Любовь и проклятие камня - Ульяна Подавалова-Петухова

ей объяснила, что это традиция и так принято, но у самого Чжонку в глазах темнело, если думал о другом мужчине рядом с любимой. Сердце такое отказывалось принимать. В конце концов, молодой мужчина поднялся и потихоньку выбрался из комнаты. Ни одна из половиц не скрипнула и не выдала его. Весь двор был как на ладони: луна заливала все вокруг серебристым мягким светом. На цыпочках, прячась в тени дома, Чжонку перебежал под окна женской половины. Не было и речи, чтоб пробраться к Сонъи через дверь. Женская половина, рассчитанная только на две небольшие комнаты, двери которых выходили в общую залу, была гораздо меньше мужской. В общей комнате Чжонку был дважды: в первый раз, когда сбежал из Сонгюнгвана, а второй, когда признавался госпоже Елень в чувствах к Сонъи. Но сейчас не мог вспомнить о расстановке мебели внутри. Если он ошибется, госпожа его не простит. Оставалось окно. Но чтобы на нем подтянуться, Сонъи должна его открыть.

Чжонку подобрал камушек и бросил в бумажную створку. Бросил еще и еще. Безрезультатно. Он мог дождаться утра и объясниться с Сонъи, но что-то так и толкало его к этому окну. Юноша завертел головой. Перевернул пустую бочку и взгромоздился на нее. Теперь он мог постучать и даже попробовать открыть окно, правда, если оно не заперто на кольцо-ушко.

— Сонъи, ты спишь? Сонъи!

Не дождавшись ответа, Чжонку подцепил створку снизу и потянул на себя. Створка легко поддалась. Во дворе было светлее, чем в комнате. Присмотревшись, Чжонку заметил, что тюфяк пуст. Он даже опешил.

— Сонъи, — уже громче позвал он.

— Зачем вы пожаловали? — раздалось сбоку, и юноша вздрогнул.

Сонъи стояла у окна, прижавшись спиной к стене, и на Чжонку не смотрела. Юноша тут же почувствовал себя виноватым.

— Я…

— Стали совершеннолетним? — вдруг спросила девушка.

— Ну да…

Сонъи вспыхнула и бросилась к створкам, чтоб захлопнуть окно. Чжонку попытался поймать ее за руки, но она не давалась, едва сдерживая слезы.

— Вот и ступайте туда, откуда пришли!

И тут Чжонку обо всем догадался. Он быстро подтянулся на узенькой планке подоконника и через мгновение был в комнате, закрыл окно и повернулся к девушке, которая с каким-то отчаянием пыталась помешать ему. В комнате царил полумрак, и Чжонку едва видел Сонъи, стоящую напротив в своем ночном убранстве, сжав кулачки. Юноша снял туфли под окном и сделал шаг навстречу. Она шагнула назад, и парень вздохнул.

— Я не животное. Я не могу… вот так. Я люблю тебя и только тебя! И если это не ты… то тогда никто. Сонъи…

Девушка стояла в нерешительности, она смотрела на Чжонку и видела в нем мужчину, своего мужчину. Когда она узнала, что он уехал для обучения в Бёнгван, расстроилась. Расстроилась так, что ревела, скрываясь ото всех. Представить ласкового, своего, Чжонку в объятиях кисэн она не могла. Душа сворачивалась и ныла. И вот он стоит перед ней. Так же чист, как и вчера. Не обронивший ни любви, ни чистоты. Не предавший ее.

— Но почему… так долго?

— Мы давно вернулись. Я ждал, когда уснет отец. Знал, что беспокоишься. Боялся, что разозлишься. Ты… ты мне веришь?

Но Сонъи молчала, глядя на любимого, и тогда он залез за пазуху и выудил шелковую ленту, на которой висели два кольца из нефрита.

— Как купил, так и не расстаюсь с ними. Они даже на учениях со мной. Я все равно не отступлю, слышишь? — шептал Чжонку. — Я все равно буду просить разрешения жениться на тебе. Ты у меня одна. Другой не надо.

И с этими словами он протянул на раскрытой ладони кольца Сонъи. Девочка неуверенно шагнула к нему навстречу и несмело взяла кольца. Она повертела их в руках, пытаясь рассмотреть их, и в этот момент луна заглянула в щель приоткрытых ставень. Нефрит засиял на ладони, растворяясь в сребристом свете луны. Сонъи подняла ласковые глаза на Чжонку, и тот не выдержал, шагнул к ней, сгреб в охапку, прижал к себе обеими руками. Девушка обняла его в ответ.

— Я… я… как подумаю…, — прошептала она, и горячее дыхание коснулось уха Чжонку. Юноша еще крепче прижал к себе девушку.

— Этот обычай какой-то странный, не думаешь? Только дворяне могут отвести сыновей туда, а как же ноби? Но ноби как-то справляются сами, без всяких учений. И детей у них больше…

Сонъи стыдливо спрятала лицо на широком плече Чжонку, а потом чуть отстранилась, провела рукой по стянутым к макушке волосам.

— Так непривычно! — призналась она.

— Да не то слово! Господин Син так закрутил волосы, так стянул, смотри у меня даже щек не осталось! — и Чжонку втянул щеки, Сонъи тихонько засмеялась. — А повязка эта? Теперь я понимаю, почему все взрослые такие серьезные и мало говорят. Когда говоришь, она шевелится, как живая, оторопь берет!

Сонъи улыбалась, зажимая рот руками, чтоб не разбудить мать, спящую в соседней комнате. Чжонку смотрел на свою нареченную и чувствовал себя счастливым. Он корчил рожи, передразнивал походку взрослых, объясняя неудобными штанами, которые «жали там, где должно быть свободно». Сонъи смеялась, а Чжонку не сводил с нее зачарованных глаз. В прошлый раз он не видел девушку, только ощущал в своих руках, сейчас же благодаря лунному свету мог рассмотреть ее ночное убранство. Прозрачный чогори открывал взору и острые ключицы, и покатые белые плечи, и ложбинку между грудей из-за стянутой чимы, и в горле мгновенно пересохло. Чжонку должен был отвести взгляд. Должен был отвернуться. Должен был, но не мог… сейчас ему так хотелось… И что-то такое прочитала в его взгляде Сонъи и перестала смеяться. Она была так близко, стоило лишь руку протянуть.

— Сонъи, ты… ты станешь моей женой?

— Чжонку…

— Клянусь всем, что только у меня есть, я уговорю своего отца и твою матушку. А ты… ты согласна?

— Согласна, — чуть помедлив, ответила девушка.

Чжонку улыбнулся.

— Вот только… вот только я целоваться не умею, — прошептал он, и Сонъи покраснела. — А сейчас смотрю на тебя, и ужасно хочу… хочу поцеловать. Можно?

Девочка посмотрела на него снизу-вверх и едва заметно кивнула. Юноша шагнул к ней, обнял одной рукой, а второй провел по щеке и поцеловал. Коснулся несмело чуть