Бои у Халхин-Гола (1940) - Давид Иосифович Ортенберг

был звуковещательный отряд Политического управления Красной Армии, посланный на передовые позиции по приказу армейского комиссара 1 ранга товарища Мехлиса…

В середине июля мы выехали из столицы. Проделав долгий путь из Москвы в Монгольскую Народную Республику, отряд прибыл на фронт в распоряжение начальника политотдела армейской группы. Наш небольшой отряд состоял из четырех автомашин, в которых находилась мощная звукоизлучающая (громкоговорящая) установка. Отряд отправился на фронт для агитации и пропаганды среди войск противника, а также для воспроизведения различных звуковых эффектов. Наша станция могла имитировать звуки военно-инженерных работ, шум от переправы и передвижения войск, грохот едущих танков и броневиков, гул летящих самолетов. Отряд состоял из небольшой группы инженеров, командиров, политработников и красноармейцев.

В ночь накануне генерального наступления отряд расположился у передовых позиций и по заданию командования произвел имитацию инженерных работ на второстепенном) участке, чтобы ввести противника в заблуждение. «Забивание кольев» продолжалось 30 минут. В самый разгар этого «забивания» к начальнику отряда явился посыльный с новым приказом. Быстро и бесшумно сматываются кабели, соединяющие машины во время работы. Наши перегруженные ЗИС выбираются из высокой влажной травы на чуть заметную в стороне широкую дорогу.

Перевалив через гору Хамар-Даба, отряд прибыл в новый район. Окружающая местность изрыта воронками от снарядов и окопами. В окопах лежат красноармейцы, но они не спят. Всматриваясь в темноту монгольской ночи, они с удивлением разглядывают силуэты наших огромных машин.

— Зачем они приехали? — с любопытством перешептываются бойцы. — Что они будут делать?

Проходит несколько минут. Где-то далеко-далеко послышались слабые звуки идущих танков. Сначала донеслись выхлопы моторов. Вот они усилились; заскрипели и залязгали гусеницы. И вдруг воздух огласился гулом движущейся колонны. Танки совсем близко. Шум нарастает, все сотрясается вокруг, словно идут безостановочно, неустанно мощные колонны.

Где же эти невидимые танки? По-прежнему темна теплая монгольская ночь. Возле окопов пустынно, и хотя воздух сотрясается от грохота танковых колонн, вокруг никого нет. Только у холма, в степной траве темнеют силуэты четырех автомашин. Наконец, находящиеся возле станции красноармейцы начинают понимать, в чем дело.

— Вот это здорово! — восхищенно смеются они. — Совсем, как настоящие танки! Интересно, как сейчас шевелятся японцы;и что они думают?

Обхожу машины станции. Люди работают в невообразимой жаре. В боевых условиях приходится строго драпировать машину, чтобы наружу не проскользнул ни один луч света радиоламп. Лампы раскалены. Через 25–30 минут работы температура внутри машины поднимается до 60–70 градусов. Купаясь в собственном поту и в обжигающем воздухе, наполненном бензиновым перегаром, неутомимо и упорно работают наши люди.

Проходит сорок минут. Звуки движущихся танков удаляются, и противник слышит, как танковые колонны «сосредоточиваются» у переправы.

Наша работа закончена. Задание выполнено. Уже розовеет восток. До восхода солнца нужно перебраться на новое место, иначе на рассвете противник увидит огромные станции— машины и расстреляет их.

Светает. По росистой траве мы едем к Хамар-Дабе. Открывает огонь артиллерия. За рекой заговорили пушки и пулеметы. Ровно в шесть утра отряд расположился, где было указано. Уже начала ухать тяжелая артиллерия. Над степью и рекой со свистом проносились снаряды. В 8 часов 20 минут в голубом безоблачном небе появились стаи советских самолетов. В блеске солнца над Хамар-Дабой пролетели к окопам противника бесчисленные эскадрильи бомбардировщиков, штурмовиков, истребителей. Загрохотал гром бомбежки, и на горизонте поднялись густые столбы дыма. В эти секунды над холмами и рекой, над бескрайней степью раздался авиационный марш «Все выше и выше». Далеко за Халхин-Гол понеслись его звуки. Спасаясь от метких бомб советских самолетов, японцы сквозь рев моторов и разрывы снарядов, сквозь треск пулеметов слышали звуки победного авиамарша. Казалось, вокруг играют тысячи оркестров. Это голос нашей станции раздавался по всему фронту.

Позиции противника застлал густой дым от разрывов. Наша артиллерия еще интенсивнее стала бить по огневым точкам японцев. По всему фронту с винтовками наперевес двинулись бойцы в наступление. И в этот миг войска услыхали торжественный пролетарский гимн. Воодушевляя отважных красноармейцев, разносились в воздухе огненные слова гимна:

…Это есть наш последний И решительный бой…

Войска стремительно двигались, и с вершины горы долго раздавались звуки «Интернационала».

На протяжении всего дня, с рассвета до заката солнца, над широкими просторами долины гремели звуки красноармейских маршей, песен, частушек. Эти песни, звучавшие, как гром, вдохновляли сталинских сынов на новые подвиги. С изумлением и страхом прислушивались к чудесной музыке сжимаемые в железное кольцо японцы.

На следующий день отряд получил задание от политотдела армейской группы передать обращение к японским солдатам. В этот день мы должны были работать в непосредственной близости от противника и впервые выехали за реку Халхин-Гол.

С раннего утра готовилась станция к выезду на передовые позиции. Сегодня не простительны никакие задержки и перебои в работе. Сегодня мы работаем на нашего «основного потребителя». Агитатор-переводчик, он же диктор, тов. Селянинов еще на рассвете приготовил все свои принадлежности. В назначенный час машины двинулись к реке.

Вечерело. Оранжево-красный шар солнца скрывался за горизонтом. В темноте мы спустились к центральной переправе. У реки нас встретили бойцы инженерного подразделения. Полушопотом они рассказали нам, как нужно переправляться в темноте через затопленный в целях маскировки понтонный мост. Вот и Халхин-Гол. В шуме всплесков и бурных водоворотов несутся воды этой быстрой реки. Заревели включенные на первую скорость наши ЗИС. Погрузившись по дифер в воду, они переползают по невидимому, скрытому под рекой узкому мосту. Берег. Подъем. Песчаные барханы. Не более чем в полутора километрах от нас находится противник. На песчаный гребень сопки взбирается излучающая машина, силовая располагается в углублении небольшого котлована, а в десяти метрах от нее становится аппаратная. Все машины соединяются кабелями. Диктор с микрофоном находится в «студии», т. е. в окопе.

Наступила пора дать звук. И вот, заглушая уханье пушек, трескотню пулеметов и винтовок, над барханами раздался «Интернационал». Стрельба затихла. Взвились и, рассыпаясь, полетели в темноту разноцветные ракеты. Дважды глухо треснули разрывы тяжелых снарядов, и наступила тишина. Торжественно отзвучал гимн, и тогда прогремел на всю округу голос:

— «Нихонно хейси! (Японские солдаты!) — Слушайте, японские солдаты!»

На пять, а то и на восемь километров разносился голос нашего диктора Селянинова, читавшего обращение к японским солдатам.

— Нихонно хейси! Слушайте, японские солдаты, — неслись над ночными барханами слова правды:

«Солдаты!

Генерал Камацубара и его офицеры ведут вас на явную смерть. В районе Номон-Хан убито до 6 000 японских солдат и ранено до 15 000. Вы сами видите, сколько людей осталось в каждой роте. Прибывшее пополнение из охранных отрядов плохо обучено и не хочет воевать. Вы были свидетелями их панического бегства при первой встрече