Собрание сочинений. В 4-х т. Т.4. Пожиратели огня - Луи Жаколио

Тотчас же Иванович подошел к трубке и приставил к ней свое ухо; до него явственно донесся голос графа, разговаривавшего с Диком, с которым он прогуливался по берегу озера.

— Да, вы правы, Дик, — говорил граф, — никакое доброе дело никогда не пропадет даром!

— Так нам всегда говорили святые отцы, обучавшие меня в детстве! — сказал канадец.

— Кто бы мог подумать, — продолжал Оливье, — когда я десять лет тому назад дал эти сто долларов несчастному, бездомному юноше, что мне за это будет во сто крат отплачено здесь, в дебрях Австралии!..

— Именно во сто крат, — подтвердил канадец, — потому что без него я положительно не знаю, как бы мы могли завладеть этим негодяем, этим «человеком в маске».

Иванович вскрикнул и чуть было не лишился чувств, но тотчас же овладел собой и, с бешенством ухватившись за аппарат, стал жадно слушать: ему необходимо было все знать; дело шло, быть может, о его жизни.

— И на этот раз, надеюсь, вы не проявите вашей обычной слабости! Взгляните на это великолепное дерево, с этим большим горизонтальным суком, протянутым вперед! Вот уже два года, как я любуюсь им, внутренне говоря себе, что на этом суку будет повешен «человек в маске». Но так как подобная смерть слишком легка и приятна для такого злодея, то я намерен поручить нагарнукам пороть его розгами до тех пор, покуда на его теле не останется ни лоскутка кожи!

Иванович не в состоянии был ничего более слышать, так как без чувств упал на ковер. Когда он пришел в себя, ему показалось, что он видел дурной сон. Но акустическая трубка была тут, подле него, и слышанные им слова еще как будто витали в воздухе. А в данный момент до его слуха доносилась песня нагарнукских матросов с «Надежды». Ивановичем вдруг овладело бешенство.

— Я должен выйти отсюда! — воскликнул он. — Хотя бы мне для этого пришлось взорвать весь «Ремэмбер»! Лучше такая смерть, чем медленная пытка, которая мне уготовлена. Изменник! Предатель! Трижды клятвопреступник! Он предает меня человеку, давшему ему сто долларов, а я дал ему девять миллионов. О, если мне удастся уйти от той страшной участи, которую мне готовят эти люди, то я клянусь всем, что есть святого в мире, что посвящу весь остаток дней тому, чтобы отомстить этому предателю! Надо бежать, и как можно скорее! Но как это сделать? Все равно, надо все-таки попытаться.

Иванович, называя капитана изменником и предателем, совершенно упустил из виду, что его собственный обман, когда он уверял, что не питает никакой личной ненависти к графу, а действует только по предписанию Верховного Совета Невидимых, развязывал капитану руки и освобождал его от всех его обязательств. Что же касалось девяти миллионов, то Дик и Оливье сразу же решили уплатить эту сумму Обществу Невидимых.

Несколько успокоившись, Иванович принялся обдумывать свое бегство. Он пришел к убеждению, что единственный способ — это бегство через тамбурованную дверь, которая, вероятно, легко отворялась, раз она была под защитой электрической батареи, и решил попытаться сделать это в ближайшую же ночь. Пусть тогда Джонатан предает его!

Чтобы избежать электрического удара при прикосновении к дверной кнопке, Иванович обернул ручку этой двери шелковой бумагой, а так как он был первоклассным пловцом, то вынырнуть на поверхность со дна озера было для него сущий пустяк. Затем у него явилась мысль уложить в ящик из белой жести предметы первой необходимости, в том числе многозарядный карабин и два револьвера. А чтобы предохранить все это от воды, он приказал одному из механиков запаять жестяной ящик и теперь был уверен, что у него будет все необходимое на первое время. Что же касалось пищи, то Иванович знал, что в Австралии у него не будет недостатка в пищевых продуктах.

Теперь он стал с нетерпением дожидаться удобного момента. Было около двух часов ночи; все спали; двери благодаря каучуковым подушечкам растворялись бесшумно.

Ударом молотка, завернутого в тряпку, Иванович надавил кнопку и благодаря этой предосторожности не испытал никакого сотрясения. Отворив дверь точно так же, как это делали при похищении Танганука, он втащил в тамбур свой ящик и, перевязав его промерным канатом, свернул этот канат кольцом на крышке ящика так, чтобы он легко мог развернуться, а конец захватил с собой.

Когда он очутился между двумя перегородками, ему оставалось только опустить дверь внутренней комнаты, которая захлопнулась сама собой. Теперь ему нужно было выждать шесть минут, чтобы через отворенную дверь хлынула вода; после этого он вытолкнул в воду свой ящик…

Вдруг им овладел страх и невыразимый ужас; весь день он упражнялся в задержке дыхания сначала на сорок пять секунд, потом на пятьдесят, затем постепенно дошел до минуты. Однако, несмотря на все свои усилия, превзойти этой нормы он не мог. Но он не знал, на какой глубине находится «Ремэмбер», не знал на какое расстояние может он подняться в секунду… Допустим, он будет подыматься на метр в секунду, даже на полтора. А что если «Ремэмбер» находится на глубине ста или на ста пятидесяти метров? Тогда он погиб, безвозвратно погиб!

Но теперь уже не время было идти назад: дверь в кабинет захлопнулась, а механизм, с помощью которого ее можно было открыть, был незнаком ему; не мог же он так и остаться между двумя перегородками судовой обшивки! Двадцать раз он подносил руку к кнопке и все не решался открыть дверь, стоя и дрожа, как осиновый лист. Наконец, сообразив, что волнение, овладевающее им, с каждой минутой только уносило его силы, он, судорожно схватив свой ящик и вдохнув в себя как можно больше воздуха, распахнул наружную дверь.

Вода хлынула внутрь. Выкинуть ящик и в то же время вырваться наружу было делом момента. Подняв руки над головой и сильно работая ногами, Иванович стал всплывать кверху. Будучи выдающимся пловцом, он подымался значительно быстрее, чем на метр в секунду, иначе никогда не выплыл бы на поверхность. Что такое минута, но какой бесконечно долгой показалась она ему! Вода шумела у него в ушах, грудь давило от недостатка воздуха, а он еще не достиг поверхности. Еще несколько секунд — и его рот раскроется сам собой, а тогда он, лишившись чувств, будет поглощен водой! Еще усилие, страшное, мучительное усилие — и вот ему кажется, что он погиб! Мучительная боль в груди не дает ему дольше держать рот закрытым! Кровь стучит в висках, в мозгу, он не в силах более владеть собой и раскрывает рот. О, счастье, он вдохнул в себя свежий воздух, и ему сразу стало легко: он достиг поверхности, он спасен. С минуту он держался на воде, оставаясь на одном месте. Вот подле него всплыл маленький буек от каната, несколько запоздавший из-за своей тяжести. На озере все тихо; он медленно направился к берегу, толкая перед собой буек. Выйдя на берег, он тотчас же подтянул к себе белый жестяной ящик и ножом для откупорки консервов вскрыл его, поспешно оделся, засунул револьверы за пояс, зарядил свой карабин и, сбросив обратно в воду пустой ящик, пустился в путь вверх по берегу озера со стороны, противоположной той, где стояла усадьба Франс-Стэшен.