Бои у Халхин-Гола (1940) - Давид Иосифович Ортенберг

— этих вещественных доказательств японского военного разгрома. Здесь, на поле, наглядно видны размеры нашей победы.

Комиссия, принимавшая трофеи, работала круглые сутки, ночью и днем встречая непрерывно поступавшие обозы. Сто, двести машин ежедневно!

В палатку начальника складов входят водители грузовиков, докладывая о прибытии новых колонн. На машинах бесконечные ряды разных ящиков, собранные в кипы одеяла, груды обуви и белья, множество ротных и полковых знамен.

Японская армия готовилась, как видно, провести всю зиму на монгольской земле. Японцы собрали в интендантских складах запасы суконной одежды, тулупы, отороченные волчьим мехом, жаровни с углями. Теперь все это находится здесь, у нас, на трофейном поле.

Глубокая непроходимая пропасть между офицерами и солдатами, существующая во вражеской армии, видна наглядно в каждом лежащем здесь предмете.

Вот офицерское имущество: обеденные приборы, удобные термосы, теплые набрюшники, карманные кухни, духи и пудреницы, каски с двойной броней.

Трофейное оружие

Один из трофейных танков

А вот солдатский скарб: заржавленные металлические «палочки для еды», грязные обмотки, котелки с остатками тухлой рыбы и недоваренного риса.

Целые две «улицы» состоят из такого рода трофеев.

Но стоит свернуть в «переулок» направо, и мы попадаем в другой отдел. Здесь на траве сложены полковые радиостанции, телефонные коммутаторы, тюки проволоки, взрывные дымовые шашки.

Еще дальше стоят японские грузовики-трехосники и разбитые нашим огнем танкетки и броневики. Трофейных легковых машин здесь немного — большинство из них уже ходит по нашим степным дорогам..

А вот, немного поодаль, выделяясь на солнце своими мощными очертаниями, стоят гигантские порт-артурские пушки. Японцы везли их на фронт на платформах в- разобранном виде через всю Маньчжурию. Но не прошло и двух недель, как они в наших руках!

Среди трофеев стоят большие ящики с дневниками и записными книжками японских офицеров и солдат. Записи оборваны на середине. Переводчик объясняет содержание некоторых записок:

«Мы не знали, что так будет. Красная Армия оказалась сильной, очень сильной»…

Трофейное холодное оружие

Всевозможный хлам устилает землю — лубочные картинки, открытки с изображениями японских офицеров.

Здесь же лежат новенькие географические атласы, только что изданные в Токмо. На одном из листов атласа изображена Монгольская Народная Республика и пограничные местности Маньчжурии. Возле монгольских городов поставлены японские названия. Берега реки Халхин-Гол и даже оба берега озера Буир-Нур окрашены в тот же цвет, что и Япония. Как видно, аппетиты у японских генералов были не маленькие. Ну что ж! Если эти аппетиты у них и теперь не пропали, — милости просим — у нас и для новых трофеев места хватит!

До позднего вечера мы осматривали трофейное поле. И казалось — нет ему конца.

Красноармеец В. ИВАНОВ

КАК ЯПОНЦЫ ТРУПЫ УБИРАЛИ

После перемирия японцы попросили, чтобы им разрешили убрать трупы их солдат и офицеров. Командование советско-монгольских войск разрешило им выкопать и увезти мертвецов, которые остались в районе нашей обороны.

Японский генерал, говорят, долго раскланивался и благодарил наших командиров: «Вы, дескать, любезные, навстречу «самурайскому духу» идете».

Мы между собой толковали:

— Пожалуйста, всегда рады таким манером навстречу вашему «духу» итти: поколотим, а убирайте сами.

С 23 сентября, по приказу Военного Совета, мы открыли в проволоке ворота. В эти ворота и въехали японские команды на грузовиках, с топорами, с носилками. В каждой команде — офицер. У офицеров — шашки, у солдат — штыки, как было уговорено.

У нас — от самой проволоки стоят сигнальные, показывают флажками дорогу, где ехать. Тут и там мелькают белые флажки, на прутиках. В этих местах закопаны японцы. Вокруг — наше охранение. Я стоял в охранении на Ремизовской высоте. Все мы были одеты, как полагается, чисто, аккуратно. Между прочим, стояли без оружия.

Начали японцы выкапывать трупы. В первый день они каждого мертвеца старательно отроют, положат на носилки, постоят, честь отдадут. Потом оттащут на грузовик.

Мы смотрим. Офицеры на солдат покрикивают, ругают их. Солдаты тянутся перед ними, на нас поглядывают, сторонятся, боятся.

На другой день — то же самое. Вдруг видим, японский майор построил трех солдат да как начал их по зубам чистить. Майор морды им набил и отошел.

Навалили японцы полные грузовики трупов, увезли. На третий день с девяти часов опять приехали за своей добычей. Вижу: вчерашние, битые. Смотрят на меня, улыбаются. Взялись за лопаты. И вот выкопал один солдат труп офицера. Золотые зубы оскалены, на воротнике мундира — петлички, две звездочки. Солдат оглянулся — нет ли кого вблизи, — размахнулся да как трахнет лопатой мертвого офицера по зубам. Зубы полетели. А потом быстро, быстро забросал мертвеца песком.

Я к нему подошел:

— Нет, — говорю, — забирай всех. Раз договор — оставлять нечего. Нам они не нужны.

Японцы не очень-то старались откапывать трупы. Они просили тысяч пять трупов, берут уже седьмую, а мы могли бы отдать им в три раза больше.

Сначала они козыряли своим мертвецам, укладывали их на носилки, потом перекладывали. А теперь хватают крючьями за руки, за ноги, за голову, — за что попало. Волокут по земле и валят. Хотели они каждый труп в отдельном гробу везти, а потом рассудили, что много гробов придется доставать, и решили валить просто-напросто в грузовик, в общую кучу. Так и делали…

Посмотрел я на всю эту картину и понял, что не очень-то чтят японские солдаты «самурайский дух» своих офицеров. А офицеры — те еще чище. Ходят, ухмыляются. Увидел один офицер, сколько трупов навалено, покачал головой и говорит нашему переводчику:

— Много вам работы здесь было…

Над японскими позициями с утра до ночи стлался черный дым. Это они свои трупы сжигали. А пепел — в урны и отсылали домой, родственникам, на погребение. Только наверно пришлось им от каждого трупа по три-четыре урны пеплом заполнять — ведь всех-то не вырыли.

Неделю так они копали. Надоело им, видать, хуже горькой редьки.

ДНЕВНИК ЯПОНСКОГО УНТЕР-ОФИЦЕРА ОТАНИ

(Командир противотанковой батареи)

1.7. Погода хорошая. Выступление в девять было отменено и назначено на четыре часа. Весь личный состав был поднят, и начались приготовления к выступлению. В назначенное время батарея разместилась на четырех грузовых машинах и выступила из Джин-Джин-Суме.

В Джин-Джин-Суме всего лишь двадцать домов, имеется монастырь. Батарея двигается по новой дороге, так как старая — очень топкая. Машины несколько раз застревали в грязи, и