И сплетаются нити судьбы... - Ульяна Подавалова-Петухова

Петр посмотрел на него, вздохнул и пошел к двери. Уже взявшись за ручку, он обронил через плечо, небрежно так, но эти слова будто плетью хлестнули по самолюбию парня:

— Значит, я ошибался, когда говорил твоей матери, что у тебя есть внутренний стержень, — и с этими словами был таков.

Дима уткнулся в подушку и промолчал. Даже не крикнул ничего вслед, хотя его так и подмывало бросить отчиму, что, дескать, своих детей надо воспитывать.

Он так просуществовал еще дня три. Возможно, он пил бы и дальше, но тут произошло то, что отрезвило его лучше любого нарколога.

Была середина октября, до свадьбы Михаила и Анны оставались какие-то считанные дни. Дима в который раз праздновал с друзьями, и его, как самого трезвого, отправили за водкой. Парень взял деньги и отправился в магазин. Он стоял около прилавка с алкоголем, когда вдруг его словно по затылку стукнули. Милославский обернулся да так и застыл. В другом ряду стояла мама и смотрела на него без укора, без жалости, но во взгляде было столько отчаянья и муки, а под глазами лежали темные круги, что у парня дрогнули руки, и мелочёвка, которую он скрупулезно пересчитывал, посыпалась на пол. И Дима не кинулся ее поднимать. Он понуро повесил голову и пошел через магазин к матери, но та сделала вид, что не заметила его и быстро вышла. Когда Дима выскочил на улицу, то ее и след простыл.

Милославский плелся к общежитию, и взгляд мамы всё не шел из головы. А когда поднимался к себе на этаж, то увидел свое отражение в одном из зеркал. Дима даже не сразу понял, что это он сам. Напротив него стоял взлохмаченный парень, с бессмысленным взглядом и щетинистым подбородком, в заляпанных брюках и порванной куртке. Дима подошел поближе к зеркалу и потрогал отражение, будто от этого оно могло измениться. Именно тогда словно озарение нашло на него. Он вспомнил, как мама гордилась им, когда он окончил школу, поступил в институт. Как она радовалась его успехам. Радовалась больше, чем своим. Как она хваталась за репетиторство, чтобы у сына появились джинсы, а сама так и проходила в зашитом пальто всю зиму. И теперь вот что получилось…

Друзья так и не поняли, почему Дима пришел без «горючего». А он собрал бритвенные принадлежности и ушел в душ. Потом он долго умолял Ксюшу из 315 комнаты, чтоб она завела ему стиральную машину и одолжила иголку с ниткой. Ксения была девушкой доброй, и не просто дала ниток, а сама зашила парню куртку, да так, что и не разглядеть сразу. Из комнаты Дима выгнал весь шалман, парни возмущались и кричали, но Милославский был выше всех, да и в ширине плеч вряд ли кто мог с ним сравниться. А он засучил брюки и начал намывать полы в комнате. Голова немилосердно болела, но парень не отложил работы, заставляя себя, наказывая себя за прошлое беспутство. Теперь он понимал, почему это так и называется: беспутство — без пути. У человека должен быть путь. Обязательно должен быть…

Через пару дней он пришел домой. Мама не могла нарадоваться. Пекла блинчики, кормила плюшками и мясом по-французски. Батя предложил пропустить по сто грамм перед ужином, но парень отказался. И не заметил, как Петр поверх его головы встретился с глазами жены: вот, мол, говорил же тебе…

Так всё и продолжалось. Дима учился, работал, как на автомате. Пока однажды не увидел вновь Анну с Мишей. Они гуляли по парку, а Дима возвращался с семинара, когда заметил их впереди на дорожке. Он не стал прятаться в кусты или за дерево. Собрав всю волю в кулак, прошел мимо них с безразличным видом, только испарина над верхней губой говорила о максимальном сосредоточении. И спустя какое-то время ему в спину прозвучал звонкий Анин смех, который мог распознать среди сотни.

— Да чтоб вы сдохли оба, — пробормотал он зло, но оглядываться не стал…

…Дмитрий замолчал. Душу окутала тьма. Беспросветная мгла. Сейчас, спустя столько лет, все казалось страшным сном, фильмом, где его вынудили сыграть главную роль, а он так вжился в нее, что по-настоящему переживал чувства своего героя. По-настоящему. До озноба в спине. До боли в груди, где ворочалось тяжелое сердце. До больных фантазий измученного сознания. Хотелось забыть. Просто забыть. Навсегда.

В полумраке комнаты Ромала не могла рассмотреть выражения лица Димы. Она видела лишь, как перекатывались желваки, словно он и сейчас переживал то же, что и много лет назад. Девушка коснулась пальцами напряженного лица. Дмитрий будто очнулся, глянул на нее, обнял крепче, тяжело вздохнул, уткнувшись в черные волосы. Напряжение опускало.

— Дим, неужели ты хотел им смерти на самом деле? — тихо прошептала Ромала.

Он опять тяжело вздохнул.

— Не знаю, — сознался парень, — только в тот момент мне показалось, что если их вдруг не станет, то мне будет легче. Намного легче…

Глава 36.

На следующий день, в субботу, парень возвращался с зачета в общежитие. Ушел пораньше и честно пытался читать перед кабинетом, где принимали зачет. Потом с тем самым Женей они на радостях выпили по бутылке пива и отправились по домам. Перед зачетом была бессонная ночь, но вовсе не из-за него. Подушка казалось твердой, и парень всё время ворочался, не в силах заснуть.

«Не всякую думу заспишь»,— подумал Дмитрий.

А мысли были о завтрашней свадьбе. У Михаила хватило наглости пригласить экс-друга, у которого он увел невесту, на торжество. Дима даже не знал, как на это реагировать. Желание было одно: пойти и набить ему морду… Но это был не выход. Несостоявшиеся родственники наверняка скажут, что он это сделал из мести. Напиться?! А толку? Лишь башка на завтра будет размером с чугунную бабушкину сковородку. Ни удовольствия тебе, ни радости. Так Дима и оставил это без внимания.

Он плелся с зачета и особо по сторонам не глядел, и даже не обратил внимания на такси, припаркованное возле общежития. И переполох, что был в самом здании, тоже не сразу заметил. Только зайдя в свой блок, увидел напуганные лица соседей. Ребята как-то странно на него поглядывали и пропускали вперед. В дверях