Игра теней - Тэд Уильямс

— В этом мире все меняется к худшему. И мы ничего не можем с этим поделать.

Потом мысли ее растворились в темноте. Перед слепым королем вновь была лишь ее оболочка, безмолвная и недвижимая. Жуки, сидевшие на стенах, снова пришли в движение, переливы радужных крыльев окрасили комнату в разные цвета. Несколько мгновений спустя жуки тоже замерли и погрузились в сон.

Они вернулись.

Темные люди, безликие люди, которые гнались за ним по бесконечным коридорам, бесшумно скользя меж колеблющихся теней, словно сами были всего лишь тенями. Может, ему привиделся ночной кошмар? Тяжкое видение, порожденное лихорадкой? Но почему тогда никак не удается проснуться?

«Где я?»

Висевшие на стенах гобелены почернели и обуглились. Южный Предел.

Коридоры и залы замка были так же хорошо знакомы, как вид своей собственной ладони. Значит, сном было все остальное? Томительно долгие дни, проведенные в промозглом лесу за Границей Теней? Джаир — безликий воин сумеречного племени, и капитан королевских гвардейцев Феррас Вансен, и одноглазый исполин, от голоса которого раскалывалась голова. Неужели все это — лишь игра его воображения?

Он бежал, запыхавшийся и неуклюжий, и безликие люди в черном следовали за ним по пятам, перетекали из коридора в коридор, теряя четкие очертания, огибая углы и струясь вдоль стен. Потом они вновь приобретали человеческое обличье, простирали к нему длинные руки, едва не касаясь его пальцами. А он бежал и бежал между горящими гобеленами, а мысли его путались, как хлопья пепла, кружившиеся в раскаленном воздухе.

«Кто я такой? Кто я такой?»

Он чувствовал, что распадается на части, подобно кукле «кори», брошенной в костер во время празднества в ночь Эрила. Конечности его беспомощно мотались, голова походила на мешок с соломой, готовый вспыхнуть и запылать от первой же искры.

«Кто я такой? Кто я такой?»

Ему нужна опора, прочная и холодная, как камень, способная удержать от распада на пылающие куски. Он бежал, и ему казалось, что с каждым шагом он становится все меньше. Он терял себя и чувствовал, что вскоре исчезнет без остатка. Безликие люди, прежде передвигавшиеся бесшумно, громко топотали у него за спиной, и этот топот эхом отдавался у него в голове, сливаясь с шумом крови — его дурной, отравленной крови.

«Я похож на отца, но я хуже, гораздо хуже. Сейчас я вспыхну изнутри и сгорю, превращусь в горсть пепла».

Он испытывал боль, невыносимую боль. Он и не знал, что бывает такая боль. Как будто тысячи игл вонзались в его кожу, раскаленный добела металл входил в мозг, а в голове разрывались пушечные снаряды. Он хотел одного: избавиться от этой боли, но не знал, как. Разве человек может убежать от своей собственной крови?

Где же Бриони? Южный Предел уже не походил на родной дом, коридоры замка наполнились огнем и злобными тенями, с обуглившихся гобеленов и картин взирали враждебные лица. Но сестра не могла измениться столь разительно. Она непременно придет ему на выручку. Она удержит его от распада, она поможет ему вспомнить, кто он такой. Она назовет его по имени — о, как бы он хотел услышать собственное имя! — и положит прохладную ладонь на пылающий лоб. Тогда он забудется сном, благодатным, целительным сном. О, если бы он сумел отыскать Бриони, безликие преследователи остались бы ни с чем — он ускользнул бы от них, и они растеклись бы по стенам и коридорам, слившись с тенями. Бриони. Его сестра-близнец. Неужели он больше никогда не увидит ее?

— Бриони! — закричал он во всю глотку. — Бриони! — повторил он, и голос его сорвался на визг. — Помоги мне!

В следующее мгновение он споткнулся и упал; волна боли накрыла его с головой, когда он ударил свою покалеченную руку о каменный пол. Нет, это никак не может быть ночным кошмаром — боль слишком реальна. Сделав над собой отчаянное усилие, он поднялся и вновь пустился бегом. Он не мог остановиться, не мог дать себе ни малейшей передышки до тех пор, пока не найдет сестру. Остановиться означало умереть, в этом у него не было ни малейших сомнений. Люди-тени незамедлительно набросятся на него и разорвут на части.

На бегу он покачивал горящую от боли руку — свою несчастную руку, которую он пестовал всю жизнь, как больное дитя; уродливую руку, которую он так ненавидел. Оглядевшись по сторонам, он обнаружил, что находится в огромной пустой комнате. Дальние углы тонули в сумраке, но сквозь высокие окна в помещение проникали наклонные снопы света. Он сразу узнал Портретный зал. Кроме него, тут не было ни души, он это чувствовал. Безликие преследователи, как видно, потеряли его из виду. Но он слышал их бормотание и понимал, что вскоре они будут здесь. Останавливаться нельзя.

Прямо перед ним висела картина; прежде он часто скользил по ней взглядом, но не обращал на нее особого внимания. То был портрет какой-то старинной королевы, чьего имени он, разумеется, не помнил. Бриони наверняка знала, кто здесь изображен. Она, его любимая сестра, всегда интересовалась всякими древними королевами и обожала пускать пыль в глаза. А ему не было никакого дела до предков. Но теперь, глядя в обрамленное темными волосами лицо женщины, он чувствовал, что ее взгляд обладает неодолимой притягательностью.

Топот преследователей становился все громче. Они были уже близко, у самых дверей Портретного зала. А он замер, точно прирос к полу, ибо осознал: перед ним не давным-давно умершая королева Южного Предела, а его собственное лицо, искаженное ужасом и страданием.

«Это зеркало, — догадался он. — Здесь всегда висело зеркало».

Как часто он проходил мимо длинного ряда изображений покойных представителей династии Эддонов и думать не думал, что меж картинами висит зеркало.

«А может, это не зеркало, а мой портрет?» — в смятении спрашивал он себя, глядя прямо в испуганные глаза рыжеволосого юноши, чей лоб был усеян бисеринками пота.

Юноша ответил ему таким же пристальным взором. Внезапно изображение затуманилось, словно он замутил зеркало своим тяжелым прерывистым дыханием.

Туман, закрывавший отражение, сгустился, а потом развеялся. Из зеркала на него смотрела Бриони. На ней было длинное белое платье с капюшоном — одеяние, более подходящее жрице из ордена Зории, чем принцессе. Но это была Бриони, ее лицо — он знал его куда лучше, чем свое собственное. Взгляд сестры был преисполнен печали, тихой и глубокой. Такой печальной он не видел Бриони с того самого дня, когда они получили известие о том, что их отец стал жертвой предательства и попал в плен.

— Бриони! — закричал он. — Я здесь!

Он был не в состоянии прикоснуться к ней, он слишком хорошо знал, что она его не слышит, и мог надеяться лишь на то, что она ощутит его присутствие. Тем не менее возможность смотреть на сестру доставляла ему огромное наслаждение, и на несколько мгновений он позабыл про боль и страх. Она ничего не сказала ему, но, глядя на ее лицо, такое родное, такое прекрасное, он вспомнил свое имя: Баррик. Да, его зовут Баррик Эддон, и это имя останется с ним всегда, пройдет через все превратности судьбы. Даже если отражение сестры видится ему в предсмертном сне, который боги посылают умирающему, он переступит границы иного мира, зная, кто он такой.