Вавилон - Маргита Фигули
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Зато на Гарпага обрушилось возмездие, — осклабился подмастерье, — Астиаг приказал тайком убить его сына и зажарить к обеду, на который он пригласил Гарпага.
— О, — едва не разрыдалась Изиба. Она прикрыла малыша передником и, схватив его, убежала в дом.
— Так ли все было? — стали допытываться у жреца простолюдины.
— Не знаю, сколь правдивы эти слухи, но я не верил бы им. Много тут вздорного. Слухи эти распускают персидские шпионы, чтобы внушить любовь и сочувствие к Киру. А Кир как раз из тех, кто не заслуживает ни любви, ни сочувствия.
— А верно, что он весь оброс шерстью и вместо пальцев у него — когти? — выпалил подмастерье, повторяя домыслы недругов Кира.
— И что из глаз у него огонь полыхает?
— А взгляд испепеляет жилища?
— Что он могуч, как Сакан?
— И даже на человека не похож? — выкрикивали они наперебой.
— Да нет же, — перекрыл их голоса слуга божий, — Кир создан по образу и подобию человека, это могущественный и великий царь, но в груди его — сердце хищника.
— Стало быть, он опасен для людей, как леопард для лесного зверя, — заключил Эрару.
И снова людей охватили тревога и страх.
— Что же нам делать, слуга божий? — пробормотала жена гребенщика.
— Храните спокойствие и благоразумие. Вавилония не сложит оружия.
С этими словами жрец покинул их.
Задумавшись, он шагал меж рядами пальм, глядя на холмы Царского Города, где весною распускаются фиолетовые, под стать предвечернему мареву, цветы катальпы и янтарно-желтый кустарник с запахом меда. Пчелы жужжат над их чашечками, осыпанными пыльцой, как золотистым песком, который суда Валтасара привозят из Аравии вместе со слоновьими бивнями, черным деревом, корицей, серебром, оловянными блюдами и невольниками.
Жрец не дошел еще и до третьего дома, как его вывели из задумчивости громкие крики.
В узком проходе между харчевней на углу и лавкой, где торговали бараньим жиром, галдела толпа женщин и стариков. Присмотревшись, жрец увидел за их спинами черноволосую, с орлиным взглядом девушку в пестром полосатом платье. Ее толкали, щипали, стегали веревками, рвали одежду, а когда она, наконец обессилев, упала, ее принялись нещадно топтать ногами.
Жрец бога Эа прибавил шагу.
И в тот же момент из Поперечной улицы вырвалась другая толпа, и на маленькой площади появился царский военачальник, с головы до пят закутанный плащом. Конь гарцевал под ним, вставал на дыбы, ржал и встряхивал гривой. Потом он закружил на одном месте, и всадник увидел толпу, глумившуюся над девушкой.
Он пришпорил коня. Зеваки устремились за ним следом. Старики и женщины в проулке расступились, изумленные. В наступившей тишине всадник спросил, кто эта женщина и чем она провинилась.
Кто-то шепнул:
— А этот солдат что-то малость смахивает на благородную госпожу.
Это и в самом деле была Нанаи, возвращавшаяся из дома командования армии от Набусардара.
— Чем провинилась эта женщина? — повторила она свой вопрос.
— Она персиянка, господин! — выкрикнул старец с длинной всклокоченной бородой.
— Я спрашиваю: чем она провинилась?
— Ничем, господин, ничем, — с этим криком несчастная бросилась к всаднику. — Провинилась я только тем, что породило меня на свет лоно персиянки. Смилуйся, господин! Они убьют меня, господин! Я ни в чем не повинна. Я поклоняюсь Ормузду, но почитаю и вавилонских богов, вашего царя и ваши законы! Мой дом на Торговой улице, я живу честно, торгую луком и чесноком. Не допусти, господин, чтобы город твоих богов и царя твоего стал вертепом.
Нанаи содрогнулась и не могла выговорить ни слова — язык ее словно завязали узлом. Она вспомнила о князе Устиге, и, хотя день был жаркий, в лицо ей пахнуло холодом. Нанаи почудилась затхлость глубокого подземелья.
— Господин, — рыдала женщина, с мольбою воздев руки, так как халдейки стали плевать в неё.
— Перестаньте! — повелительным тоном произнесла Нанаи и подняла руку к шлему.
Не поднимаясь с колен, персиянка вскинула голову.
— Благодарю тебя, господин.
— Не смейте ее трогать! — добавила Нанаи и повернула коня.
Только теперь заметила она служителя бога Эа. Облаченный в долгополую белую ризу, стоял он возле столба, на котором были высечены своды законов. Проскакав мимо него, Нанаи стала пробираться к мосту через Евфрат.
Улицы бурлили, Вавилон напоминал развороченный муравейник.
Маршировали солдаты, у внешних и внутренних ворот сменялась стража, тянулись повозки, груженные военным снаряжением, раскидывались станом войсковые части; сновали женщины, дети, старики. От городских стен, где жили и умирали в грязи поколения неимущих, голодными глазами взирая на дворцы вельмож, толпами валили нищие. Голытьба хлынула с окраин к центру города, покидая лачуги из глины и тростника, которые прыщами на теле аристократа уродливо и робко лепились возле роскошных палат богачей. Хотя Набусардар позаботился и об этих подданных великой Вавилонии, выделив для них убежища, однако множество бедняков запрудило улицы, сея панику и мешая марширующим солдатам.
В конце концов. советники царя подали мысль установить в разных концах города десять глиняных досок с призывом к спокойствию и благоразумию. Люди ринулись к доскам. Каждому хотелось знать, что там написано. Каждому хотелось видеть их собственными глазами. Шум, гам, перебранка от этого только усилились.
Тогда власти прибегли к другому средству — разослали царских глашатаев умиротворять народ. Те подняли на ноги весь город, население покинуло дома, чем не преминули воспользоваться грабители — они убивали слуг и дворцовых невольников и уносили в свои притоны несметные богатства. Похозяйничала во дворцах и городская голытьба.
Возвращавшаяся из дома командования Нанаи стала свидетельницей смятения в городе. Пугая гнедого жеребца, толпа несла ее от улицы к улице, бурливших, как река в половодье. Конь шарахался и фыркал, подгоняемый криками, плачем, причитаниями. Отчаявшись пробиться к мосту, Нанаи отдалась на волю людского потока, который вынес ее на просторную Базарную площадь.
Там, посреди базальтовых столбов, перед рабами, торговцами, носильщиками, ремесленниками, богатыми горожанами и вельможами витийствовал царский глашатай.
Нанаи остановилась, чтобы переждать, пока схлынет толпа.
До слуха ее донеслось:
— Персы — не первые, кто замышляет покорить весь мир и властвовать даже над Вавилоном. История знает великих и могущественных властелинов, мощь и слава которых разбились о стены нашего Священного Города. Так случилось с правителями Мидии, Элама, Египта и Ассирии. Боги покарали их, сокрушив их империи. В отместку за то, что они дерзнули посягнуть на Бабилу, Ворота Неба, через которые боги нисходят с небес на землю, вседержители разрушили Тебы, Сузы, Ниневию и Сарды. Надменный Ашшурбанипал, царь ассирийский, покорил почти весь Старый Свет. Завладел Эламом, Армянским царством, Палестиной, Египтом и уже зарился на Вавилон. Спасаясь от него, эфиопский царь, могучий Тиргак, покинул родину и укрылся в Верхнем Египте. Фараона Нехо Ашшурбанипал насильственно увез в Ниневию. Гордому тирскому царю Балу пришлось мириться с ним. Арвадский царь Якинлу заискивал перед Ашшурбанипалом. Иудейский властелин Манезес, как и прочие палестинские владыки, был вынужден уступить ему свои корабли и армию. Киликийский царь из страха перед Ашшурбанипалом добровольно стал его данником. Правители всех государств, чтобы снискать расположение непобедимого царя, слали царевен для гарема в Ассуре. Весь мир лежал у его ног, ни один властелин не мог мечтать о большем. В честь своих побед хвастливый Ашшурбанипал устроил триумфальное шествие. В свою роскошную колесницу он впряг трех пленных эламских царей — Тамарита, Пою и Хумбахалдаша — а также аравийского царя Ваити. Богоравный, правил он своей империей до тех пор, пока не замыслил покорить Вавилон. Ашшурбанипал пошел на него войной, но у стен нашего города пошатнулась его мощь. Вавилон — не Тебы! Завоеватель пал, а Бабилу, Город Богов, и поныне стоит во всей своей красоте и силе. Та же участь постигнет и надменного варвара Кира, задумавшего поставить нас на колени.
Оглушительный рев восторга прокатился по площади, Толпа шумела, сотрясая воздух, словно буря — деревья. Царский глашатай поднял руку, на его запястье полыхнул браслет из рубиновых карбункулов. Но призывный жест не возымел действия. Площадь снова огласили ликующие клики.
«Неужто и вельможи согласны с царским златоустом и воздают ему хвалу? — подумала Нанаи. — Ведь это неправда, будто Ашшурбанипал потерпел поражение у стен Вавилона! Простой человек этого может не знать, но вельможи — люди образованные, им-то известно, какая трагедия разыгралась в Вавилонии сто лет назад».
Тогда Вавилоном правил Шаосдухин. Его отец Ашшур Асаргаддон недолюбливал сына и наследником назначил Ашшурбанипала, внука; Шаосдухину пришлось довольствоваться северной частью теперешней Вавилонии. Но он не мог примириться с положением вассального владыки, укрепил Вавилон и вступил в союз с Эламом — который был в ту пору могучей военной державой, — с Псаметихом Египетским, Гигесом Лидийским, с царями Сирии, Палестины и Аравии. Он готовил мятеж, полагая, что империя Ашшурбанипала некрепка. Но Ашшурбанипал опередил его. Напав на Элам, он двинулся к Вавилону, которым овладел после двухлетней осады, когда обезумевшие от голода защитники начали поедать собственных детей. Шаосдухин вместе со всей семьей бросился в огонь и тем закончил свое существование. Ашшурбанипал с триумфом вступил в Вавилон и стал править им.