Приключения 1989 - Василий Викторов

Дочь поначалу была у старухи Сусловой, но как только та узнала, что Нинке грозит срок немалый за укрывательство и сокрытие, тут она от ребенка тотчас отказалась, и Гриша Сивков по приказу Дружинина свез девочку в детдом. Об этом Мотя узнал в первый же день после приезда.

Две недели он мучился таким своим положением. Потом рассказал всё Феде. Федя посоветовал сходить к Дружинину. Иван Петрович, выслушав Мотю, долго молчал, пуская колечки дыма, потом спросил Левушкина: а как он сам в душе думает?..

— Думаю, что коли поклялся таким именем, надо держать слово!.. — вздохнув, ответил Мотя.

— Я тоже так думаю, — кивнул Иван Петрович, однако предупредил Левушкина, что он и Семен Иваныч будут обязаны сообщить об этом куда следует, а значит, факт награждения может не состояться.

— А в рядах оставят? — спросил Мотя.

— Не знаю, — честно ответил Дружинин. — Лично я буду просить, чтобы оставили…

На следующий день Мотя поехал в детдом, забрал дочь Ковенчука и удочерил её, дав ей свою фамилию и отчество. Весь город, конечно, не узнал об этом из ряда вон выходящем поступке. Но те, кто узнал, были потрясены не меньше, чем в первый раз, когда взошла звезда героя Моти Левушкина. Сивков так всем и говорил: «Он чокнулся с подвига этого! А что ещё?! Бремени славы не сдюжил!» Говорил всерьез, уверенный в своей правоте. Не одобрял этого поступка и Семен Иваныч. Анфиса весь вечер проревела, а наутро прошла мимо и не поздоровалась.

Лишь два человека отнеслись с пониманием к неожиданному поступку Моти Левушкина: Федя Долгих и Варя Путятина. Варя даже согласилась выйти за Мотю замуж, но Семен Иваныч долго уговаривал Мотю не губить жизнь дочери, и Левушкин отказался от своего намерения. Через полгода Варя стала женой Феди Долгих. Орденом Красной Звезды Мотю, естественно, не наградили, а вскоре он ушел из рядов угрозыска, ибо поступок его приобрел нежелательную окраску у высокого начальства.

Подходил к концу 1931 год, а с ним и первая пятилетка. Через три года погиб в схватке с бандитами Путятин, изменив своему правилу и сам выехав на захват. Около года побыл в начальниках Дружинин, но в 1936 году его арестовали. Его место занял Гришка Сивков, который женился на Анфисе.

Мотю арестовали тогда же, в 36-м, но в сорок втором он попал на фронт и закончил войну майором. Погиб в сорок четвертом на фронте Федя Долгих. Дочь Моти Левушкина воспитывала Варя; к ней он и вернулся, будучи уже в звании майора, в 1946-м.

На этом история не кончается. В ней немало ещё заковыристых мест, порой и тяжелых, страшных, ибо с того, 46-го продолжилась боевая жизнь Матвея Петровича Левушкина в угрозыске. Но об этом в другой раз.

Владимир Воробьев

ПОЛЯРНАЯ ГРАНЬ РЕСПУБЛИКИ

Сергей Воркунов проснулся с ощущением беды. В логове, отрытом вчера в низинке, в сугробе, среди зарослей кедрача, было сумеречно-сине. Значит, уже пришел день, а он тут прохлаждается. И пурга улеглась, коли сверху, сквозь тонкий наст не доносилось ни звука. Вчера, засыпая, он с отрадой слушал, как бесновались, неслись снега. Полагал, что в такой замети его сам черт не сыщет. И можно будет хоть немного вздремнуть.

По-весеннему пахло подтаявшим снегом. Это он надышал за ночь, и снежок в его логове взялся легонькой наледью-глазурью. И совсем не холодно было.

Кажется, он запаздывал. Караван выехал, наверно, ещё до света… Воркунов торопливо пошевелился, а руки и ноги как ватные. Вроде свои, а не слушались. Повел затекшими плечами. Дернул к себе алык — кожаный ремень от упряжи, которым привязал вожака собачьей упряжки, — без вожака собаки никуда не убегут. Обрывок алыка легко продернулся сквозь заделанный лаз в берлогу, намокший, холодный, он неприятно скользнул по лицу и змеей скрутился у Воркунова на груди.

Сердце похолодело: «Обрезали ремень… Увели упряжку…» Он нащупал за пазухой рукоятку нагана, подобрался, спружинясь, и, не отдавая себе отчета, что, может, там, наверху, только и ждут, чтоб он появился, пробил плечом и головой снеговой лаз, выскочил и, распрямляясь, крутнулся, чтоб оглядеться и в любое мгновение пустить в ход оружие. Коли его не тронули спящим, то теперь он за здорово живешь не дастся.

Но вокруг расстилалась белая пустыня. Во все стороны — ни одной черной точки, ни пятнышка. Лишь возле его ночлега валялась перевернутая, полузанесенная снежком нарта. Лунки, в которых ночевали собаки, едва угадывались. Было ясно: упряжку увели ещё по пурге. Значит, за ним следили. Он очертя голову гнался за караваном. А караван, выходит, не упускал его из виду и воспользовался первой же возможностью, чтоб отделаться от него.

И, выходит, не приснилось глухое, недовольное рычание вожака, бесцеремонно вытащенного из-под снеговой шубы. Сергей вроде бы разлепил на миг тяжеленные веки. Но гул ветра успокоил его. И он вновь провалился в сон, как в беспамятство.

Но как же они отыскали его в темноте, в снежной буре? Неужели были так близко, что заметили, в какой низинке он остановился? От этого стало не по себе. Воркунов поежился. Сел на пустую, бесполезную теперь нарту. Заворотив подол кухлянки, достал из кармана штанов сложенную по размеру самокрутки газету, кресало, трут. Закурил. Закашлялся от острой, продирающей до печонок махорки.

Да. Вот и курева у него — кот наплакал, только то, что в кармане. Юколу, сушеную рыбу для собак, тощий сидорок с сухарями и махоркой, котелок, кружку, топор, запасную одежду и торбаса, — всё унесли, проклятые. Его самого не тронули. Может, побоялись лезть в берлогу. Но ведь могли выманить, как выманивают зимой медведя с лежки.

А скорей всего не стали связываться. Ведь если красный отряд, ушедший на север, будет проходить назад, доищутся, куда и при каких обстоятельствах пропал уполномоченный, оставленный в стойбище. Так что на всякий случай и это соображение, видимо, бралось в расчет.

Сергей невесело усмехнулся: всё правильно. Не такой простак этот Иныл, которому должны все охотники побережья. Зачем душить, стрелять, резать до смерти, если имелся способ просто и бескровно вывести красного из игры?

Он поднял голову, с тоской оглядывая безжизненную снежную пустыню. Слева тянулась горная цепь. Там, вдали, на севере, куда ушел отряд, на полярных гранях взовьется красный флаг Республики. Задержать, не дать уйти белым, отнять у них награбленное. И донести наш красный флаг до полярных граней Республики — такал задача поставлена отряду.

Слева, в нескольких километрах, начиналось море. За крутым срезом берега лежал припай. А дальше чернела вода.