Оно. Том 2. Воссоединение - Кинг Стивен

Еще шаг, и Майк увидел обувь, обувь и обтрепанный низ штанин – джинсу и тесемки на фоне голых, без носков, лодыжек. И в темноте, почти на шесть футов выше лодыжек, поблескивали глаза.

Одной рукой Майк ощупывал поверхность полукруглого стола, медленно обходя его, не отрывая взгляда от этих неподвижных, поблескивающих глаз. Его пальцы наткнулись на деревянный угол маленького ящика – просроченные библиотечные карточки. Бумажная коробочка – скрепки и резинки. Наконец пальцы нашли что-то металлическое и схватили его. Нож для вскрытия писем с надписью «ИИСУС СПАСЕТ» на рукоятке. Непрочная вещица, которая пришла по почте от Баптистской церкви Благодати в рамках кампании по сбору пожертвований. Майк уже лет пятнадцать не посещал службы, но при жизни его мать постоянно ходила в эту церковь, и он отослал им пять долларов, которые пригодились бы и ему самому. Хотел выбросить этот нож, но почему-то не выбросил, и нож до сих пор лежал среди хлама на его половине стола (часть стола, отведенная Кэрол, всегда оставалась безупречно чистой).

Майк со всей силы сжал рукоятку и всмотрелся в темный коридор.

Еще шаг… еще. Теперь обтрепанные штанины он видел до колен. Различал и силуэт, которому принадлежали ноги: крупный, широкий. Плечи округлые. Вроде бы растрепанные волосы. Фигура обезьяноподобная.

– Кто вы?

Ответа не последовало. Незваный гость просто стоял, разглядывая его.

Пусть и по-прежнему испуганный, Майк уже признал ложной парализующую идею – перед ним Стэн Урис, поднявшийся из могилы, призванный в Дерри шрамами на руках, каким-то сверхъестественным магнетизмом, который превратил его в зомби, совсем как в хаммеровском фильме ужасов 128. Этот незваный гость мог быть кем угодно, но только не Стэном, рост которого не превышал пяти футов и семи дюймов.

Фигура сделала еще шаг, и теперь свет от ближайшей к стеклянному коридору круглой лампы осветил ноги уже до самой талии и шлевки на поясе джинсов, без ремня.

И внезапно Майк понял, кто перед ним. Понял еще до того, как незваный гость заговорил.

– Ой, да это же ниггер. Бросался в кого-то камнями, ниггер? Хочешь знать, кто отравил твою гребаную собаку?

Фигура двинулась вперед. Свет упал на лицо Генри Бауэрса. Располневшее и обрюзгшее. Кожа блестела нездоровой сальностью; обвисшие щеки и подбородок покрывала щетина, наполовину черная, наполовину седая. Три волнистые морщины глубоко прорезали лоб над кустистыми бровями. Другие образовывали круглые скобки у уголков полногубого рта. Маленькие злобные глазки прятались в глубине бесцветной плоти, налитые кровью и лишенные мыслей. Это было лицо преждевременно состарившегося человека, который в тридцать девять выглядел на семьдесят три. Но лицо это принадлежало и двенадцатилетнему мальчишке. Одежду Генри покрывали зеленые пятна, оставленные кустами, в которых он прятался весь день.

– Не хочешь поздороваться, ниггер? – спросил Генри.

– Привет, Генри. – В голове мелькнула смутная мысль, что он уже два дня не слушал радио и даже не читал газету, хотя последнее возвел в ранг ритуала. Произошло много чего. Дел навалилось невпроворот.

Очень плохо.

Генри вышел из коридора между детской и взрослой библиотеками и застыл, буравя Майка маленькими свинячьими глазками. Его губы разошлись в мерзкой ухмылке, обнажив гнилые зубы, свойственные многим жителям мэнской глубинки.

– Голоса. Ты слышишь голоса, ниггер?

– Чьи голоса, Генри? – Майк убрал обе руки за спину, как школьник, вызванный к доске, чтобы прочитать наизусть стихотворение, и переложил нож для вскрытия писем из левой руки в правую. Напольные часы, подаренные библиотеке Хорстом Мюллером в 1923 году, ровненько отбивали секунды в застывшем пруду библиотечной тишины.

– С луны, – ответил Генри и сунул руку в карман. – Они приходят с луны. Множество голосов. – Он помолчал, нахмурившись, потом тряхнул головой. – Множество, но в действительности это один голос. Голос Оно.

– Ты видел Оно, Генри?

– Да. Франкенштейн. Оторвал Виктору голову. Тебе бы это слышать. С таким звуком, будто застежка большущей молнии резко идет вниз. Потом Оно двинулось на Рыгало. Рыгало попытался бороться с Оно.

– Попытался?

– Да. Только потому я и спасся.

– Ты оставил его умирать.

– Не говори так! – Щеки Генри полыхнули тусклым багрянцем. Чем дальше он отходил от пуповины, связывающей взрослую библиотеку с детской, тем моложе становился в глазах Майка. Он видел прежнюю злобу на лице Генри, но видел и кое-что еще: ребенка, которого воспитал полоумный Буч Бауэрс на хорошей ферме, с годами превратившейся в кусок дерьма. – Не говори так! Оно могло убить и меня.

– Нас Оно не убило.

Глаза Генри насмешливо блеснули.

– Пока не убило. Но убьет. Если я оставлю Оно кого-нибудь из вас. – Он вытащил из кармана продолговатый предмет длиной в девять дюймов, отделанный по бокам пластмассой, имитирующей слоновую кость. У одного края этого сомнительного произведения искусства блестела хромированная кнопка. Генри нажал на нее. Из рукоятки выскочило лезвие длиной шесть дюймов. Покачивая нож на ладони, он двинулся к столу, чуть быстрее.

– Посмотри, что я нашел. Я знал, куда смотреть. – Одно красное веко опустилось, отвратительно подмигивая. – Человек с луны сказал мне. – Генри вновь продемонстрировал гнилые зубы. – «Днем прячься. Вечером поймай попутку». Старик. Ударил его. Думаю, убил. Автомобиль бросил в Ньюпорте. Когда переходил границу Дерри, услышал этот голос. Посмотрел в водосток. Там лежала эта одежда. И нож. Мой старый нож.

– Ты кое-что забываешь, Генри.

Генри молча ухмылялся, покачивая головой.

– Мы выбрались, и ты выбрался. Если Оно хочет нас, Оно хочет и тебя.

– Нет.

– Я думаю, да. Может, вы, дурачки, и делали работу Оно, но любимчиков у Оно не было, так? Оно забрало обоих твоих друзей, и пока Рыгало дрался с Оно, ты сумел сбежать. Я думаю, Генри, ты часть того дела, которое Оно хочет довести до конца. Я действительно так думаю.

– Нет.

– Может, ты увидишь Франкенштейна. Или Оборотня. Или Вампира. Или Клоуна, а, Генри? Может, ты сможешь увидеть, как в действительности выглядит Оно, Генри. Мы видели. Хочешь, чтобы я рассказал тебе? Хочешь, чтобы я…

– Заткнись! – выкрикнул Генри и бросился на Майка.

Майк отступил в сторону, выставив ногу. Генри споткнулся об нее и заскользил по красно-черному линолеуму, как шайба, какой играют в шаффлборд. Ударился головой о ножку стола, за которым вечером сидели Неудачники, рассказывая свои истории. На мгновение застыл, оглушенный. Пальцы, державшие рукоятку ножа, разжались.

Майк метнулся за ним, метнулся за ножом. В тот момент он мог бы прикончить Генри, мог бы всадить нож для вскрытия писем с надписью «ИИСУС СПАСЕТ» на рукоятке, который прислали по почте из церкви его матери, в шею Генри, а потом позвонить в полицию. Какое-то официальное расследование последовало бы, но не слишком активное. В Дерри и без того хватало странных смертей и насилия.

Остановило его осознание, ударившее как молния: убив Генри, он выполнит работу Оно, точно так же, как Генри выполнял работу Оно, стремясь убить Майка. И кое-что еще: другое выражение лица Генри, которое он увидел, усталый, затравленный взгляд ребенка, с которым жестоко обошлись, направив на кривую дорожку с неизвестно какой целью. Пока Генри рос, его отравляло безумие Буча Бауэрса: и, уж конечно, он принадлежал Оно даже до того, как заподозрил, что Оно существует.

Поэтому, вместо того чтобы нанести удар в незащищенную шею Генри, Майк упал на колени и потянулся за ножом. Он повернулся под его рукой – вроде бы по собственной воле, – и пальцы Майка сомкнулись на лезвии. Боли он не почувствовал – только кровь полилась из трех пальцев правой руки и с ладони, на которой белели шрамы.

Он отпрянул. Генри перекатился, встал на колени, схватил нож, и теперь они стояли лицом друг к другу, у обоих текла кровь: у Майка – из пальцев и ладони, у Генри – из носа. Генри мотнул головой, и красные капли улетели в темноту.