Внутри и вне помойного ведра. Практикум по гештальттерапии - Фредерик Саломон Перлз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В действительности вы сейчас в состоянии различать. Вы теперь уже не должны быть, как сказал один студент, "хорошим мальчиком, который съедает все". То, что вызывает у вас отвращение, вы можете отвергнуть; то, что кажется питательным и вызывает аппетит, вы можете есть со вкусом. Но это возможно только после того, как вы восстановите и выразите ранее подавлявшееся отвращение.
Рассмотрим это еще раз. Отвращение — это естественный барьер, которым обладает каждый здоровый организм. Это защита против принятия в организм того, что неперевариваемо и чуждо его природе. Однако, приложив большое усилие, родители и другие авторитеты могут заставить ребенка демобилизовать свое отвращение, — то есть напасть на собственную защиту от того, что нездорово, и вывести ее из строя. Способность ребенка — экспериментально показанная множество раз, — подбирать хорошо сбалансированную диету, соответствующую его нуждам, — отвергается и разрушается произвольным режимом официально признанного "правильного" питания в "правильных" количествах и в "правильное" время. Ребенок в конце концов "приспосабливается" к этому, проглатывая то, что ему дают, с возможно наименьшим контактом с пищей. Поскольку естественные защиты организма разрушены, теперь уже довольно легко заставить ребенка проглатывать всякого рода неестественную и произвольную "умственную пищу", и это "сохраняет общество" для следующего поколения.
Здоровый органический способ еды, — или, в широком смысле, способ отбора и ассимиляции из среды того, что нужно для поддержания и роста организма, — не может быть, к сожалению, восстановлен за одну ночь. Полное восстановление отвращения к тому, что действительно отвратительно, останавливает дальнейшее интроецирование, но не создает немедленно выталкивание того, что уже интроецировано и "камнем лежит (умственно) на желудке". Это требует времени и переходного периода с более или менее частой или хронической тошнотой.
Люди в значительной мере по-разному относятся к рвоте. Для одних это сравнительно легко и приносит глубокое облегчение. Другие имеют высокоорганизованные защиты против нее. "Я не мог мобилизовать чувство отвращения, о котором идет речь, может быть из-за ужасного страха перед рвотой. Я не помню происхождения этого страха, но могу припомнить, что маленьким ребенком я часами боролся, чтобы не допустить рвоту. Было ли это связано с насильственным кормлением, — я не знаю, но моя мать до сих пор рассказывает, что когда я был маленьким, она должна была кормить меня насильно, кусок за куском."
"Выполняя эксперимент, я действительно почувствовал отвращение и позыв рвоты. Но дальше я не пошел, потому что всегда питал к рвоте неприязнь. Когда я понял, что это было бы хорошо для меня, и попробовал, усилие всегда казалось слишком большим. Попытки вызвать рвоту, засовывая пальцы в рот вызывали вместо этого боль в груди, что было причиной для подавления желания закончить акт".
"Меня рвет легко. В детстве, когда у меня был не в порядке желудок, родители посылали меня в ванну, показывая, как добиться рвоты. В результате для меня это очень естественный и чрезвычайно облегчающий процесс".
"Когда я проглатываю пищу, очень скоро после этого я чувствую давление в желудке, или, чаще, — выше, в пищеводе. Такое ощущение, будто что-то застряло там, и не может сдвинуться ни туда, ни сюда. Такое же ощущение я испытывал в детстве, когда опаздывал в школу. В таких случаях по дороге в школу меня часто рвало".
"Еда была тем моментом в моем детстве, когда отец был строг и поступал по неписанному закону. Иногда это лишало меня аппетита до такой степени, что я не мог проглотить ни кусочка, и я помню несколько случаев, когда мне приходилось извиниться и выйти из-за стола, потому что начиналась рвота".
Восстановление отвращения в связи с едой может вывести на поверхность многие воспоминания прошлых переживаний. "Может быть, это своего рода обобщение, но в результате эксперимента с едой я начал размышлять о многих вещах в моей жизни. Мне часто вспоминался отец. Это очень деспотичный человек, из тех, кто старается не дать детям повзрослеть. Мне кажется, что разыгрывание "родителя" для него — дело жизни в гораздо большей степени, чем его профессия, и я думаю, что от этого он никогда не откажется. Многими идеями, которые он втолкнул мне в глотку, меня теперь начинает "рвать". Они всплывают в моем уме, и я анализирую их с точки зрения сегодняшних социальны?; и моральных взглядов. Я просто поражаюсь тому, сколь многие вещи я считал само собой разумеющимися, своими собственными взглядами, хотя теперь мне совершенно очевидно, что это его взгляды. Они делают мою жизнь столь ненужно сложной".
Один студент подробно описывал выявление и освобождение себя от "интроецированного стыда" в связи со случайной смертью брата в детстве. Процесс выбрасывания интроекта начался жгучим ощущением в желудке. Это происходило вскоре после того, как он начал выполнять эксперимент на еду.
Другой студент сообщил, что жгучее ощущение в желудке возникло почти сразу же в начале этих экспериментов, но только при работе с интроектами произошло следующее: "В связи с размышлением над тем, какие интроекты существуют во мне как посторонние тела, я вернулся к работе над слиянием, где мы рассматривали черты, речь, одежду и пр., и кому мы в этом подражаем. Я осознал, что думаю о терпимости. И тогда возникла фраза: "Как я ее ненавижу!" Слова "я" и "ее" были подчеркнуты — реально подчеркнуты. Я сидел со сжатыми кулаками, напряженными бицепсами, сжатыми губами и зубами, нахмуренными бровями, пульсацией в висках, напряжением сзади в ушах; все тело впечаталось в скамейку и навалилось на опирающиеся в землю ноги (эксперимент проводился в парке). Одновременно с этим, — мне это показалось важным, — напряжение в желудке и ранее довольно слабое жгущее ощущение усилились до такой степени, что мне стало плохо. Тогда пришли слова: "Тетя Агнесса!" — и все напряжения, жжение, зажимы и пульсации исчезли. Единственный симптом, остававшийся еще несколько минут — кислый вкус во рту. "Тетя Агнесса" была мужеподобной, деспотичной, властной женщиной, которой временами поручали смотреть за мной, когда мне было три года. Перед тем, как начались эксперименты на сознавание, сколько я себя помню, я легко засыпал и редко видел сны. Однако как раз перед экспериментом на слияние у меня начались ночные кошмары, повторяющиеся
