Амур-батюшка - Николай Задорнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Как можно! – встрепенулся Гао.
Иван задел самую сокровенную струну его. Гао решил переменить разговор.
– Тебе кости люби играй… Вот кости, – предложил он Бердышову.
Синдан был глубоко опечален и молчал.
– Паря, попал ты к волкам в переплет, – оказал ему Бердышов.
Иван стал играть с Гао. Он кинул кости. Китайцы обступили столик. Всем хотелось видеть, как будет играть русский.
– Один раз уж я продулся. Помнишь, без шубы когда таскался? А ты хочешь вытряхнуть меня, чтобы я опять разорился, – сказал Иван. – Давай по маленькой. А то нечем будет платить Синдану.
Иван дважды выиграл, но на третий раз, учетверив ставку, все спустил. Он притворно сокрушался. Хозяева радовались его проигрышу.
Иван еще и еще увеличивал ставки и все чаще проигрывал.
– Ну, хватит, – вдруг заявил он. – А то меня оберешь. Меня один раз китайцы в Хабаровске обчистили. Нойоновы же деньги им спустил, – усмехнулся Бердышов и замотал головой.
Все вздрогнули от такой шутки.
– На тебе проигрыш, и я больше с тобой не играю! – Иван кинул деньги и, отойдя, стал набивать трубку.
Торговцы, распаленные зрелищем игры, схватились за кости.
За столик сели Ян Суй и толстяк Гао Да-лян. Вскоре началась общая игра.
Иван лежал на кане и курил. Под шум игры он уснул.
Проснулся он под вечер и по возгласам понял, что идет большая игра. Иван вспомнил, зачем ездил в Тамбовку. «Что я затеял?» – подумал он. На душе было невесело. Вспомнилась вся жизнь, безрадостная, не такая, какой хотелось бы. Он прожил жизнь среди разных народов, а своего не знал. Стремление к Дуне сливалось в нем с жадным интересом к старой родине, откуда вышли предки. Сейчас он чувствовал дружеское расположение к китайцам. Они были такие же скитальцы, бродяги, как и он. Сейчас ему было с ними спокойней, чем с русскими, которые, кажется, о многом догадывались и все были против него. Ему не хотелось подыматься. Он решил еще поспать и повернулся на другой бок.
Через некоторое время кто-то тронул его за плечо. Иван открыл глаза. Над ним склонился Синдан.
– Что тебе?
Маньчжур что-то слабо пролепетал.
– Говори громче.
– Деньги дай… – пробормотал Синдан.
Иван присел и оглядел фанзу. При свете красных свечей полуголые игроки неистово резались в кости.
– Ну что ж, попробуй счастья.
– Горюн продаю… – Глаза Синдана смотрели остро, с тревогой.
Бердышов шутливо сказал:
– Может, с моих денег вернешь все богатство. Тогда мы с тобой встретимся, поцарапаемся еще раз.
Синдан осклабился.
– Ты так улыбаешься, что страх смотреть. – Иван отсчитал деньги. – На тебе еще сто рублей лишних на игру. Паря, мне любопытно посмотреть, че получится.
– Сесиба![65] – задрожал Синдан, хватая деньги.
Он поклонился Ивану и, повернувшись к нему сутулой тяжелой спиной, пошел в глубь фанзы.
Синдан дерзко крикнул игрокам что-то, выпрямляясь во весь рост.
«Коршун», – подумал Иван.
Его тоже потянуло к столу, он вскочил.
– Мои деньги счастливые. Сейчас всех обыграешь, – подбодрил он Синдана.
Гао-младший зажег свечи. У очага три гольдки помогали Гао-толстяку готовить ужин.
На лакированном столике шла большая игра. Торговцы пьянели от ханшина и азарта.
Ян Суй теперь уже не думал помогать Синдану. Он ненавидел этого тучного богатыря с квадратной лысиной.
Синдан вкладывал в игру всю свою неутоленную жестокость, силу и энергию, скопленные за долгие дни безделья. Если он проигрывал, то смело удваивал ставки и возвращал проигрыш.
Ян Суй вскоре проигрался. Тогда подбежал Ченза, старший в доме Янов.
– Я играю…
У Чензы были деньги, товары, лавка.
Груда лоскутков цветной бумаги высилась около Синдана. Это были выигрыши. К ужасу братьев, Ченза проиграл весь свой капитал. Он готов был убить Синдана. Рыдая, отошел Ченза от столика.
Иван зорко следил за китайцами. Он игрывал и в кости и в карты. Страсть к игре тянула и его в общий круг. У лакированного столика собрались опытные, бывалые игроки, видавшие и не такие проигрыши. Шла настоящая игра, игра осеннего ледохода. За такой игрой делали состояния и спускали богатства, накопленные годами, становились счастливыми или кончали жизнь самоубийством. Никто не жалел Чензу: на то была игра.
– Ну, я пошел, – вдруг сказал Иван.
– Куда? Сиди, сиди! – закричали игравшие.
– Пойду проведаю Григория и сейчас же вернусь, тоже буду играть.
«Не везет с девками, так я с досады хоть их обчищу!»
Иван ушел. У него не было денег, он все отдал Синдану, а занимать у своих соперников не хотел.
– Ставлю речку Хунгари! – кричал Ченза.
– Ставь свою половину! – воскликнул Ян Суй. – Половина речки моя.
– Ставлю свою половину речки Хунгари!
Синдан выиграл половину речки.
– Лавку, речку, что еще? – спросил он.
Подошел Ян Суй и сделал последнюю ставку. Вся речка Хунгари перешла Синдану.
– Теперь я! – воскликнул Гао-председатель.
Он сразу выиграл сто рублей.
Тело Синдана била лихорадка.
– Двести!
Гао проиграл двести рублей.
Глаза Синдана засверкали: «Вот когда я отомщу ему».
– Триста! – крикнул Гао.
– Триста есть! – заорали игроки.
Синдан опять выиграл.
– Сейчас узнаем свою судьбу! – воскликнул Гао. – Пятьсот! – Гао проиграл.
– Тысячу!
– Где у тебя тысяча?
– А это что? – властно крикнул Синдан, показывая на расписки. – Я снова хозяин! Моя речка Хунгари!
Ченза лежал на кане, судорожно обхватив руками колени. Братья его теснились у стола.
– Тысячу проиграл! – в восторге вопили торговцы.
Руки Гао дрожали. Он не хотел выказывать волнения.
– Играй на лавку!
Кинули кости.
Председатель проиграл. Лавка, амбары, собаки, долги, гольдки-любовницы, их битые мужья – все переходило к Синдану.
– О-е-ха! Судьба! Судьба! – кричали кругом.
Глаза Гао дерзко заиграли. Он не сдавался. Крики не смущали его.
– На жизнь! – тонко крикнул он.
– О-е-ха! – прошептал толстяк Гао.
Все замерли.
Синдан кинул кости. Слышно было, как они дробно стукнулись и покатились по лакированной доске.
Лавка вернулась к Гао. Синдан отпрянул.
– Играй, играй! – крикнул Гао.
– Вот тебе так! – Синдан кинул кости.
– Вот так!
– Лавка опять не твоя!
– Нет, опять моя лавка.
Синдан начинал злиться. Ему вдруг показалось, что, рискнув жизнью, Гао перебил его счастье, его удачу. Старшина словно хлестал его, делая выигрыш за выигрышем, и эти удары были злобны, верны.
Синдан все проиграл.
– Ты мясо мое хотел резать, давай на твое мясо.
– I Давай на мясо! – хрипло, с отчаянием вскрикнул Синдан.
Все закричали, когда Гао выкинул предельно большое количество очков. Как ястреб, накинулся он на соперника, схватил Синдана за косу и поволок его.
– На кан! Будем резать мясо на груди.
Синдан вдруг со страшной силой ударил Гао по лицу, но тут на него с яростью кинулись все присутствующие в фанзе. Они били его по глазам, по щиколоткам и между ног.
– Давай на сердце играть! – орал Синдан.
Но его уже никто не слушал.
* * *Бердышов занял денег у Удоги, чтобы поиграть, и собирался уходить, когда вбежал Кальдука.
– Торговцы человека вешают!
– Ну, доигрались!.. Не успел я денег занять, а они уже и лавки и самих себя продули.
Иван выскочил из фанзы.
Толпа с криками волокла по земле человека, на шее которого болталась веревка.
Пока Иван бежал от стойбища, веревку перекинули через рассошину березы и жертву вздернули на воздух.
– Эй! – крикнул Иван и, выхватив револьверы, открыл пальбу.
Торговцы разбежались.
Иван поднял с земли полузадушенного человека. Это был Синдан.
– Иван… – захрипел он.
Бердышов затащил его в фанзу.
– Зачем, Ваня, стреляй? Так нехорошо! Наша закон такой нету, – с обидой заговорили торговцы.
– Наша закон – его надо убивай! Зачем тебе мешай? – не на шутку рассердился Гао.
– Ну, может, это и так, но зачем мне в грязное дело лезть? Раз уж вы его не удавили, не тащить же мне его снова на виселицу! – оправдывался Иван.
– Тебе ошибка давай.
Синдан присел на кан.
Торговцы долго о чем-то говорили. Синдан вдруг поднялся и стал собираться. Иван понял, что его приговорили к изгнанию.
– Ну, я тебе хороший совет дам, – усмехнулся Бердышов. – Теперь тебе хунхузить можно. Отрасти бороду, выкрась ее красной краской – и пошел! Только русских не трогай, а то худо будет. Ты тормоши своих купцов, чиновников: поймаешь такого – и контрами,[66] – провел Иван пальцем по горлу.
Синдан поклонился обществу, и все поклонились ему.
Потом он подошел к Бердышову, обнял его, и рыдания потрясли могучее тело старого злодея.
Иван чувствовал, что теперь, если и дальше повести дело умно, Синдан будет его верным рабом и злейшим врагом общества торговцев.