Цирк проклятых. Кафе лунатиков - Лорел Гамильтон

— Это же порнография! — Я даже не попыталась скрыть удивление.

— Несомненно.

Я глянула на Эдуарда. Он точными аккуратными движениями резал бифштекс. Отрезал кусок, положил в рот, прожевал, проглотил и запил вином.

Я снова стала смотреть «фильм». К паре на кровати присоединился еще один мужчина. Он был повыше первого, с более короткими волосами, но описать его подробнее было бы трудно — главным образом потому, что я старалась не смотреть.

Я сидела на краю кровати Эдуарда и впервые ощущала неловкость в его присутствии. Между нами никогда не было напряжения сексуального характера. Мы могли бы когда-нибудь убить друг друга, но не поцеловаться. А вот сейчас я была в номере у мужчины и смотрела порнофильм. Порядочные девушки так себя не ведут.

— Эдуард, за каким чертом это все надо?

Он щелкнул пультом:

— Смотри, вот лицо.

Я повернулась к экрану. На меня смотрело застывшее изображение — второй мужчина. Это был Альфред.

— О Господи!

— Ты его знаешь? — спросил Эдуард.

— Да. — Нет смысла отрицать. Альфред мертв, и Эдуард ему ничего плохого не сделает.

— Имя?

— Альфред. Фамилии не знаю.

Эдуард нажал ускоренный показ. Изображения на экране задвигались с бешеной скоростью, занимаясь интимными вещами, на любой скорости непристойными. На ускоренном показе это было еще противнее — и смешно, и глупо.

Эдуард снова нажал паузу. Женщина застыла, глядя в камеру анфас, с открытым ртом, с глазами, застланными сексуальной поволокой. Волосы искусно раскиданы по подушке. Это должно было быть возбуждающим, но не получалось.

— Ты ее знаешь?

Я покачала головой:

— Нет.

Он снова пустил пленку.

— Скоро конец.

— А второй мужчина?

— У него все время на лице маска.

Мужчина в маске взобрался на женщину сзади, бедрами охватил ее ягодицы, линии их бедер совпали. Его торс прильнул к ее туловищу, пальцы тискали ее руки возле плеч. Больше всего это было похоже, что он на нее наваливается, и секса было в этом очень немного.

Она держала его полный вес, опираясь на руки и колени, дыша прерывисто. По комнате пронеслось низкое рычание, камера дала наплыв на спину мужчины. Кожа его пошла рябью, будто кто-то проводил под нею рукой, и разгладилась, потом еще рябь, будто оттуда проталкивалось наружу что-то небольшое.

Камера отъехала; мужчина все еще обволакивал женщину. Рябь на спине стала сильнее; что-то проталкивалось у него из-под кожи, и настолько сильно, что это было бы видно даже под одеждой. Я такое видела у Джейсона прошлой ночью.

Не могу не признать, что это завораживало. Я видела, как человек перекидывается, но не так. Не до мельчайших деталей, не под неотступным взглядом камеры.

Кожа на спине мужчины лопнула вдоль, он взвился на дыбы, охватив руками талию женщины и вопя. По спине его потоком хлынула светлая жидкость, заливая женщину и кровать.

Женщина чуть подстегнула его, пошевелив ягодицами, склонив голову к простыне.

Из спины мужчины вырвался мех, руки судорожно прижались к бокам. Он снова наклонился к женщине, упираясь руками в простыню, разрывая белую ткань мохнатыми когтями.

Он съежился, мех расходился по его коже все быстрее, почти как растекающаяся жидкость. Маска спала с него — лицо уже не подходило к ней по форме. Камера дала маску крупным планом. Что-то в этом было от искусства… Черт, не могу найти слово.

Человека больше не было. На женщине сидел черный леопард, и был этим очень доволен. Он прижался к ней, губы раскрылись, обнажив блестящие зубы. Леопард ткнулся ей в спину, слегка пустив кровь. Женщина низко простонала, и по ее телу прошла дрожь.

Снова в объективе появился Альфред, все еще в форме человека. Он подполз к кровати и впился в женщину поцелуем. Долгим настоящим поцелуем, с бешеной работой языков. Потом поднялся на колени, все еще не прерывая поцелуя, и все его тело раскачивалось. Он был очень возбужден ее видом.

По спине его прошла рябь, он оторвался от женщины, вцепившись руками в простыни. У него изменение произошло быстрее. Камера дала крупным планом его руку. Кости скользили под кожей с мокрыми сосущими всхлипами. Переползали, меняя положение, мышцы и сухожилия. Лопнула кожа, и хлынула та же прозрачная жидкость. Рука сменилась голой когтистой лапой и тут же покрылась мехом.

Он стоял на полусогнутых, получеловек-полуволк, но несомненный самец. Закинув голову вверх, он взвыл, и комнату наполнил глубокий резонирующий звук.

Женщина подняла на него расширенные глаза. Леопард спрыгнул с нее, покатился по кровати — ни дать ни взять огромный котенок, завернулся в шелковистую простыню, и оттуда торчала только черная морда.

Женщина легла на спину, расставив полусогнутые ноги, протянула руки к волколаку, облизывая губы кончиком языка, будто действительно испытывая наслаждение. Может быть, так оно и было.

Вервольф ворвался в нее, и это не было ласково. Она ахнула так, будто ничего лучшего в жизни не испытывала.

Женщина испускала учащающиеся стоны — либо она была очень хорошей актрисой, либо приближалась к оргазму. Не знаю, какой из этих вариантов мне больше нравится. Наверное, хорошая игра.

Она кончила, издав звук средний между стоном боли и радости, и осталась лежать на спине; тело ее будто растеклось по постели. Вервольф воткнулся в нее последний раз, весь задрожав, и провел сверху вниз когтистыми лапами по обнаженному телу.

Она вскрикнула — тут уж играть не надо было. По ее телу алыми струйками потекла кровь. Леопард испуганно мявкнул и спрыгнул с кровати. Женщина заслонила руками лицо, но когтистая лапа отбила ее руки в сторону. Потекла кровь, и там, где когти ударили по руке, блеснула обнажившаяся кость.

Женщина теперь вопила громко и непрерывно, визг за визгом, успевая только набирать воздуху. Острая морда волколака нагнулась к ее лицу. У меня перед глазами мелькнула раздробленная челюсть жертвы в лесу. Но нет, этот тянулся к горлу. Он вырвал ей глотку, расплеснув огромный сгусток крови.

Глаза женщины смотрели в камеру, не видя, расширенные, блестящие, замутненные смертью. Почему-то на лицо кровь не попала. Вервольф поднялся на дыбы, с клыков его капала кровь. Огромная капля упала на лицо, расплеснувшись меж невидящих глаз.

Леопард прыгнул обратно на кровать, облизал дочиста мертвое лицо длинными уверенными движениями языка. Вервольф лизал тело, опускаясь все ниже, к животу. Здесь он остановился, в камеру глянул желтый глаз. И начал жрать. Леопард присоединился к пиру.

Я закрыла глаза, но звуков было достаточно. Тяжелые, влажные, рвущие, они заполнили комнату. Я услышала собственный голос: