Судьба открытия - Николай Лукин

— Я настаиваю. Снова спрашиваю: чей ты сын?

— Да что ты к ерунде придрался? Курам на потеху — правдолюбец этакий!.. Зачем тебе? Мне уже совсем не нравится тон твоих вопросов.

— А мне не нравится смысл твоих ответов.

— Объясни!

— Изволь.

Тот ореол руководителя и коммуниста, который в мыслях у Григория Ивановича хоть противоречиво, зыбко, но все же как-то защищал еще Крестовникова от тяжести ужасных подозрений, теперь рассыпался в прах. Перед Григорием Ивановичем сейчас — не кто иной, как Сенька из мансарды, путем обмана проникший в члены партии, сумевший ухватиться за власть.

Григорий Иванович даже поморщился с откровенной гадливостью.

— Видишь, Сенька, — сказал он, подумав, — если вокруг тебя всюду — малая ложь, органически тебе необходимая, то как ты докажешь, что непричастен к большой лжи?

— К какой большой лжи я могу быть причастен? Ты — в уме?!

— В абсолютно здравом.

— Гриша, перестань! — вмешалась Зоя Степановна.

Поднявшись со стула, Крестовников сделал шаг в сторону Зберовского. В голосе его — угрожающие интонации:

— Про какую ты большую ложь заговорил? Продолжай, раз начал.

— Сам это должен понимать.

— Что мне понимать! Ты расшифруй свои намеки. Я намеков не люблю. Какая ложь? Ты говори! Ну, например, ну, например?… — Он наседал на Зберовского чуть ли не с кулаками.

Зоя Степановна выходила из себя:

— Гриша, я прошу, довольно! Семен Гаврилович, прекратите!

— Ты хочешь — например? — усмехнулся Зберовский. — Идет! Попробуй опровергнуть. Был смутный, но тебе ясно, о чем речь, слушок. В мансарде… про одно не слишком красивое дельце…

— Что имеешь в виду? А? Какой слушок? Откуда? Ты, Григорий, хоть немного отдаешь себе отчет?…

— Угодно точку над «i»?

Став бледнее пергамента, Крестовников взорвался:

— Вдобавок, ты еще и клеветник! Недаром ты женат на вдове сутяги!..

— Вон! — закричал Григорий Иванович и показал на дверь.

Город незнакомый.

Оставив чемоданчик в камере хранения, Шаповалов на вокзальной площади сел в переполненный людьми автобус, доехал прямо до университета. Здесь спросил, где найти профессора Зберовского. Ему показали здание у парка. Объяснили: лаборатория и кабинет профессора на третьем этаже.

И в автобусе, и уже теперь, поднимаясь по лестнице, Шаповалов пытался представить себе, как пойдет его разговор с Григорием Ивановичем. Быть может, новая идея, ради которой он приехал сюда, вовсе не покажется Зберовскому настолько уж значительной. Не чересчур ли: явиться специально за тысячу с лишним километров, вместо того чтобы просто написать подробное письмо?

— Товарищ, я ищу профессора Зберовского…

Девушка, стоявшая вблизи от входа, посмотрела и ответила:

— Пересечете оба зала; кабинет его направо.

Люди были заняты работой, и на проходящего никто не обращал внимания. Зато взгляд Шаповалова словно фотографировал все, что он видит по пути на столах. Приборы были сложны, соединялись между собой в агрегаты, назначение которых не сразу поймешь. И только в глубине второго зала он заметил как бы старого друга: установку для синтеза — примерно такую же точно, как он собрал когда-то по указаниям Зберовского в своей собственной лаборатории.

«Ага, значит, дальше фотосинтеза тут мысли пока не пошли!»

Григорий Иванович был в кабинете. Встретил его очень приветливо:

— Здравствуйте, мой дорогой! Ну-те, выкладывайте, с чем приехали! — и усадил его в кресло.

Шаповалов сказал: дело касается синтеза углеводов. Ему на ум пришла совершенно новая комбинация. Правда, мысль его еще сыра, — возможно, даже и ошибочна. Но он уверен, что промышленный синтез крахмала и сахара в будущем следует строить не так, как это раньше было задумано Лисицыным. Открытие Лисицына — это пройденный этап, а новые поиски надо вести на уровне еще более высоком, прокладывая путь по целине. Конечный результат останется тот же: брать углекислый газ и воду и на химическом заводе получать из них крахмал или какую нужно разновидность сахаров. Однако идеальный способ синтеза не должен требовать световой энергии. Иначе нам не избежать энергетических потерь.

— Что, что? — спросил Зберовский, приподнявшись и положив руки на стол. — А конкретная основа для подобных рассуждений у вас есть? Или это… общие слова?

Сейчас Григорий Иванович точно впервые увидел Шаповалова.

Перед ним сидит обыкновенный человек, смуглый, почти уже среднего возраста. Скромно одетый — в стандартном сером пиджаке, смявшемся, вероятно, в вагоне. Не очень чисто побрит, синева на щеках. Наклонил голову; черные волосы крылом свесились на лоб. Сосредоточенно и словно с большим интересом он трудится над крышкой от чернильницы: то снимет ее, осмотрит, то осторожно поставит на место.

А в голосе его звучат напряженные нотки.

Что он скажет конкретное? А вот — по Виноградскому — бактерии, которые живут в темноте. Как известно, они способствуют какой-нибудь реакции в среде, их окружающей: скажем, окисляют серу или аммиак. Освобожденную при этой вспомогательной реакции энергию они используют для синтеза углеводов в своем организме — без чего они и жить бы не могли.

Жизнь бактерий как будто бы и мелкий факт. Но отсюда вытекают два очень важных вывода: во-первых, синтез углеводов возможен без света; во-вторых, процесс синтеза может быть осуществлен за счет энергии какой-то другой, идущей параллельно, вспомогательной химической реакции.

— Мне так подумалось, — продолжал Шаповалов, — первая задача — изучить подробно все, что относится к бактериям. Постараться выделить из них ферменты, благодаря которым процесс реально удается хотя бы в крохотных масштабах. А потом, по аналогии, перейти на поиски промышленного способа… Я уж начал, между прочим, предварительные опыты. Примитивные пока еще и неуклюжие попытки…

Зберовский смотрел на него горящими глазами.

— И что вам опыты дали? — спросил он.

Шаповалов вздохнул:

— Запутался я в сложностях, Григорий Иванович.

Про крышку, снятую с чернильницы, он давно забыл. Держал ее в пальцах неподвижно. Поднял взгляд на Зберовского.

Григорий же Иванович, встав из-за стола, принялся молча ходить по комнате туда и обратно.

Миг недоверия к идее сменился в его мыслях вспышкой изумления. Действительно, промышленный синтез хочется видеть без передачи энергии в виде светового потока! И ведь может получиться. А в случае успеха открытие Лисицына не только сойдет с мертвой нынешней точки, но и взлетит на небывалые высоты. Черт знает, до чего идея дерзкая! Даже страшно, какая новизна!