Антихрист - Александр Кашанский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сатана склонился над Иваном и сказал:
— Я могу внушить ему любой сон, могу разбудить его, могу искушать его чем угодно. Но я не могу заставить его отказаться искать истину, не нужную никому. Лийил, ты заменил ему реальность образами, еще более реальными, чем сама реальность. Ты предлагал бросить к его ногам порабощенное чудесами человечество. А ему и этого не надо. Вот перед вами лежит человек, который точно знает, что ему надо. И все силы этого и иных миров ничего не в состоянии с ним поделать. Вот и все наше могущество… Что в этой ситуации лучше всего сделать, Аллеин? Риикрой? Молчите. А зря. Вам ведь есть что сказать. Правильно… лучше всего не делать ничего. Более того, надо исчезнуть, скрыться, оставить его один на один с Самаэлем.
И Сатана тут же исчез, вслед за ним то же самое сделали Риикрой и Аллеин.
— Мне надо следовать за ним, Риикрой, — сказал Аллеин, — он что-то задумал, и я, кажется, знаю — что!
— Теперь, когда я свободен, могу подтвердить тебе, как соучастник его дел, что верить Сатане никогда нельзя. Насколько я знаю, за все время своего существования он не сказал ни одного полностью правдивого слова, — промолвил Риикрой и добавил: — Но и никогда не солгал так, чтобы в его словах не было доли правды. Во лжи, замешанной на правде, — его сила. Лети быстрей, пока еще его след не затерялся в межпространственных туннелях.
Аллеин устремился в погоню за Сатаной, а Риикрой остался в комнате.
«Он занялся своим привычным делом — помогать людям, а чем же заняться мне? Странный вопрос, конечно же — тоже своим привычным делом. Я тут наслушался угроз в свой адрес от Господина, но, думаю, он меня все же простит. Конечно, простит. Простит потому, что ему нельзя без меня, ведь у нас одна сущность. Как выяснилось, человек из меня получился самый заурядный, таких — сколько угодно, а вот бес я — классный, обладающий творческой фантазией и талантом перевоплощения, — Риикрой встал в позу трагического актера, вонзающего в сердце кинжал, и произнес: — Я ухожу, чтоб возвратиться позже в ваших мыслях тайных, в сновиденьях, когда, холодным потом обливаясь, вы вновь увидите меня. О люди, род греховный и беспечный, я покидаю скорбный ваш удел… До времени, конечно…» И он, ударив себя кулаком в грудь, плавно и быстро ушел под пол бункера, махнув исчезающей рукой — на прощанье.
2
Сатане была нужна Наташа. Он нашел ее без труда, как он мог найти любого человека. Она ехала в метро по направлению от центра огромного города. Сатана сумел увидеть ее через стометровую толщу земли. Он быстро устремился к ней, влетел в вагон, сел напротив и стал внимательно слушать ее мысли.
Вид у Наташи был усталый. Внешне она за три года почти не изменилась. Но это «почти» было очень существенным. Красота Наташи ничуть не поблекла, а в едва уловимых оттенках выражения ее глаз совершенно явно читалось, что жизнь этой женщины наполнена каким-то особым содержанием, которое делает ее личность и непонятной, и значимой. И эта таинственная красота привлекала людей еще больше. Сатана подумал: «Эта женщина, по человеческим понятиям, противоестественно красива. Ее черты настолько удивительно совмещают классический и современный тип красоты, что должны отталкивать своим совершенством. И, кстати, лицо у нее идеально симметрично, что у людей бывает крайне редко. Это обычно угнетающе действует на подсознание людей. Но этого нет! И все же она остается женщиной. Уже в который раз, когда я оказываюсь бессильным перед волей мужчин, приходится прибегать к помощи красивой женщины».
Задача, которую предстояло решить Сатане, была очень сложной. Он знал, что задумал Аллеин, и, чтобы сорвать его замысел, решил заставить Наташу покончить жизнь самоубийством. Это был единственный способ погубить ее душу. Ни один призванный никогда не покончил жизнь самоубийством. Но сейчас был такой случай, когда Сатана был готов на все, чтобы достичь своей цели.
Как он сразу установил, Наташа в данное время не была влюблена и даже никем не увлечена. Более того, она ничего лично для себя не хотела; сколько Сатана ни исследовал самые глубокие слои ее подсознания, он нигде не мог найти никаких явных корыстных желаний. «Невероятно! Как всего за три года она смогла себя так переделать? — удивился Сатана. — Такое внутреннее самообладание я встречал разве что у буддийских монахов. Трудная же будет у меня работа».
Наташа вышла из вагона. Ее вдруг охватило какое-то странное предчувствие. Она привыкла быть в центре внимания, где бы ни находилась: на сцене, в компании или в толпе — к этому она привыкла настолько, что перестала замечать, точнее, придавать этому какое-либо значение. Но сейчас она ощутила на себе взгляд, который, как ей показалось, пытался проникнуть не только под ее одежду или в ее мозг, но и туда, куда она никого никогда не пускала, — в ее душу. Туда, где у Наташи хранилось самое дорогое — любовь. «Нет, — сказала Наташа и остановилась, — я никогда больше не вернусь к этому… — Она решительно махнула головой, так что волосы колыхнулись тяжелой волной, — никогда!» Это неприятное ощущение, так внезапно испытанное ею в метро, вернуло ее к воспоминаниям трехлетней давности, от которых она избавилась путем тяжелого каждодневного душевного труда, как ей казалось — навсегда.
«Э нет, милая, от меня так просто не отделываются, — сказал сам себе Сатана. — Чтобы от меня избавиться, надо очень много сил. И почти не было случаев, когда кто-то мог добиться этого в одиночку. Даже монахи сходили с ума только от близости моего присутствия. А ты, красавица, одинока, как сосна, оставленная лесорубами после вырубки леса. Кругом тебя одни пни. Скоро все это сгорит, чтобы удобрить почву для новых посадок, но ты-то, в отличие от всех этих пней, сгоришь живьем. Так не лучше ли сделать из тебя полезную вещь — гроб для Ивана? А гробовщика лучше меня — нет. — Сатана следовал за Наташей по улице буквально на расстоянии вытянутой руки. — Прежде чем я явлюсь перед тобой в человеческом облике, я заставлю тебя покориться жизни — вернейший путь к самоубийству. А жизнь у тебя — не из легких и не из счастливых. Я сделаю это быстро. Только один натиск — и все, ты будешь как все, как большинство, и душа тебе не поможет».
Наташа зашла в магазин, купила продукты. Ее дом был недалеко от магазина. Она поднималась в лифте одна, но ей все время казалось, что в лифте кто-то есть. Сатана внушал ей свое присутствие. Это был его излюбленный прием, который почти всегда давал хорошие результаты. Людей обычно охватывало чувство непонятной опасности, которая исходила, как им казалось, отовсюду и в то же время ниоткуда. Этот беспричинный страх его присутствия многих сводил с ума.
Наташа вошла в свою однокомнатную квартиру, быстро разделась и пошла в душ. Она уже три года как снимала эту квартиру. Район был — не очень, да и квартира — так себе, но на лучшую не хватало денег, а жить в квартире режиссера Наташа не захотела, хотя он предоставил ее в полное Наташино распоряжение. Наташа остро почувствовала, что она должна подготовиться к какому-то очень важному испытанию.
«Ну и интуиция у нее — как у кошки. Недаром она так любит кошек», — подумал Сатана, посмотрев на сидящего на стуле серого кота с большими зелеными, будто стеклянными, жестокими глазами. «Что же это она собирается делать? — удивился Сатана. — Это совсем не та женщина, которую я знал три с половиной года назад», — подумал Сатана и решил, что появляться ему перед Наташей еще рано. В одно мгновение он прочел в Наташином подсознании историю ее духовного преображения, потому что все, что записано в человеческом мозгу, Сатана мог читать в мгновение ока.
Душевный подъем, который был вызван переходом в театр, длился недолго. Началась тяжелая работа, все пришлось начинать с самого начала. Одних выдающихся внешних данных и природного артистизма оказалось недостаточно, чтобы заставить людей переживать сыгранное на сцене так, как хотелось. Надо было становиться профессионалом. Наташа работала день и ночь. За полгода она сделала столько, сколько люди, выбравшие ее профессию, делают за пять лет. Был успех. Ее заметили. Стали приглашать в разные театры, сниматься в кино, для журналов мод. От поклонников не было отбоя, впрочем, в этом для Наташи не было ничего нового, просто уровень ее общения изменился. Теперь ее поклонниками были не только деловые люди среднего уровня, но и ведущие политики, бизнесмены, дипломаты. Но все связи с мужчинами были кратковременными. Их даже нельзя было назвать романами в полном смысле. Никто не увлек Наташу по-настоящему. Ни с кем она не захотела связать свою судьбу даже ненадолго. Она предпочитала одиночество. Жизнь менялась, как в калейдоскопе, и вдруг однажды утром Наташа проснулась с мыслью, что она живет неправильно, что чего-то главного ей сильно не хватает. Тогда она вспомнила о тех мыслях, которые владели ею перед уходом в театр. «Три года… Три года, и все кончится, а она еще должна спасти мир. Какая странная, абсурдная, сумасшедшая была мысль! И как я тогда поверила в это, как в откровение… Как я могу спасти мир? Почему же у меня была такая уверенность? Ведь именно эта уверенность заставила меня бросить все и пойти на сцену. Почему же я об этой своей сумасшедшей идее потом забыла?» Наташа шаг за шагом вспоминала свою жизнь с момента, когда она второй раз встретила Ивана. Почему с этого момента? Да потому, что, как ей казалось, именно с этого момента она начала выполнять свое главное земное предназначение. Первое, что поняла Наташа, было: «И я могла прожить жизнь вот так — в круговороте событий, стремясь достичь в своем деле признания и совершенства и ни разу не задуматься над своей судьбой? Нет, мне надо думать о своей судьбе и своем предназначении. Если я не узнаю, что я все же должна делать и как должна жить, чтобы его исполнить, я не буду счастливой, так уж я кем-то устроена. В моей жизни много неслучайного… — Эту мысль Сатана прочитал в подсознании Наташи несколько раз. — Вряд ли мое отношение к Ивану можно объяснить только воспитанием и простым увлечением». Наташа стала думать об Иване. Она как могла старалась отделить свои чувства к нему, как к мужчине, которого она любила, от своего впечатления о нем как о личности. Это было очень сложно, Наташа чрезвычайным усилием воли буквально заставляла себя анализировать свои чувства. В конце концов она пришла к выводу, что ее поступки либо ее отношение к поступкам других не объяснимы ни влюбленностью, ни общей психологией поведения, ни ее воспитанием. «Почему я всегда изначально знаю, что хорошо и правильно из того, что я сделала, и что нет? Что это — совесть? Можно называть это чувство или причину его как угодно, но оно есть, и оно ведет меня по жизни, заставляя делать порой совершенно нелогичные поступки, — решила Наташа. — И я послушна этому чувству. Чем больше я ему послушна, тем моя жизнь счастливее. Внутри меня, несомненно, есть нечто, созданное не мной, и не заложенное воспитанием, и не переданное мне моими родителями вместе с генами. Что это? — спросила себя Наташа. — Это то, что люди называют душой, — ответила она себе. — Да, меня ведет по жизни моя душа. И я должна понять, что оно такое есть — моя душа? — Эта мысль дала Наташе неожиданное спокойствие. Значит, она нашла правильный ответ на свой вопрос. — Да, у меня есть душа, которая мне не вполне принадлежит, и я должна считаться с ее требованиями ко мне», — сделала вывод Наташа.