Эратийские хроники. Темный гном (СИ) - Денис Лукашевич

Джеремия сел — во рту густел кислый привкус, словно он целый день сосал дверную ручку. Командир патруля резко обернулся к нему, кивнул третьему наемнику.

- Юрм, вяжи ушастого, только осторожно. У него какая-то гадость за зубах.

Юрм, к чести сказать, действовал быстро, без раздумий, четко повинуясь приказу, однако он все равно опоздал. Неведомая сила подкинула гоблина, заставив его встать на ноги в одно мгновение. Он изогнулся, пропуская дриамца мимо себя. Наемник шагнул, наклонился и не успел вывернуться — бухнулся плашмя. И тут же его оседлал гоблин.

Глазастик, совсем не осознавая того, склонился к его шее, прильнул к ней в противоестественном поцелуе. Юрм закричал, но его крик быстро захлебнулся. Он забился в конвульсиях, ртом пошла густая пена. Гоблин оторвался от наемника, выпрямился, все еще не слазя с него, и посмотрел на Дарма. Тот лишь медленно открыл и закрыл рот, глядя в совершенно пустые, словно мертвые глаза, следящие за ним. Словно два окошка, за которыми скрывался кто-то совсем другой: холодный, расчетливый убийца.

Правда, к чести Дарма можно сказать, что он не медлил. Не сводя взгляда с гоблина, он действовал: его руки, словно сами по себе, подняли лук, ловкие пальцы неспешно, но уверенно вытащили стрелу, наложили на тетиву.

Резкий рывок натягиваемого лука словно послужил сигналом Джеремие. Он сорвался с места, оттолкнувшись от земли всеми четырьмя конечностями. Настоящий кролик.

Одним прыжком он оказался рядом с дриамцем и с размаху врезался в него лбом. Наемник повалился, почувствовал, лук дернулся — и стрела ушла в сторону, ударив оперением по пальцам. Дарм почувствовал, как по его телу пробежались ловкие длинные пальцы. И ужасные бессмысленные глаза оказались совсем близко.

Дарм был старым воякой. Прошел не одну военную кампанию: воевал в Перламе, защищал западные Пределы, штурмовал острова саджакских пиратов в море Седрэ, побывал даже на северо-западном побережье Большого Сельдяного острова, где сдерживал атаку Морского Народа на Рубежах Артуа. Наемником у Мариуса Торгмарского прослужил около десяти лет, поднялся до сержанта разведывательного отряда — дриамцы славились, как отличные стрелки и следопыты. И этого гоблина отряд Дарма выследил еще вчера, наткнувшись на большие, но не глубокие следы.

Длинноухий весил совсем немного, однако что-то мешало, что толчком скинуть гада с груди, может быть, неподвижный змеиный взгляд или... Рот гоблина медленно, с каким-то сухим хрустом раскрылся и там, внутри шевельнулся язык. Толстый, членистый...

Дарм почувствовал, как его штаны быстро становятся теплыми и мокрыми. Влажная кожа мигом прилипла к ногам. Старый бывалый наемник, прошедший и огонь, и воду испытывал дикий всепоглощающий ужас. Такой, что он мог не шевельнуться, ни закричать. Пасть гоблина раскрывалась все больше и больше, и там внутри двигался второй рот или нечто иное. Какая-то тварь, вцепившаяся тонкими сегментными лапками в остатки языка, выдвинулась вперед и в ее передней части, укрытой хитиновым панцирем, из-под покровов показались серповидные жвала, блестящие от липкой слизи, что свесилась с них длинными тонкими нитями.

Горло гоблина раздулось, он дернулся, словно его рвало — и тварь в его рту выдвинулась еще больше, свесившись вниз. Вслед за жвалами раскрылась, словно ракушка, вертикальная щель еще одного рта, розовая, словно свежее мясо. Длинные лапки, щетинистые, заканчивающиеся кривыми шипами, уперлись в подбородок, заставив длинное тельце вытянуться до самого лица Дарма. Конечности опустились и осторожно, словно лаская, коснулись лица дриамца. Это словно послужило сигналом: сержант протяжно и отчаянно закричал.

Глаза Джеремии закатились, показались розовые белки, пронизанные сетью кровеносных сосудов. Вопль сменился хрипами, а потом бульканьем. В конце концов, лес затих — осталось лишь влажное чавканье.

Очнувшись, Глазастик вновь встал и пошел туда, куда тянула его цель . Сосед затих, насытившись, а гоблин старался не смотреть назад. Он опустился над тело Морма, вывернул из руки кинжал. Добротный и большой, в руке Джеремии больше похожий на короткий меч. Ничего — немного практики, и он достаточно его освоит. Ни одежды, ни обуви он не тронул: в последнее время к внешним раздражителям гоблин относился с непривычным безразличием. Они просто не были ему нужны. Он обходился своими лохмотьями и плащом из старой мешковины.

Засунув кинжал за веревочный пояс он зашагал к Цитадели, чей трапециевидный силуэт возвышался над лесом. Рядом просыпался лагерь королевского войска.

4.

Шмиттельварденгроу в очередной раз проверил свое снаряжение: моток веревки, новенькая кирка, ювелирный молоток и несколько мешочков с черным порошком в сумке, лямка от которой была перекинута через плечо. Несколько мешал рунный топор в заспинной перевязи, но цверг не собирался с ним расставаться. А вдруг чего?

Кроме того, гном расстегнул, а после опять затянул лямку шахтерской каски с горной свечой, прикрепленной на лоб вместе с полированным латунном рефлектором. Оправил пояс со связкой факелов и мешочком с трутом и стальным огнивом. Вроде все сидело хорошо. Странное было чувство, почти забытое, выброшенное за ненадобностью, но приятное. И руки, несмотря на то, что давным-давно ничего подобного не делали, легко вспомнили то, что от них требовалось.

Цверг в очередной раз посмотрел в сторону колодца: короткой трубы, сложенной их плохо обработанных камней. Над ней возвышалась рама для подачи ведра. Само собой, ни жестяного барабана, ни цепи, ни самого ведра не сохранилось, однако перекладина отлично подходила для того, чтобы закрепить на ней веревку для спуска.

Колодец располагался на узкой крепостной площади стиснутой горами битого кирпича и камня и огрызками руин, походивших на гнилые пеньки зубов скверной старухи. Земля здесь была скрыта под толстыми каменными плитами, правда, уложили их кое-как, спустя рукава. Сквозь широкие щели пробивалась трава и даже мелкий колючий кустарник, по осеннему времени превратившиеся в пучки бледно-желтой жесткой соломы. На поседевших колючках лежал предутренний иней.

Только-только занимался рассвет, и солнце пробивалось сквозь переплетения ветвей и проломы в стене, густо заросшей диким виноградом и бешеным огурцом. Густые черные тени легли на большой барельеф, украшавший главную башню: запечатленная в камне огромная роза. Некоторые лепестки обломались, но и до сих пор роза казалась произведением искусства. И это первое, что насторожило Шмиттельвардегроу.

В какой-то задрипанной крепости, расположенной в глубине старых болот, забытой всеми и всем, развелось такое украшательство. При том, что все остальное носило на себе отпечаток не только времени, но и некачественного строительства.