг другу по всему роману из одной части в другую.

«Струйки… / Ручья» (строки 8–9); «струйки… (уменьшительное от „струи“ в главе Четвертой, XXXIX, 2) / Ручья», который внезапно порождает «волны» (строка 12), напоминают нам о некоторых связанных с водой превращениях во сне Татьяны (глава Пятая, XI, 5–14; XII, 1–2, 13), но тогда, с другой стороны, «волны» в обоих отрывках — всего лишь попытка передать смысл французского слова «ondes» <«волна»>, которое не имеет точного эквивалента в русском языке; «ручей» же, вообще говоря, обычно употребляемый Пушкиным в самом широком смысле, часто является просто синонимом слова «поток».

Заметим также, что «Есть место» (строка 5), имеет классическую интонацию «est locus» (например, «Есть в италийской земле меж горами высокое место», «Энеида», VII, 563 <пер. С. Ошерова>.

5–14 [см. также XLI; глава Седьмая, VI–VII] Профессор Чижевский утверждает (с. 270): «…эта тема [могила юноши] использовалась К. Delavigne („Messenie“)». Такого поэта, как К. Delavigne, не существует, а если имеется в виду Казимир Делавинь (С. Delavigne) (пояснение, которое запоздало предлагает указатель), то ни он, ни кто-либо другой не написал что-нибудь называемое «Messenie», а если имеется в виду собрание патриотических элегий Делавиня «Les Messéniennes» <«Мессинские элегии»>, то в них не воспето ни одной могилы юноши.

14 [см. также XLI, 13; глава Седьмая, VII, 9, 12]. Простота памятника является еще одной тематической условностью в ряду «расцвет — рок» или «рок — могила». Ср. романс в четырех элегических четверостишиях, озаглавленный «Вертер Шарлотте, за час до смерти» Андре Франсуа де Купиньи (1766–1835), строфа III (в «Almanach des Muses» [1801], с. 106):

Vers le soir, près de l'urne où ma cendre paisibleDormira sous l'abri d'un simple monument,Viens rêver quelquefois; que ton âme sensiblePlaigne l'infortuné qui mourut en t'aimant…

<Приходи вспомнить о былом вечернею порою к урне с моим мирным прахом,Покоящимся под простым памятником;Пусть твоя нежная душа пожалеет несчастного,Который умер с любовью к тебе…>.

Это — модель элегии Туманского, которую я цитирую в моем коммент. к главе Шестой, XXI, 4.

См. также упоминание Байроном могилы генерала Марсо в «Чайльд-Гарольде», III, LVI, 1–2:

Близ Кобленца, на холмике, глядитПростая пирамида с возвышенья.

Есть также «памятник простой» в оде Пушкина 1814 г. «Воспоминания в Царском Селе».

XLI

   Подъ нимъ (какъ начинаетъ капать   Весенній дождь на злакъ полей)   Пастухъ, плетя свой пестрый лапоть, 4 Поетъ про Волжскихъ рыбарей;   И горожанка молодая,   Въ деревнѣ лѣто провождая,   Когда стремглавъ верхомъ она 8 Несется по полямъ одна,   Коня предъ нимъ остановляетъ,   Ремянный поводъ натянувъ,   И, флеръ отъ шляпы отвернувъ,12 Глазами бѣглыми читаетъ   Простую надпись — и слеза   Туманитъ нѣжные глаза.

1–4 Ср.: Мильвуа, «Падение листьев» (первый вариант текста):

Mais son amante ne vint pasVisiter la pierre isolée,Et le pâtre de la valléeTroubla seul du bruit de ses pasLe silence du mausolée.

<Ho его любимая не пришлаПосетить уединенный камень,И пастух из долиныЕдинственный нарушал шумом своих шаговМолчание гробницы>.

Батюшков, «Последняя весна» (1815), перевел конец элегии Мильвуа следующим образом:

И Делия не посетилаПустынный памятник его.Лишь пастырь в тихий час денницы,Как в поле стадо выгонял,Унылой песнью возмущалМолчанье мертвое гробницы.

Неуклюже звучащее (по-русски) выражение «как… стадо выгонял» вместо «когда», странно перекликается с пушкинским в главе Шестой, XLI, 1–2, «как начинает капать / Весенний дождь».

Михаил Милонов, «Падение листьев» (1819, см. коммент. к главе Шестой, XXI, 4), так заканчивает свою причудливую версию:

Близ дуба юноши могила;Но, с скорбию в душе своей,Подруга к ней не приходила,Лишь пастырь, гость нагих полей,Порой вечерния зарницы,Гоня стада свои с лугов,Глубокий мир его гробницыТревожит шорохом шагов.

Чижевский (с. 274) совершает, по крайней мере, пять ошибок в цитировании пяти строк французского оригинала.

Баратынский в своем переводе (1823) использует второй вариант элегии Мильвуа, в которой автор заменил пастуха матерью умершего юноши (они оба появляются в третьем варианте).

Тема возобновляется в следующей главе. Так, после того, как оказывается, что смерть существует и в Аркадии, Ленский остается в окружении символов второстепенной поэзии. Он похоронен возле дороги в пасторальном одиночестве не только по элегическим соображениям, но также и потому, что в освященной земле церковного кладбища было запрещено хоронить самоубийцу, которым считает мертвого дуэлиста церковь.

5 Эта молодая горожанка, пастух и женщины-жницы — очень милые стилизации. Пастух все еще будет плести свою обувь в главе Седьмой, а молодая амазонка станет в некотором смысле Музой главы Восьмой.

8 Несется по полям. Фр. «parcourt la plaine, les champs, la campagne».

XLII

   И шагомъ ѣдетъ въ чистомъ полѣ,   Въ мечтанье погрузясь, она;   Душа въ ней долго поневолѣ 4 Судьбою Ленскаго полна;   И мыслитъ: «что-то съ Ольгой стало?   Въ ней сердце долго ли страдало,   Иль скоро слезъ прошла пора? 8 И гдѣ теперь ея сестра?   И гдѣ жъ бѣглецъ людей и свѣта,   Красавицъ модныхъ модный врагъ,   Гдѣ этотъ пасмурный чудакъ,12 Убійца юнаго поэта?»   Современемъ отчетъ я вамъ   Подробно обо всемъ отдамъ;

1 в чистом поле. Фр. «dans la campagne». Карамзин (в 1793 г.) искусственно употребил в смысле «а la campagne, aux champs» (выражение семнадцатого столетия). Сам Пушкин, переводя на французский язык одиннадцать русских песен (он использовал изданное Н. Новиковым «Новое и полное собрание песен», ч. I, Москва, 1780), передал «чистое поле» как «la plaine déserte» <«пустынная равнина»>.

XLIII

   Но не теперь. Хоть я сердечно   Люблю героя моего,   Хоть возвращусь къ нему конечно, 4 Но мнѣ теперь не до него.   Лѣта къ суровой прозѣ клонятъ,   Лѣта шалунью риѳму гонятъ,   И я — со вздохомъ признаюсь — 8 За ней лѣнивѣй волочусь.   Перу старинной нѣтъ охоты;   Марать летучіе листы:   Другія, хладныя мечты,12 Другія, строгія заботы   И въ шумѣ свѣта и въ тиши   Тревожатъ сонъ моей души.

1–2 Есть что-то шутливо гротескное в этом провозглашении любви к герою, который только что предал смерти бедного Ленского.