Войны и кампании Фридриха Великого - Юрий Ненахов

В хрестоматии «Русская история» авторы подводят под эти тезисы целую теоретическую базу: Салтыков-де предлагал не терять времени и двигаться на Берлин, но «австрийское командование не соглашалось. У венского двора были свои намерения, состоявшие в том, чтобы не допустить усиления России в результате ее войны с Пруссией. Австрия также стремилась использовать русскую армию в своих интересах, например, для возвращения утерянной ими Силезии. Поэтому австрийские генералы хотели перенести военные действия из Пруссии в Силезию, где австрийская армия могла бы заняться осадой силезских крепостей, а русские войска помогали бы прикрывать эти операции».

Не говоря уже о действительной возможности взять Берлин, которая была у русских независимо от их соединения с австрийцами (об этом упоминалось несколько выше), я должен прокомментировать строки из «Русской истории» сугубо однозначно: австрийские генералы были правы. Взятие Берлина никоим образом не приблизило бы конец войны, решить ее могло только уничтожение живой силы Фридриха, которая в это время группировалась как раз на силезской границе. «Утерянную Силезию» из Берлина вернуть было нельзя, равно как и удержать в российском подданстве Восточную Пруссию. К слову, в следующем году почти никем не обороняемый Берлин был взят, но все без исключения историки (в том числе и авторы приведенных разгромных цитат) в один голос характеризуют это событие как малозначительное, а весь 1760 год — как период, прошедший «без особых успехов». Не особенно огорчила трехдневная «оккупация» русскими столицы королевства и самого Фридриха. Так что же: в 1759 году участь войны висит на волоске, если взять Берлин, то Фридрих тут же запросит пардона, и только негодяи-австрийцы подводят доблестных русских, а в 1760-м Берлин взят — и это рядовой успех, никак не влияющий на общую картину войны?

В общем, ознаменованная двумя блестящими победами кампания (напомним, стоившая России 18 тысяч жизней ее солдат), как и две предыдущие, вновь закончилась безрезультатно. Пока шли все описанные выше переговоры и склоки, Фридрих и его армия успели оправиться от поражения. Плоды крупнейшей за всю войну победы над прусским королем были потеряны. Вновь было большое сражение с большой кровью и большими перспективами, и вновь русское командование, отговорившись «удалением от базы» и «неверностью союзников», все бездарно потеряло. Поэтому нечего винить во всем австрийцев: они действовали не более безынициативно, чем русские. Не знаю, как там с «гражданским мужеством», а вот военного Салтыкову явно не хватило в самый решающий момент. Берлин был спасен, а пруссаки вновь перехватили инициативу — все это из-за нерешительности и пассивности русского командования и несогласованности действий союзников. В следующем году, как и в 1757, 1758 и 1759-м, все приходилось начинать с нуля — с границ Польши. Кроме того, «правильное понимание» Салтыковым интересов России и его демарш против Дауна привели к еще большему ухудшению отношений между Петербургом и Веной[61].

Но с отступлением русских опасность не миновала. Пока Фридрих действовал против Салтыкова, имперская армия под начальством назначенного вместо Хильдбургхаузена герцога Пфальц-Цвайбрюккенского проникла в Саксонию, оставленную без всякой защиты. В короткое время Лейпциг, Торгау и Виттенберг были заняты. Имперцы подступили к Дрездену. Комендант города Шметау приготовился к обороне: он решил отстоять город или похоронить себя под его развалинами. Это случилось вскоре после Кунерсдорфской битвы. Фридрих в безнадежном своем положении писал к Шметау, чтобы он не рисковал понапрасну гарнизоном, а старался бы только спасти артиллерию и казну, состоявшую из 5 миллионов талеров. Вследствие королевского предписания Шметау сдал город на капитуляцию, выговорив свободный выход гарнизону и вывоз орудий. Имперцы согласились, но, захватив город, предательски напали на прусских солдат, отнимали у них ружья, рубили и брали в плен. Только немногие из гарнизона уцелели. А между тем помощь была уже близка: генерал Вюнш, посланный Фридрихом, находился всего в трех милях от Дрездена.

После ухода русских Фридрих сильно занемог подагрой. Несмотря на жестокие страдания, он не упускал из виду военных действий и созвал к себе всех генералов. Они нашли его в бедной каморке небольшого мещанского домика в Кебене. Он лежал на постели, ноги были прикрыты шубой, голова завязана платком.

«Господа! — сказал он им. — Я созвал вас, чтобы ознакомить с моими намерениями и показать, что жестокая боль не дозволяет мне лично явиться к армии. Уверьте храбрых пруссаков, что болезнь моя не вымышленна, что я, вполне надеясь на их мужество, не успокоюсь до тех пор, пока не поправлю наших дел, и что только одна смерть может меня разлучить с моей армией». Одну часть войска он отправил на прикрытие Силезии, другую, под начальством Вюнша, на освобождение Саксонии от имперцев.

Но и в мучительные часы болезни деятельный ум Фридриха не мог оставаться спокойным. Он занялся критическим разбором Северной войны Карла с Петром Великим и написал книгу под названием «Взгляд на характер и дарования Карла XII». Отсылая рукопись маркизу д'Аржансу, он писал: «Голова моя постоянно занята военными идеями и до того привыкла к этой работе, что даже в часы развлечений ум мой не может обратиться на другие предметы». Едва король почувствовал облегчение, как сам поскакал в Саксонию. Там его дела значительно поправились.

Вюнш успел отнять у имперцев Виттенберг, разбил пришедших к ним на подкрепление австрийцев при Торгау, овладел городом и пять дней спустя взял Лейпциг со всем его гарнизоном. Принц Генрих также поспешил на помощь Саксонии, и несмотря на все усилия фельдмаршала Дауна, соединился с Вюншем. Здесь начался ряд самых замысловатых маневров с обеих сторон. Дауну, который для противодействия пруссакам сосредоточил в Саксонии до 42 тысяч человек, хотелось вытеснить Генриха из этой страны, Генрих прикрывал отнятые у имперцев и австрийцев города и заставил Дауна отступить к Дрездену, который один еще находился в неприятельских руках. В это время прибыл король. Даун начал ретироваться. Фридрих сам повел армию против отступающих австрийцев и разбил их при деревушке Крегисе. Неприятель ретировался в Плауэнскую долину, король отправил несколько отдельных корпусов, чтобы его тревожить и отрезать его коммуникации. Один из этих корпусов проник в Богемию, собрал там большую контрибуцию, захватил все запасы, разграбил несколько городов и возвратился с богатой добычей.

Но другим корпусам не посчастливилось. Генерал Фридрих фон Финк с 13-тысячным корпусом был послан к Максену, чтобы преградить Дауну ретираду. Финк описал королю всю рискованность и опасность такого предприятия, но тот, не слушая его, закричал в нетерпении: «Вы знаете, что я не терплю затруднений! Отправляйтесь!» Финк повиновался, скрепя сердце. Предчувствие его не обмануло. 20 ноября 26-тысячная армия Дауна окружила пруссаков со всех сторон. Финк попытался пробиться, но это не удалось, и после короткого сопротивления (потери обеих сторон были крайне незначительными) был принужден со всем корпусом положить оружие и сдаться в плен.

Таким образом, при Максене Фридрих лишился 13 тысяч человек и 17 пушек. Та же участь постигла другой прусский корпус, под командой Диреке, стоявший по ту сторону Эльбы. Австрийцы начали его обходить, Диреке ночью хотел переправиться через реку, но в это время пошел сильный лед и затруднил переправу. Неприятель захватил 1500 пруссаков. По собственному признанию короля, 1759 год стал самым тяжелым для него за всю войну.

Сократив армию Фридриха до 24 тысяч человек. Даун смело мог надеяться на успех. Он решил остаться в Саксонии. Но прусский король не уступал ему ни пяди. С маленьким своим войском он стал против него лагерем при местечке Вильдсруф. Наступила жестокая зима: снег выпал по колено, палатки заледенели. Четыре батальона постоянно сменялись в лагере, где солдаты замерзали на часах, а ночью ложились вместе, стараясь согреть друг друга дыханием. Остальное войско было размещено по ближним деревням. Офицеры жили в избах, солдаты строили себе шалаши, рыли землянки и грелись у костров, которые никогда не потухали. На пять миль в окрестности порубили все леса на дрова. Эта зимняя кампания «похитила» у короля больше солдат, чем самая кровопролитная битва. Но она имела и свои выгоды: неприятель не смел шагнуть вперед, не смел и отступить. Он терпел те же неудобства и бедствия, как и прусское войско, но у него они еще были усилены повальными болезнями. Сама природа опустошала обе армии без кровопролития. Так простоял Фридрих до тех пор, пока в середине января наследный принц Брауншвейгский, по взятии Фульды, не привел ему в подкрепление свое войско. Тогда только король расположил армию по зимним квартирам. Сам он перенес свой штаб в Фрейберг, где и провел остальные зимние месяцы.