Андрей Боголюбский - Алексей Карпов

И всё же тайное убийство есть тайное убийство, а не открытый и всеобщий мятеж. Современные историки, изучающие обстоятельства гибели князя, порой пишут о разветвлённом заговоре, в котором известные нам убийцы оказываются лишь исполнителями чужой воли, а за их спинами скрываются мрачные фигуры настоящих убийц — то ростовских или суздальских бояр, то ближайших родственников Андрея — его братьев и племянников, то его шурина, рязанского князя Глеба Ростиславича, то любимого воеводы Бориса Жидиславича, а то и всех сразу{355}. Полагают, будто о заговоре были осведомлены не только жители стольного Владимира, но и ближайшие дружинники князя, и какие-то церковные иерархи, и оказавшиеся во Владимире послы других русских князей… В жизни так не бывает. Заговорщиками не могут быть все. Строя свои выводы на принципе: кому могла быть выгодна смерть князя, нетрудно зайти в тупик. Версий много, и каждая из них в равной степени имеет право на существование — но лишь в качестве не подтверждаемой источниками гипотезы, проще говоря — фантазии. Другое дело, что уже после того, как князь был убит, выяснилось, что слишком многие оказались готовы к такому повороту событий. Слишком уж тяжким было его долгое княжение, слишком многих князь успел настроить против себя, слишком многие устали и от него самого, и от его многочисленных и слишком ретивых приспешников. События, последовавшие за убийством князя, свидетельствуют об этом с пугающей очевидностью.

Боголюбовская трагедия

С рассказа об этом чудовищном преступлении мы начали книгу. Сейчас же попробуем поточнее определиться с датами.

Итак, обед у Петра, Кучкова зятя, имел место 28 июня 1174 года, в пятницу, в канун именин хозяина — дня святых апостолов Петра и Павла[191]. Незадолго до этого времени был казнён его свояк, родной брат Якима Кучковича, о чём большинству заговорщиков стало известно как раз во время обеда. По-видимому, эта казнь и подстегнула участников заговора к немедленным действиям. О распорядке жизни князя, о смене дворцовой стражи и т. д. они были осведомлены очень хорошо. Ясин Анбал, вхожий во внутренние покои Боголюбовского замка, смог в тот же вечер (или ещё прежде?) похитить из княжеской опочивальни меч Андрея — не просто грозное оружие, но великую святыню, реликвию, ибо некогда меч этот принадлежал другому русскому страстотерпцу, святому князю Борису, убитому по приказу Святополка Окаянного на реке Альте за 159 лет до боголюбовской трагедии, 24 июля 1015 года. (Иногда это считают вымыслом, легендой, но известие о Борисовом мече похоже на правду — ибо боевые мечи имели огромную ценность, почти всегда переживали своих первоначальных владельцев и переходили по наследству от одного воина или князя к другому.) Андрей пропажу не обнаружил — удивительная беспечность для человека военного, привыкшего не расставаться с оружием ни при каких обстоятельствах! Мы уже говорили об этом, вспоминая слова Мономаха («…И оружие не снимайте с себя сразу, не оглядевшись, по беспечности — ибо внезапно человек погибает»). Видимо, Андрей и в самом деле к концу жизни всё меньше ощущал себя воином, но всё больше — правителем, способным добиваться своего, лично не участвуя в войнах и сражениях, не прибегая к помощи клинка. Но век, в который он жил, не был готов ещё к такому восприятию княжеской власти. И то, что Андрей оказался безоружным перед лицом врагов, в очередной раз подтвердило это.

Дата самого убийства в разных версиях летописного повествования названа по-разному. Однако противоречия между летописными источниками на поверку оказываются по большей части мнимыми. В пространной версии рассказа Ипатьевской летописи на первый взгляд присутствует явная путаница. Сначала как день убийства названо 28 июня. «Убьен бысть великий князь Андрей Суждальский… месяца июня в 28-й день, канун святых апостол», — сообщает летописец в самом начале годовой статьи, добавляя затем: «…день бе тогда субота». Но последнее может иметь отношение уже к следующему дню, 29 июня, собственно дню памяти святых апостолов Петра и Павла, ибо 28 июня в 1174 году пришлось на пятницу. А ниже определённо говорится об убийстве Андрея именно в субботу 29 июня: «…постигъше бо ночи суботнии (то есть ночи после «обеденного совета», который, как сказано выше, был в пятницу. — А. К.), на память святую апостолу (двойственное число! — А. К.) Петра и Павла». И наконец в третий раз днём убийства вновь названа суббота, но текст вроде бы надо понимать так, что князь был убит не в ночь с пятницы на субботу (как явствует из вышеприведённой цитаты), а в следующую ночь — с субботы на воскресенье. Смущает, правда, явная грамматическая несогласованность фразы: «…Убьен же бысть в суботу на нощь, а о свете заутра в неделю, на память 12 апостолу (то есть на рассвете следующего дня, в воскресенье 30 июня, когда празднуется Собор двенадцати апостолов. — А. К.)».{356} Но что именно случилось «о свете заутра в неделю»? Глагол, очевидно, пропущен, и текст испорчен.

В Лаврентьевской летописи, содержащей краткую версию летописного повествования, дата убийства определённо названа как 29 июня: «Убьен же бысть месяця июня в 29 день на память святою апостолу Петра и Павла в суботу на ночь». И ниже ещё раз — в той самой фразе, которая только что вызвала у нас затруднения: «…убьен же бысть в суботу на ночь, и о свете заутра мертв…» Как видим, глагол здесь стоит на месте и делает фразу более осмысленной, хотя и не до конца понятной. А далее — её продолжение, но оно, по всей вероятности, имеет отношение уже не к смерти князя, а к событию, последовавшему за ней: «…В неделю, на память 12 апостолу (в Радзивиловской и Академической летописях правильнее: «апостол». — А. К.), налезоша и (князя. — А. К.) под сеньми лежаща, вземше и… внесоша и в божницю (церковь. — А. К.)»[192]. Но ведь и в Ипатьевской летописи говорилось о том, что тело князя было внесено в церковь лишь спустя какое-то время после его убийства! Как следует из Лаврентьевской летописи, это произошло в «неделю», то есть в воскресенье, 30-го числа.

Наконец, Новгородская Первая летопись старшего извода, отличающаяся вообще точностью дат, сообщает, что Андрей был убит «на канон святою Петру и Павлу, в нощь»{357}. Хотя календарная дата отсутствует, ясно, что речь идёт о ночи с 28 на 29 июня 1174 года. Здесь же, кстати, приведены и некоторые дополнительные, по сравнению с летописной повестью, подробности злодейского убийства. Так, сказано, что князь был убит своими «милостинниками» (приближёнными, кормящимися от «милостей» князя, его любимцами), что вместе с ним в помещении находился «один кощей мал» (отличной от упомянутого в летописной повести Прокопия?), что князь был вооружён («попад меч и ста у дверий, боряся с ними», — это уже явно противоречит летописной повести) и что убит он был «рогатинами» (или, в младшем изводе той же летописи, «копьями»). Ещё пара менее значимых уточнений имеется в летописях XV–XVI веков[193].