Крестоносец. Византия - Геннадий Борисович Марченко

болгар город, заявив: «Здесь середина земли, сюда стекаются все блага из Неметчины, Чехии, Венгрии, Греции, Руси!»… Так что не Пётр первым у нас затеял перенос столицы поближе к морю, далеко не он. Правда, из-за неудачной войны с Византией и гибели в бою с печенегами, планы князя не осуществились. Сам Прислав, похоже, с тех пор немного захирел, но всё ещё остаётся важным портом дунайско-черноморской торговли, по словам Отто. Здесь нам предстояло расстаться со штойерманом и его судном. Отто, по его словам, собирался идти до родного Ульма с большим караваном, так что можно было не бояться никаких разбойников ни на реке, ни по берегам.

— Позвольте вам посоветовать, благородные риттеры. — сказал Отто, когда мы причалили. — Я, конечно, не морской волк, каким был мой кузен Зальцигхунд раньше, но на реке сызмальства, и в судах разбираться научился. Если хотите удобно проехаться морем, лучше того дромона вам тут ничего не найти.

Штойерман указал на крупный корабль, похожий на галеру, хотя две мачты с парусами на нём тоже были.

— На прочих лоханках что здесь собрались, хорошо скотину перевозить, или бочки какие, но не людей.

Мы решили прислушаться к совету опытного профессионала и поговорить с начальством корабля, явно военного, судя по многочисленным, прохаживавшимся перед ним воинам, а также сифонам-огнемётам на носу и корме. Для солидности, я, по совету Роланда, повесил на себя золотую цепь с камушками, полученную от Людовика после битвы с половцами. Встречают, как известно по одёжке. Мой друг не расставался с полученным от кайзера золотым поясом. Сойдя на причал в сопровождении Вима, мы направились к дромону. Я хоть и подучил греческий за время путешествия по Дунаю, но не был уверен, что смогу на нём хорошо объясниться, потому и прихватил Вима с собой.

Подойдя ближе к кораблю, мы услышали, как переговариваются воины на палубе и на причале. А язык у них был знакомый, явно славянский. Но не болгарский и не сербский, их я наслушался во время путешествия. На чешский и польский, слышанные на пирах у оломоуцкого князя, куда меня приводил Свино́ух, тоже не походил. Методом исключения я предположил, что это русский, точнее древнерусский. Разговора воинов я не понимал, но известные всем любителям советского кино «вельми», «понеже», «поелику», иногда звучавшие среди всяких совершенно непонятных «овы», «убо», «есмя» и прочего, наводили на размышление. Кстати, вспомнил читанные в прежней жизни книги про попаданцев, которые, оказавшись в собственном теле и без диплома лингвиста, специализирующегося на древних языках, на Руси времён Рюрика или Владимира Красно Солнышко, сразу прекрасно находили общий язык с хроноаборигенами. Везучие ребята. Я вот ни фига не понимал, кроме считанных слов. Это с телом Симона де Лонэ мне повезло — сразу получил от предка интуитивное знание старофранцузского.

Тем не менее, стараясь держаться уверенно, я на греческом языке, который кое-как подучил у Вима за время путешествия по Дунаю, потребовал от воинов позвать их начальника. Один из них отправился на корабль, другие с интересом смотрели на нас, переговариваясь. Из их разговора я уловил слова «бояре» и «гривна». Ну одеты мы в шелка, так что за бояр наверно сойти можем. А гривной, похоже, назвали королевскую цепь на моей шее, то-то они так на неё пялились. Что да, то да, вещь статусная, подозреваю, не всякий боярин на Руси в эти времена, может такой похвастать.

Но долго раздумывать об этом мне не пришлось, так как в сопровождении ушедшего воина спустился по сходням начальник, отличавшийся от своих подчинённых более дорогими одеждой и оружием. Лет двадцати семи, на вид натуральный добрый мо́лодец из советских сказочных фильмов, которые я крутил Ленке в детстве на DVD. Рослый, широкоплечий, светлые кудри, такая же курчавая бородка, правильные черты лица, внимательный взгляд синих глаз (от женщин, наверное, проходу нет), уверенная манера держаться, сразу чувствуется аристократ. Судя по крепким запястьям и мозолям на пальцах, опытный рубака.

Мы поздоровались и представились. Наш собеседник тоже назвался. Звали его Глеб Велемирович, комес Варяжской гвардии Императора Ромеев. Вим, а после перевода и Роланд, прониклись. Комес по-латыни аж целый граф! Во всяком случае в западных странах. Однако, «у ромейских собственная гордость, на Европу смотрят свысока». В Византийской империи комес — средний офицерский чин, где-то между капитаном и майором. По крайней мере так принято в армии. Вообще-то в Византии слово комес с разными прибавками обозначает также ряд довольно высоких придворных и государственных должностей. Но ребят я не стал посвящать в эти тонкости, чтоб не запутывать. Сам я о них узнал ещё в прежней жизни. Как-то в студенческие годы, изучая свою родословную, загорелось мне узнать, что означали в царские времена все эти коллежские асессоры, надворные советники и прочие камер-юнкеры. Стал изучать «Табель о рангах» и увлёкся. Перешёл на чины допетровской Руси, потом добрался до византийских и римских. Третий Рим мы, или где? Значит, надо сравнить с тем, что было во Втором и Первом.

Если в республиканском и раннеимперском Риме система чинов была не сложнее, чем на Руси времён Ивана Грозного или Алексея Михайловича, где тоже не сильно заморачивались, то в поздней Римской империи был настоящий песец, рядом с которым «Табель о рангах» Петра и его наследников можно считать образцом минимализма и ясности. А уж византийцы точно поставили мировой рекорд по сложности и запутанности своей придворной, гражданской и военной иерархии. Возможно, китайцы могли бы с ними в этом потягаться, но не уверен. Повывихивав себе мозги над хитросплетениями византийской бюрократии, я начал подозревать, что империя ромеев погибла от того, что сама запуталась во всей этой веренице званий и должностей. Однако, мне теперь вот пригодилось.

Долго разводить политесы мы не стали, и попросились подвезти на свой кошт, обещая хорошо заплатить. Точнее попросился я, а Роланд кивал, пока Вим максимально точно переводил мою просьбу не греческий. Комес если и был удивлён, то ничем этого не показал, и после недолгого раздумья согласился. Чем-то мы его заинтересовали. Кажется, я догадываюсь чем. Если прикиды из шёлка могут себе позволить сынки каких-то нуворишей, то моя цепура и пояс Роланда — явно вещи весьма знатных особ. Брать плату за переезд на корабле Глеб Велемирович отказался, сказав, что ему такое невместно, он не перевозчик. Правда, вызванный им плоиархос, то есть капитан дромона, коренастый чернобородый одноглазый мужик со сломанным носом, пет сорока на вид, битый морем и жизнью и одетый в гибрид кожаных доспехов с морским прикидом этого времени,