Феномен Солженицына - Бенедикт Сарнов

Не признавать «ё» – значит содействовать расхождению написания и произношения. Уже в ближайшем поколении начнётся (а у иностранцев и сегодня происходит) двоение в произношении многих слов, вплоть до «еще», «ё» будет теряться всё глубже, станет изменяться звуковая картина нашего языка, произойдёт фонетическое перерождение многих слов...

Мы все ещё помним, как твёрдый знак искоренялся полностью, даже внутри слов, заменяясь нелепым апострофом. Затем нам вернули его. (Но недостаточно. Родились малопонятные формы: выгрался вместо въигрался .)

В 20-е годы уничтожалась и форма «обеих» (о женском роде говорили «обоих»), позже вернули. Такая же нивелировка мужского и среднего рода прилагательных «-аго, -яго» и «-ого, -его», очевидно, уже неисправима.

(Там же. Стр. 557–560)

Всё это верно, но лишь с одной, хоть и небольшой, однако весьма существенной оговоркой.

Ни «Ё», ни твердый знак (в середине слова) вовсе не отменялись реформой 1918 года. Да и сама эта энтропийная , как её называет Солженицын, реформа отнюдь не большевиками была выдумана и провозглашена. И введена в действие была тоже не ими.

Впервые она оформилась в 1904 году в виде «Предварительного сообщения» Орфографической подкомиссии при Императорской Академии наук под председательством одного из самых выдающихся российских языковедов – кроме всего прочего, он был редактором академического «Словаря русского языка» (1891–1916) – Александра Александровича Шахматова.

Предлагавшаяся реформа вовсе не была вдохновлена какими-либо политическими, а тем более революционными идеями. Достаточно вспомнить, что один из её разработчиков академик Алексей Иванович Соболевский был членом Союза русского народа. И именно он предложил исключить из русского правописания букву «ять» и окончания -ыя, -ия.

В 1911 году особое совещание при Академии наук одобрило работы предварительной комиссии и вынесло по этому поводу свою резолюцию, предписывающую детально разработать основные части, пункты и параграфы предлагаемой реформы. Соответствующее постановление было опубликовано в 1912 году. И уже в это время стали появляться единичные издания, напечатанные по новой орфографии. Официально реформа была объявлена 11 (24) мая 1917 года в виде «Постановлений совещания по вопросу об упрощении русского правописания». А 17 (30) мая на основании этих «Постановлений» Временное правительство предписало попечителям округов немедленно провести реформу русского правописания. Ещё один циркуляр вышел 22 июня (5 июля) того же года. То есть – ещё ДО прихода к власти большевиков.

Ну, а уж окончательно новая русская орфография была закреплена и введена в жизнь декретом Совета Народных комиссаров от 10 октября 1918.

Вот текст этого декрета:

СОБРАНИЕ УЗАКОНЕНИЙ И РАСПОРЯЖЕНИЙ

РАБОЧЕГО И КРЕСТЬЯНСКОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА

17 октября 1918 года, № 74, отдел первый. Декрет Совета Народных Комиссаров 804

О ВВЕДЕНИИ НОВОЙ ОРФОГРАФИИ

В целях облегчения широким массам усвоения русской грамоты и освобождения школы от непроизводительного труда при изучении правописания, Совет Народных Комиссаров постановляет:

1. Все правительственные издания, периодические (газеты и журналы) и непериодические (научные труды, сборники и т. п.), все документы и бумаги должны с 15-го октября 1918 г. печататься согласно при сем прилагаемому новому предписанию...

II. Во всех школах Республики:

1. Реформа правописания вводится постепенно, начиная с младшей группы 1-й ступени единой школы.

2. При проведении реформы не допускается принудительное переучивание тех, кто уже усвоил правила прежнего правописания.

Предписание, как видим, не больно размашистое. Я бы сказал, что по тем временам даже довольно тактичное.

Что же касается содержания предписанной этим декретом реформы, то оно не выходило за рамки тех изменений, которые в свое время предлагались «Орфографической подкомиссией при Императорской Академии наук».

Смысл этой – содержательной – части декрета сводился к следующему:

Из алфавита исключались буквы ять, фита, i («и десятеричное»); вместо них должны употребляться, соответственно, Е, Ф, И;

Исключался твёрдый знак (Ъ) на конце слов и частей сложных слов, но сохранялся в качестве разделительного знака ( подъём, адъютант );

Изменялось правило написания приставок на з/с: теперь все они (кроме собственно с-) кончались на с перед любой глухой согласной и на з перед звонкими согласными и перед гласными (разбить, разораться, разступиться –разбить, разораться , но – расступиться );

В родительном и винительном падежах прилагательных и причастий окончания -аго, -яго заменялось на -ого, -его (например, новаго – > нового, лучшаго – > лучшего, ранняго – >раннего ), в именительном и винительном падежах множественного числа женского и среднего родов - ыя, -iя – на -ые, -ие ( новыя (книги, издания) – > новые );

Словоформы женского рода множественного числа оне, одне, однех, однеми заменялись на они, одни, одних, одним, одними ;

Словоформа родительного падежа единственного числа ея (нея) – на её (неё) .

Вот, собственно, и всё.

Ни на букву Ё, ни на замену твердого знака в середине слов на апостроф реформа не посягала.

Изменения были не такие уж революционные и, как заверял нас, студентов Литературного института, в своих лекциях по «Введению в языкознание» наш любимый профессор Александр Александрович Реформатский, за малыми исключениями вполне разумные.

Некоторые русские лингвисты считали её даже слишком умеренной, недостаточно радикальной: критиковали её авторов за то, что она не устранила непоследовальности старой русской орфографии:

По-моему, покойный Шахматов большой грех на душу взял, что освятил своим авторитетом новую орфографию... Не многим выходит лучше, чем до реформы: основная проблема состояла в том, что в кириллице нет буквы для обозначения «о после смягченной согласной», а эта проблема и в новой орфографии осталась неразрешённой.

(Н. С. Трубецкой. Письмо к Р. О. Якобсону от 1 февраля 1921)

Но в целом в среде русских интеллигентов старой формации, в особенности тех, кто волею обстоятельств оказался в эмиграции, они вызвали бурю: