Искрящее сердце - Юлия Шолох

Томириса, только когда убедилась, что он дышит. Да что там, я даже приложила ухо к его груди и убедилась, что его сердце бьется! Как же я испугалась…

Нет, я не буду оборачиваться, но судя по звукам, он поднялся с пола и пытается сесть.

Почему у меня такие мокрые щеки? Не замечала в себе такой плаксивости, а слезы все капают и капают на платье, щекоча подбородок.

– За что ты меня так ненавидишь?

Я сглотнула. Он говорит, значит, никаких серьезных повреждений не получил. Насколько я знаю, пояса предназначены не калечить, а просто отбивать желание близости. Да уж… в этот раз, похоже, отбило на ура.

Месть удалась?

Но почему у него тогда был такой вид, будто он не ожидал?!

– Я знал, конечно, что всё предсказанное не может быть правдой, уж слишком хорошо звучит, – судя по звукам, он упрямо поднимался на ноги. – Не может быть, чтобы всё было так сказочно, как она утверждала! Но, понимаешь ли, мне неважно, как ты ко мне относишься, я счастлив тем, что теперь ты будешь моей по всем пунктам. Но всё равно мне хотелось бы, чтобы и ты была счастлива. Чтобы я тебе хотя бы немного нравился. Почему ты не даешь мне шанса? За что столько ненависти? – его голос стал сильнее. – Зачем ты это сделала?

Про мокрые щеки я забыла. Какая ирония – столько лет хотеть любви, и мне её предлагают, да еще так, что сердце кровью обливается.

Но кто предлагает? Человек, который кроил мою жизнь на свое собственное усмотрение?

– Смотри на меня! – негромко сказала я, но так, что не узнала своего голоса.

Да, он действительно смог сесть краешек кресла и теперь покачивался, упираясь ладонями в колени. Его губы были крепко сжаты, наверное, боль еще не ушла окончательно.

– Смотри на меня, Хайде!

Его глаза тоже блестели, но я плохо различала сквозь слезы.

– На мне пояс верности!

Я задрала подбородок, смотря сверху вниз. Ну, как тебе это нравится?

– Я уже понял. Прочувствовал, так сказать, на своей шкуре. Надо же, а вначале я подумал, что произвел на тебя такое неизгладимое впечатление, что ты просто не устояла перед желанием овладеть мною немедленно. А причина, оказывается, так банальна!

Чтобы произнести такую длинную речь ему пришлось остановиться на половине и перевести дух. Потрясающе, у него ещё хватает сил ёрничать? Поверила бы, не будь его лицо таким бледным.

– Так почему он на тебе? – вызывающим тоном спросил Томирис, блестя больными глазами.

– Почему? Ты ещё спрашиваешь, почему? – тут же окрысилась я.

– Да, я спрашиваю.

– Потому что после последней нашей встречи перед твоим отъездом на меня его одели! С тех мы с ним как родные! Помнишь мои слова? Мои угрозы? Мне было всего пятнадцать! Как ты мог? Неужели нельзя было найти другого выхода?!

Я прямо ощущала, как мои руки жаждут впиться в чью-нибудь шею. Подумав немного, я убрала их за спину и крепко сцепила в замок.

Ну? И где оправдания? Где хоть какое-то доказательство того, что ему жаль? Почему он сидит как истукан и не реагирует?

– Ты поэтому меня ненавидишь?

Нашел время делать выводы, лучше бы прощения просил!

– Инжу, – в его глазах загорелось что-то лёгкое и трепетное. – Ты поэтому так злишься, да? Поэтому меня… так со мной поступила? Ты думаешь, я виноват в том, что на тебе этот пояс? Инжу, ты моя караса, я никогда бы так с тобой не поступил. Я еще разберусь, как он на тебе оказался, но я впервые об этом слышу.

– Не ври мне!

– Я не вру.

Интересно, кто кого переглядит? Но мама дорогая, он же ни секунды не колебался, когда ко мне прикасался. Если бы он знал, что его ждёт… Нет, он точно знал! Он не мог не знать.

– Я не вру, – упрямо повторил Томирис, не отпуская моего взгляда.

Силы разом покинули мое тело, заструились по бокам и ушли в землю.

Он не врал.

И конечно, очень вовремя загромыхало в коридоре и в гостиную ворвались родители.

– Инжу, я просила тебя оставаться в комнате! Ты должна была слушаться! Ты почему меня не дождалась? – частила мама. А потом, быстро окинув нас взглядом, увидела сразу все – и корсет, который я плохо затянула. И растрепанную юбку, и мокрые от слез щеки.

И сидящего Томириса, который опирался на собственные руки, чтобы не свалится кулем на пол и тяжело дышал, как после пробежки.

– Что тут произошло? – строгим голосом спросил папа и свысока посмотрел на Томириса. – Я требую ответа!

Томирис тем временем глубоко вдохнул, слегка поморщился и посмотрел на мою мать.

– Сударыня, прикажите немедленно собирать вещи Инжу. Она уезжает со мной. И никаких возражений! – он перевел взгляд на отца и потом случилось неожиданное – Томирис упрямо нахмурился и встал. Выпрямился и быстро заложил руку за спину, как будто пытаясь сохранить равновесие. – А с вами нам нужно поговорить. Пойдёмте.

Как будто за последние полчаса с ним не случилось ничего страшного. Как будто он не лежал на ковре, закатив глаза, как будто он не терял сознание, а потом не учился заново управлять частями своего тела.

– Моя дочь не давала согласия с вами ехать, – сухо сообщил отец, даже не смотря в мою сторону. – Пора прекращать весь этот фарс! Какое кому дело, что наговорила эта сбрендившая старуха перед смертью? У неё уже был старческий маразм!

– Не смейте так о ней говорить! – повысил голос Томирис. – Она предсказала более двадцати союзов и каждый из них в точности соответствовал предсказанному.

– Может быть, раньше! Но к моменту нашей свадьбы она уже несколько лет ничего не предсказывала! Да она еле-еле слова подбирала, когда в тот раз…

– Не смейте так говорить, – повторил еще раз Томирис сквозь зубы и отец немедленно замолчал. Даже я видела, что Томирису почему-то больно это всё слушать. Или только я видела?

– Она никуда с вами не пойдет, – подала голос мама из-за папиной спины.

Томирис быстро взглянул на меня и отвел взгляд. Впервые на его лице промелькнула неуверенность.

Отец победоносно усмехнулся. Что бы ни наболтала пророчица, насильно меня из родного дома не увезут. У нас ведь никого не принуждают… силой, просто очень подробно и много убеждают в необходимости выполнить свой долг – выйти замуж за того, кого выбрали родители. Приучают к этой мысли с рождения. Но если родители не настаивают – никто не заставит, таков закон.

– Инжу, иди сюда! – сказал папа таким непреклонным тоном, будто я