Новая история стран Европы и Северной Америки (1815-1918) - Ромуальд Чикалов

Большинство представительниц аристократии, получившие образование и воспитание, достаточные лишь для того, чтобы удачно выйти замуж, стремились стать хозяйками модных салонов, законодательницами вкусов и манер. Не считавшие светские условности обременительными, они стремились в полной мере реализовать возможности, которые давало высшее общество. Та же Дженни, став леди Рэндольф Черчилль, «видела свою жизнь как нескончаемую череду развлечений: пикники, регата в Хенли, скачки в Аскоте и Гудвуде, посещения крикетного и конькобежного клуба принцессы Александры, стрельба по голубям в Харлингеме… А также, разумеется, балы, опера, концерты, в Альберт-холле, театры, балет, новый клуб “Четверка лошадей” и многочисленные королевские и некоролевские вечера, длившиеся до пяти утра»1. При дворе, в бальных залах и гостиных женщины на равных общались с мужчинами.

Частная жизнь считалась личным делом каждого. Мораль имела чрезвычайно широкие границы, адюльтер был обычным делом. Принц Уэльский, будущий король Эдуард VII, имел скандальную репутацию, его обвиняли в том, что он непременный участник всех «аристократических разнузданностей, которые только совершаются в пределах метрополии»[211] [212]. Его добычей – и, большей частью, безотказной – были жены друзей и приятелей. Такой стиль жизни был присущ многим аристократам и не вызывал осуждения: полагали, что нормы добродетельной супружеской жизни необходимы для низших сословий и не обязательны для высших. На супружескую неверность смотрели снисходительно, но при одном условии: нельзя было допустить публичный скандал в виде публикаций в печати и тем более развода, поскольку это подрывало репутацию. Как только появлялась вероятность бракоразводного процесса, вмешивалось светское общество, стремившееся удержать своих оступившихся членов от окончательного шага, хотя это не всегда удавалось.

Огражденное системой ритуалов и условностей, высшее общество к началу XX в. само разделялось на несколько обособленных неформальных групп, членов которых объединяли общее отношение к сложившимся политическим и общественным реалиям, характер развлечений и образ времяпрепровождения: карточная игра, охота, верховая езда, стрельба и прочие виды спорта, любительские спектакли, светские беседы и любовные приключения. Центрами притяжения для мужской части аристократического общества были клубы. В них удовлетворялись самые изощренные причуды завсегдатаев: в одном из них серебряную мелочь погружали в кипяток, чтобы смыть грязь, в другом, если того требовал член клуба, сдачу давали только золотом. Но при всем этом клубы располагали роскошными библиотеками, лучшими винами, изысканной кухней, создавали тщательно охраняемое уединение и возможность общения с избранными и знаменитыми членами высшего света. Женщинам доступ в клубы обычно был закрыт, но если кто-нибудь из аристократического общества устраивал в клубе прием с танцами и обедом, они приглашались.

Показателем высокого положения в аристократической иерархии было наличие загородного дома, по сути дворца с множеством помещений, наполненных собраниями произведений искусств. В конце XVIII в. для содержания такого поместья необходимо было иметь доход минимум в 5–6 тыс. ф. ст., а чтобы жить «не напрягаясь» – 10 тыс. Важное место занимал прием гостей в загородных домах. Выезды обычно длились четыре дня: гости приезжали во вторник и уезжали в субботу. Расходы по приему гостей доходили до невероятных размеров, особенно если принимали членов королевской семьи, поскольку приезжало (вместе со слугами) до 400–500 человек. Излюбленным времяпрепровождением были карты, сплетни и пересуды. В загородных усадьбах содержалось множество скаковых лошадей и натаскивались своры охотничьих собак, на содержание которых тратились тысячи фунтов. Это позволяло развлекать хозяев и гостей верховыми прогулками. Азарт и охотничье соперничество вызывали конная охота на лис и стрельба из засады по дичи. В некрологе по случаю кончины в 1900 г. герцога Портлендского как важнейшие жизненные достижения этого аристократа были отмечены охотничьи трофеи: 142 858 фазанов, 97 579 куропаток, 56 460 тетеревов, 29 858 кроликов и 27 678 зайцев, застреленных на бесчисленных охотах. Неудивительно, что при подобном образе жизни на действительно полезные для общества и государства дела времени не оставалось.

Аристократия Пруссии

Состояние высшей прусской аристократии значительно уступало богатствам английского титулованного дворянства. Лишь немногие из прусских землевладельцев (такие, как принц Гвидо Хенкель фон Доннерсмарк с годовой прибылью в 600 тыс. ф. ст.) могли соперничать с английскими. В 1912 г. в

Пруссии всего 12 аристократических домов имели годовой доход выше 75 тыс. ф. ст.[213] (в Англии даже в 1883 г. – 29 фамилий). 108 титулованных аристократов располагали годовым доходом в 10–75 тыс. ф. ст. (в Англии такие поступления даже в 1870-х гг. имели 942 лендлорда). Что касается основной массы прусских дворян-землевладельцев, то в 1912 г. каждый из 1129 родов ежегодно получал порядка 4 тыс. ф. ст. Это вполне сопоставимо с доходами английских баронетов и богатых джентри, хотя последних с аналогичным материальным положением было больше – 2500 человек.

Вплоть до Первой мировой войны для большинства прусских аристократов крупнейшим источником дохода была земля. Однако отмена крепостных повинностей по законам 1821 и 1850 гг. существенно изменила структуру землевладения. В руках поместного дворянства взамен крепостнических податей и услуг оказались значительные суммы компенсационных выкупных платежей в виде ценных бумаг. Наиболее состоятельные землевладельцы приобрели на них новые земли, зачастую целые поместья и разорившиеся крестьянские фермы. Кроме того, часть крестьян вместо денежных выкупов уступила помещикам до половины своих земельных наделов, дворянство получило также 86 % общественных земель. Хотя земельные владения аристократии увеличились, прусские помещики не стали монополистами на владение землей, как это было в Англии. Только в Померании и Познани крупные поместья в XIX в. занимали более половины всего земельного фонда. Богатейшие землевладельцы, имевшие в собственности несколько имений, при всем желании непосредственно ими управлять не могли. Поэтому многие поместья сдавались в аренду.

Значительная часть прусских землевладельцев из дворян не смогла приспособиться к новым, капиталистическим, методам хозяйствования, неизбежным после освобождения крестьян. Многие дворяне разорились и были вынуждены продать свои поместья. В течение нескольких лет после падения крепостного права 40 % дворянской собственности в Силезии оказалось в руках буржуазии, а в Восточной Пруссии к 1856 г. только 56,9 % поместий по-прежнему принадлежали дворянству, в том числе выходцам из буржуазии, лишь недавно получившим дворянское звание. Основными причинами разорения дворянства были отсутствие предпринимательского опыта, недостаток средств для приобретения сельскохозяйственных машин и тяглового скота, расточительность и ее следствие – чрезмерные долги. Экономические потери той части прусских дворян, хозяйства которых были ориентированы на экспорт зерна, явились следствием также потери прибыльного английского рынка в связи с принятием в Англии хлебных законов, установивших в 1820-х гг. высокие таможенные пошлины. Положение усугубилось в 1870-х гг., когда в Европу стало поступать американское зерно. Некоторые из предприимчивых землевладельцев переключились с производства зерна на разведение овец, но для многих продажа поместья оказалась наиболее легким выходом. У мелкопоместных дворян все больше развивалось стремление переехать в город в поисках прибыльной должности в государственном управлении или армии.

За экономическое выживание боролись и крупные землевладельцы, пострадавшие от вторжения заокеанского зерна. В 1901–1905 гг. в Пруссии цены на пшеницу упали на 20 и на рожь на 25 % по сравнению с первой половиной 70-х гг. У титулованной знати не было возможности компенсировать потери за счет городской собственности по той причине, что в таких размерах, как у английских аристократов, она практически отсутствовала. Но крупным землевладельцам принадлежали огромные лесные богатства – в 1855 г. 54,2 % всех лесов Пруссии. Поскольку цены на древесину начиная с 1880-х гг. вплоть до 1914 г. постоянно росли (развитие путей сообщения сделало возможной ее массовую транспортировку), лесное хозяйство стало доходной отраслью крупнопоместной частновладельческой экономики. Переход от чисто сельскохозяйственного производства к переработке местного сырья оказался чрезвычайно прибыльным делом. В 1883 г. один из представителей рода Арнимов купил поместье Мускау. Он расширил продажу леса, проложив небольшую железную дорогу, построил лесопилки, фабрики по производству картона и переработке стружки, открыл оснащенный паровым котлом завод по производству кирпичей, увеличил выпуск угля – и поместье, купленное за 330 тыс. ф. ст., в 1913 г. оценили в 700 тыс. ф. ст.