Еретик. Книга 3 - Вера Золотарёва

по ветру остатки и без того скудного запаса смелости. Юноша опасался, что епископ сейчас отправит его снова разбираться с посетительницей. Стоит ли в таком случае привлечь стражу, чтобы заставить эту женщину уйти?

Лоран задумчиво прищурился, вникая в сказанное.

«Месье Кантильен Лоран», – повторил он про себя.

Обыкновенное вежливое обращение к мужчине, однако судья инквизиции в свою сторону привык слышать «Ваше Преосвященство», либо «отче» – в те моменты, когда выходил на улицу в простом одеянии францисканца. Кто эта женщина, просящая его аудиенции в столь странной форме?

На ум приходила лишь одна женщина, однако о ее визите трудно было и помыслить.

– Пусти ее, – кивнул Лоран, устало потерев висок и вздохнув.

Некоторое время спустя в кабинет епископа вошла невысокая светловолосая женщина. Лоран вздохнул – одновременно с досадой и облегчением: кем бы ни была эта незнакомка, она оказалась не той, чьего визита он ожидал.

Простое темно-серое платье и скромно собранные волосы наводили на мысли о ее невысоком происхождении, однако взгляд, которым она быстро окинула помещение, был странным: колким, внимательным и одновременно удивительно равнодушным. Казалось, эта особа не испытывает свойственного большинству людей опасливого трепета от того, что оказалась в обществе инквизитора.

На руке у женщины что-то поблескивало. Лоран прищурился, с недоверием разглядывая обмотанные вокруг узкого запястья четки. Ему показалось, что он где-то видел похожие.

– Добрый вечер, месье Лоран. – Женщина почтительно склонила голову, приблизившись к столу, за которым сидел епископ.

Задержав неподвижный взгляд на ней, он озадаченно приподнял бровь:

– Добрый вечер. – И, помедлив, поправил: – Уместнее будет обращаться ко мне «Ваше Преосвященство», дитя мое.

Женщина подняла голову и, на миг смутившись, перемялась с ноги на ногу, проговорив с сожалением:

– Простите, Ваше… Ваше Преосвященство. Я не знала как, – она помедлила, поджав губы, подбирая нужное слово, – правильно.

– Не знала, как обращаться к епископу, но явилась с сообщением, которое может, на твой взгляд, его заинтересовать? – Лоран не сводил с нее тяжелого взгляда прищуренных глаз.

«Если это суеверная горожанка, которая решила обвинить соседку в колдовстве за то, что та гуляет с ее муженьком, Богом клянусь, я за себя не отвечаю», – ощутив легкое раздражение, подумал Лоран.

– Простите, если моя ошибка оскорбила вас, – вздохнув, проговорила странная посетительница. – Я лишь вспомнила, под каким именем упоминали вас… – она замялась, и голос ее стал тихим, как шорох сухих осенних листьев, и полным тоски, – Вивьен и Ренар.

Лоран резко вздернул подбородок, черты лица его заострились. Он медленно выдохнул, упершись локтями в стол, и соединил руки подушечками пальцев. Раздражающие мысли тут же улетучились, и на смену им пришло недоброе предчувствие.

– Вивьен Колер и Ренар Цирон? – переспросил он, впившись взглядом в собеседницу.

Молодая женщина, сделав вслух столь вызывающее заявление, отчего-то затихла, опустив потухший взгляд в пол. Однако на вопрос ответила:

– Да.

У судьи инквизиции в голове пронеслось множество мыслей и ворох новых вопросов.

– Как тебя зовут, дитя? – спросил он. Голос его звучал одновременно мягко и строго.

– Элиза.

Элиза.

Лоран сосредоточился, пытаясь понять, вызывает ли это имя какие-либо воспоминания или ассоциации. Воспоминание не заставило себя ждать: Элизой звали ту рыжеволосую ведьму, которую по его приказу сжег Вивьен. Ее имя он упоминал на последнем допросе. И вот вновь женщина по имени Элиза заявляет о своем знакомстве с казненным молодым инквизитором.

Загадочная посетительница казалась ему отдаленно знакомой, но полагаться на это чувство было бессмысленно: оно могло лишь указать на то, что Элиза проживает в Руане либо его окрестностях, и прежде попадалась ему на глаза.

– Что связывает тебя с этими людьми, Элиза? – Он решил сразу же прояснить это, посчитав, что свое донесение, каким бы оно ни было, женщина еще успеет сделать. – И при каких обстоятельствах ты слышала, как они упоминали мое имя?

«Возможно, все очень просто, и эта женщина проводила ночи с кем-то из них, и при ней они вели недолгие разговоры о службе, не упоминая ничего недозволенного. Она красива. Мне ли не знать, что эти двое никогда не отличались праведностью?» – с усталостью предположил Лоран. Он надеялся, что ничего более запутанного – а значит, худшего, – она не расскажет.

– Не сомневалась, что возникнет этот вопрос, – смиренно произнесла Элиза. – Мы с Вивьеном любили друг друга. А Ренар был мне другом. Вначале отнесся с неприязнью, но потом я вылечила Вивьена от воспалившейся раны, и он увидел, что я не делаю его другу зла своей любовью, а, напротив, пекусь о его благополучии.

Епископ моргнул. Ему казалось, что сил на удивление у него за последнее время не осталось, но теперь осознал, что ошибался.

«И ты запросто рассказываешь мне такие вещи? О своей тайной связи со служителем церкви, казненным за впадение в ересь?»

Элиза же поспешно продолжила:

– Девушка, которую сжег Вивьен – то была моя сестра. Ее звали Рени. Она назвалась моим именем, чтобы меня не искали. Ренар сказал, что архиепископ разыскивал некую ведьму. Так вот, он искал меня. Рени попалась ему по ошибке. Это я говорю затем, чтобы вы поняли: я ничего не собираюсь скрывать, Ваше Преосвященство, и не собираюсь вас обманывать. Я уже сказала достаточно, чтобы вы арестовали меня и не дали мне никуда уйти. Я понимаю. Я не отрицаю своей вины, я лишь прошу меня выслушать.

Судья инквизиции, не меняясь в лице, внял этому монологу. Надо признать, Элиза смогла его удивить: случалось, что задержанные от страха признавались в совершенных ими преступлениях еще до того, как им начинали задавать вопросы, но эта женщина в своих признаниях упоминала Вивьена и Ренара, и сделала это так, словно ей уже все равно, что будет с нею. Это нельзя было просто проигнорировать.

– Ты признаёшься мне в том, что состояла в греховной связи с Вивьеном Колером, а также в том, что ты, как и твоя сестра, творила противоречащие христианским законам ритуалы и вела образ жизни, давший повод подозревать вас обеих в колдовстве? – холодным тоном уточнил он.

– Да, – равнодушно ответила Элиза, не поднимая взгляда и даже не вздрогнув от слов, которые должны были бы напугать любого человека, если их произнес инквизитор.

В комнате на несколько мгновений воцарилось молчание. Затем епископ медленно заговорил:

– Исходя из того, как обычно мыслят люди, тебя сюда могло привести глубочайшее раскаяние и осознание своей вины. Однако я не верю в это, глядя на тебя. В твоем облике и голосе нет ни смирения, ни просьбы о прощении, которое может искать человек у Церкви.

Элиза едва заметно качнула головой.

– Я о многом сожалею, –