Бомбы сброшены! - Гай Гибсон

Когда мы приблизились к Нанту, я увидел внизу целое море огней, как в мирное время. Здесь никто не думал о затемнении, они явно не ожидали нашего появления. Даже позднее, когда мы спустились вниз по реке и на некотором расстоянии от Лориана нашли свой завод, картина была точно такой же. Горело множество огней. Лететь над ярко освещенным районом было приятно. Этот пейзаж резко отличался от увиденного в Германии и напоминал добрые старые мирные деньки.

Некоторое время мы кружили над целью, ожидая, пока к нам присоединятся другие самолеты. С высоты 2000 футов мы могли ясно видеть людей, бегающих по дороге вокруг завода, ярко освещенной фонарями. Мы удивлялись, почему они не пытаются укрыться в убежищах, так как мы могли начать бомбардировку до того, как они успеют спрятаться. Кто-то даже сбросил бомбу в реку, чтобы предупредить их о налете и заставить убраться подальше от заводских цехов. Намек был понят. Внизу началась паника, и примерно через 20 минут заводские огни начали гаснуть один за другим. Кто-то даже открыл по нам огонь из пулемета. Вскоре весь завод словно вымер. После этого мы с чистой совестью начали бомбежку.

Мы так и не увидели разрывов своих бомб, что было явным признаком того, что они упали в реку. Впервые в жизни старина Уотти промахнулся.

По пути назад мы пролетели над Сен-Мало. Всего два года назад я провел там чудесный летний отпуск, и сейчас просто не верил, что возвращаюсь из налета на французскую территорию. К счастью для всего мира, мы были в состоянии проводить подобные операции.

На следующую ночь в этом районе появилось несколько зенитных орудий. Однако кто стоял у прицелов — французские офицеры или фашисты, — я так и не узнал. Впрочем, в любом случае стрельба была исключительно неточной.

Когда все цели в этом районе были уничтожены, мы перенесли наши усилия дальше на юг, в Бордо. 24 наших бомбардировщика с малой высоты атаковали местное нефтехранилище, которое потом горело в течение 2 недель. Стрелок головного самолета заявил, что цель уничтожена. Но большинство пилотов уже научилось не доверять мнению стрелков, потому что они склонны переоценивать результаты налета. В конце концов, именно пилот пишет рапорт и отвечает за его достоверность.

Я знаю несколько прекрасных примеров, когда один пилот дорого заплатил за свою ошибку. Он служил в моей эскадрилье (никаких имен!) и был направлен для атаки завода возле Страсбурга. Полет был совершенно обычным, и все шло прекрасно. Цель прикрывало совсем немного зениток, и бомбежка была проведена с очень малой высоты. Когда самолет повернул назад, стрелок сообщил, что видит столб искр и пламени высотой 1000 футов, а также падающую заводскую трубу. На следующий день пилот составлял рапорт и написал: «Цель уничтожена». После чего он отправился в бар, опрокинуть утреннюю кружечку пива. Когда он завтракал, за ним прислал командир. Он выглядел немного задумчивым и печальным.

«Я знаю, что вы прекрасно поработали, но почему после возвращения вы заявили, что цель уничтожена?»

Пилот никак не мог понять, о чем говорит командир. Тогда тот добавил:

«В рапорте вы утверждаете, что искры и пламя поднялись на 1000 футов, но почему только что пришел ваш оружейник и сообщил, что вы привезли назад все бомбы, если не считать бак с напалмом?!»

Из этой истории можно извлечь два урока. Никогда не поворачивай назад, пока не убедишься, что бомбы действительно сброшены. Никогда не верь стрелку.

В другой раз, когда мы атаковали «Шарнхорст», стоявший в сухом доке в Киле, Джек Кинох сбросил бомбы с высоты 16 000 футов. Когда он повернул, то стрелок сообщил, что видит 2 прямых попадания в районе трубы. Одна бомба взорвалась рядом с бортом корабля в доке, а еще одна — в воде. Судя по всему, у этого парня было невероятное зрение. В то же самое время мы попытались спикировать на эту цель с бронебойными бомбами весом 2000 фунтов с высоты 6000 футов, но не сумели различить вообще ничего. Всего мы сделали 6 заходов, пока кто-то не опоздал со сбросом бомбы. Она рухнула прямо в центре Киля. Разумеется, при взрыве погибло много горожан, но это была несчастливая случайность. Мы старались предотвратить подобные инциденты.

В ту ночь нас очень озадачил один случай. Мы не видели ни одного аэростата заграждения, хотя такую важную гавань должна была прикрывать целая туча. Лишь через неделю мы поняли, почему так произошло. Пролетевший на большой высоте «Бленхейм» сделал прекрасные снимки гавани Киля после нашей атаки. Оказалось, что в цепи аэростатов заграждения имеется брешь шириной четверть мили. По счастливой случайности мы попали именно в нее. Как она образовалась — мы так и не поняли. Другие снимки показали, что «Шарнхорст» получил 6 попаданий мелкими бомбами. Да, у того стрелка, похоже, был орлиный взор!

Поддерживать постоянное давление оказалось гораздо проще, чем вести какие-то другие операции, и все понемногу начали успокаиваться. Мы должны были совершать вылет, за которым следовали два дня отдыха. Было просто здорово — снова получить возможность навестить Линкольн. В первый вечер мы расслаблялись, во второй — отдыхали, в третий — готовились к вылету. Малл, Росси и я часто посещали знаменитый Королевский театр в Линкольне, сидели до конца первого действия, а потом до 10 вечера пили в «Короне». Приятный способ провести вечер, и не слишком разорительный.

Жизнь пошла по накатанной колее, и мы начали ощущать себя какими-то служащими, которые выполняют рутинные ежедневные обязанности. Нервное напряжение понемногу ослабевало, прекратились истерические вспышки. Мы снова начали чувствовать себя счастливыми.

Каждую ночь от 100 до 150 бомбардировщиков покидали Англию, чтобы бомбить противника. Их цели располагались в самых разных районах — от Дании до южной Франции. По времени эти налеты были распределены так, чтобы бомбежки продолжались всю ночь. Поэтому сирены воздушной тревоги выли непрерывно, что могло вызвать сбои в работе промышленности. Например, большие прокатные станы в Руре приходилось останавливать и гасить печи. Если перерыв был длительным, слиток твердел прямо между валками. Приходилось приложить массу усилий, чтобы извлечь его оттуда.

Вражеская ночная истребительная авиация в то время просто не существовала. По крайней мере, мы так думали. В любом случае, они не умели точно обнаруживать наши бомбардировщики и наводить на них истребители. Но с другой стороны, огонь немецких зениток, как правило, был очень плотным и точным. Вероятно, это было следствием серьезных усилий, которые немцы прилагали в течение 8 лет для развития зенитной артиллерии. Один из их любимых тактических приемов выглядел так. Зенитки ставили огневой зонтик над вами и постепенно опускали его все ниже и ниже. Это вынуждало самолеты спускаться к земле, где они попадали в пределы досягаемости мелкокалиберных автоматов. Здесь прожектор мог легко обнаружить самолет, и можно было считать, что тебе очень повезло, если ты не получил десяток попаданий. Даже тогда их шумопеленгаторы были очень чувствительными и часто засекали наши самолеты даже над облачным слоем. Но, несмотря ни на что, потери во время ночных налетов оставались очень маленькими и не превышали 3,5 процента. С другой стороны, и меткость тоже была очень маленькой, лишь единичные бомбы попадали в цель. В результате довольны оставались обе стороны.