Михаил Кликин. Сборник - Михаил Геннадьевич Кликин

зная уже, чем себя занять, мы начали строить разные предположения о случившемся — будто в города играли. Вспомнили о террористах, о бомбежке Белграда, об авариях на подстанциях, о Чернобыле, Бхопале, бермудском треугольнике и шхуне «Мария Селеста». Я выдвинул теорию, что, пока мы беспробудно здесь праздновали, над городом наблюдался звездный дождь необычайной красоты, и все, кто его видел, сейчас слепы и беспомощны.

На меня поглядели, как на дурака.

— Вот что, — сказал Димка, ковыряясь в светодиодном фонарике китайского производства. — Оставайтесь вы сегодня у меня. Переночуем, перекантуемся, а утром на свежую голову во всем разберемся. Если это действительно нашествие зомби, что ж… — Димка хохотнул, давая понять, что его слова не нужно воспринимать всерьез. — Тогда будем вести себя соответсвенно. Как в кино.

— Это как же? — спросила весь вечер молчавшая Таня. — Начнем искать печенье «Твинки»?

Димка удивленно на нее взглянул, вскинул бровь и одобрительно хмыкнул.

Кажется, Таня удачно пошутила.

Кажется, её шутку понял один Димка.

* * *

Я не знаю, что рассказать о Тане, кроме того, что уже было сказано выше.

Впрочем, вот: эта девушка часто делала то, чего от нее не ждали. А от нее, в общем-то, никогда ничего не ждали. Всегда и всюду она казалась лишней и ненужной. Она была балластом.

Но если бы не Таня, мы, наверное, так бы и не поняли, чего нам следует бояться пуще смерти.

Спасибо тебе, Танюша.

* * *

Спать мы все устроились в гостиной, благо здесь имелись два дивана и несколько широченных кресел. Но сон не задался, очень уж эмоциональный выдался вечер. Часа полтора, наверное, продолжались наши тихие разговоры, и только Минтай с Катей не участвовали в беседе — они, хихикая, занимались друг другом. Эта парочка первой и заснула — к нашему общему облегчению.

Ночью кто-то сильно и долго стучал в дверь квартиры. Димка даже вставал, зажигал свечу, топтался с ней в коридоре, прислушиваясь к доносящимся с лестничной площадки звукам. Заглядывать в глазок он боялся.

На улице тоже было неспокойно: часа в три где-то неподалеку что-то глухо взорвалось; ближе к утру я слышал какие-то истошные вопли; а на рассвете нас разбудил дружный вой автомобильных сигнализаций. Свалившись с постелей, не продав глаза, мы сгрудились у окна, заглядывая во двор. Там внизу ворочался среди припаркованных автомобилей красный тонированный «Кашкай». Морда его была разбита, бока заметно помяты, зад ободран. Мы видели, как с детской площадки бросились к автомобилю два человека — те самые, которых мы еще вчера приметили. «Кашкай» сшиб одного, переехал другого и вырвался на свободу, опрокинув на бок старенькую «Оку» и развернув чёрный «Меган».

Завыл, вибрируя, лежащий на стеклянном столе брелок с ключами.

— Это же моя машина! — спохватился Минтай Юрьевич.

— Он их сбил! — задохнулась Оля. — Вы видели? Видели?!

Пострадавшие дергались на асфальте, возились, будто пробуя встать на переломанные ноги. Димка растолкал нас, лег грудью на подоконник, сплющил нос о стекло.

— Знаете что, ребята, — протянул он, видя что-то, чего не замечали мы. — А я на месте водителя, пожалуй, поступил бы так же.

— Кто-нибудь, позвоните в милицию, — громко потребовала Оля. — И в скорую!

— Думаю, милиция нам не ответит, — мрачно сказал Димка. — А скорая, подозреваю, никому там не поможет. Кажется, началось то самое, о чем я всегда мечтал.

— Что именно? — спросил я, зная ответ.

— Конец света, — сказал Димка. — На розыгрыш это уже не похоже. — И он показал пальцем куда-то вниз.

Я прижался щекой к холодному и влажному стеклу, пытаясь увидеть, что же такое узрел там Димка.

Я увидел. И крепко вцепился в подоконник.

— О, Господи… — простонал Минтай.

По прилегающему к дому тротуару, по черному асфальту, который даже зимой оставался голым из-за проложенной под ним теплотрассы, по квадратам «классиков», детским рисункам мелом и потертой надписи «Натусик, я тебя люблю» брели невесть откуда взявшиеся люди.

Возможно, они вышли из гаражного массива, что находился за углом нашего дома. Может быть, они выбрались из подвала или какого-то подъезда. Не знаю.

Они шли, точно как шли те зомби в фильме — подволакивая ноги, пошатываясь, неуклюже поводя руками.

И они все горели.

3. Год нулевой. Апрель. «Кто там?»

В десять часов утра Оля пробормотала:

— Нужно что-то делать, — и пошла на кухню ставить чайник.

Мы не пошевелились. Мы сидели перед выключенным телевизором, и тупо чего-то ждали. Всем было ясно, что в незамеченные нами дни мир страшным образом переменился. Но принять сей факт и поместить его в голове не получалось.

— Может, война? — неуверенно предположил Минтай.

— Война с марсианами, — буркнул Димка и, дохлебав пиво, бросил бутылку под ноги. Он снова был пьян. — Отравляющие облака, испепеляющие лучи, шагающие треножники.

— Жюль Верн, — сказала Катя.

Никто не стал возражать.

Разговаривать не хотелось — разговор угнетал. Молчание тоже давалось нелегко. Делать что-то было попросту страшно — бездействие казалось более уютным и безопасным. Мы ведь уже пробовали кое-что предпринять, и всякий раз наши надежды оборачивались разочарованием.

Пока работала сотовая связь, мы пытались хоть куда-нибудь дозвониться: родным, знакомым, в милицию и скорую помощь, в пиццерию, в службу такси, в зоопарк. Где-то отвечал автоответчик, чья-то линия была занята, какие-то абоненты объявлялись недоступными. Но чаще всего трубку просто никто не брал, и мы подолгу слушали длинные гудки или неуместно веселые мелодии, надеясь, что их сейчас — вот-вот — прервет хоть чей-нибудь живой голос.

Минтай Юрьевич времени на звонки не тратил. Он, никому ничего не сказав, вышел в интернет со своего модного прожорливого смартфона, но посадил аккумулятор прежде, чем смог разобраться в закладках «Оперы-мини». Единственной страницей, которую