Девятые Звездные войны - Гамильтон Эдмонд Мур

— Вы не можете засадить меня в эту штуку! Нельзя быть таким бесчеловечным!

— Двигай ногами-ногами!

Пис огляделся, как затравленный зверь.

— По крайней мере, позвольте мне одеться!

— Ты что, думаешь, я идиот? Этот старый трюк типа "позвольте мне выкурить сигарету" не пройдет! Я слишком часто хожу в кино, юнец! Ты нажимаешь кнопку на сигарете, и слезоточивый газ лупит меня прямо по глазам! Отличная уловка, только на этот раз она не сработает, потому что я далеко превосхожу тебя умом!

— Нет у меня никаких сигарет!— воскликнул Пис.— Я хочу только одеться!

— И выдавить газ из пуговицы на рубашке? Пошевеливайся!

Пис поплелся к двери, Лежэ — за ним. Поравнявшись с последним столом, Пис попытался спасти остатки своего достоинства — схватил газету, которую рассматривал раньше, стряхнул с нее последние засохшие крошки, и обернул вокруг кресел. Он позволил подвести себя к туалету, но в последний момент уперся — страх перед неизвестным пересилила все его остальные эмоции.

— Послушайте,— сказал он, поворачиваясь лицом к противнику,— сейчас довольно высоко над землей, и следует вдуматься, что произойдет, если я окажусь во времени, когда этот дом еще не был построен.

— Ладно уж, вдумаюсь.— Лежэ изобразил на лице работу мысли, и постепенно оно просветлело.— Мне это нравится! Мне это нравится!

— Вам нравится, что я упаду и разобьюсь насмерть?

— К сожалению, я буду лишен возможности созерцать этот спектакль. Машина времени работает по принципу затухающих колебаний — так уж они устроены. Скорее всего, ты вынырнешь в будущем где-нибудь поблизости от точки, в которой исчез.

— Это всего лишь предположение,— сказал Пис тоном обвинителя.— Вообще-то я чувствую, что у вас все равно не хватит решимости нажать на курок, и поэтому...

— Что?

— Я отказываюсь войти в эту дверь!

Лежэ пожал плечами:

— Это твои похороны!

Он щелкнул предохранителем, всем видом изображая человека, готового совершить хладнокровное убийство. Пис, начиная подозревать, что серьезно ошибся в своих рассуждениях, непроизвольно отступил на шаг. Последовала рвущая нервы пауза, но в конце концов дуло револьвера неуверенно заколебалось. Пис чуть было не застонал от облегчения.

В это время наверху на лестнице послышались шаги, и взору Писа явилась, ощетинившись бигудями и купаясь в складках стеганого нейлона, исполинская розовая копия профессора Лежэ, но только женского рода.

— Ах, папочка,— промолвила она густым баритоном,— ты снова украл у меня лучший лифчик для своих глупых...

Тут она заметила Писа, умолкла, по ее лицу расплылась недоверчивая поначалу, но широченная в конце концов улыбка, и, распростерши руки для предстоящего объятия, она рванулась к Пису.

— Норман, ты вернулся ко мне!!!

Реакция Писа была чисто инстинктивная. Спиной вперед он прыгнул в туалет, обо что-то споткнулся и рухнул на унитаз. Послышалось громкое гудение, свет замигал, и объемистые фигуры профессора и его дочери растворились, оставив дверной проем пустым. Изо рта Писа вырвался громкий стон — он опять, но одетый на этот раз только в газету, отправился путешествовать во времени.

Стены крохотной комнатки начали менять цвет.

Исчезла одна из главных причин для беспокойства — состояние окружающих предметов ухудшилось, и означало это, что путешествует он в будущее, и что здание фабрики не перестанет существовать, оставив Писа в десятке метров над землей. Он слегка успокоился, порадовавшись было передышке, столь необходимой для приведения в порядок перепутавшихся мыслей, но вспомнил, что люди имеют обыкновение носить или перестраивать старые здания. Что ждет его в далеком будущем — смерть под ножом бульдозера? Пересечение тела вновь возведенной стеной?

Встревоженный и огорченный тем, что жизнь его превратилась в серию отчаянных прыжков из кастрюли в сковородку, Пис поерзал на унитазе, и тут же слуховые и зрительные эффекты путешествия во времени исчезли. Сияние пыльного неба установилось на одном уровне, и комната показалась Пису такой, какой он увидел ее впервые. Он бросил нервный взгляд на дверь — не поджидают ли его бронзовотелые великаны с рубиновыми глазами? Но лестничная клетка была пуста. Тишина была почти гробовой, если бы не едва слышащийся гул уличного движения.

Прижимая к чреслам импровизированную юбчонку, Пис осторожно выбрался из туалета. Все вокруг покрывал толстый слой пыли, и он почувствовал, что волосы шевелятся на его голове — ведь и профессор и его дочь давно, наверное, отмерили положенный им срок и пребывают либо в могиле, либо — в виде пепла — в погребальной урне. Он повернул налево, открыл дверь и вошел в бывшую лабораторию Лежэ. Кое-какие столы еще стояли на своих местах, но основная масса оборудования, за исключением разнообразного мелкого хлама, исчезла. Рассеянно скользя взглядом по обшарпанным стенам, Пис попытался собрать воедино разрозненные кусочки обретенного полусознания.

Дочь профессора узнала его и назвала Норманом. Неужели его и в самом деле так зовут? Или это всего лишь псевдоним, под которым он уже путешествовал в прошлое? Что за причина толкнула его на это, первое путешествие? Если профессор узнал его, то почему скрывал? Ведь если вдуматься, он вполне может оказаться уроженцем конца двадцать четвертого. Неужели он спасался от правосудия и в двадцать третьем веке? Неужели он — непереносимая мысль!— и в самом деле растлитель малолетних с устоявшейся репутацией?

Но тут практическое начало существа Писа возмутилось — он стоит и тратит время в бесплодных размышлениях, а ему нужно в первую очередь вот что — одежда, деньги и знание точного положения во времени. Он распахнул несколько стенных шкафов и едва поверил своему счастью, увидев в одном из них висящий на ржавом гвозде некогда белый лабораторный халат. Он оказался слишком коротким, но тщательное обследование всех возможных тайников не принесло ему больше никакой добычи. Пис поднялся этажом выше и, обозревая жилые комнаты, наткнулся на пару пушистых розовых шлепанцев. Судя по размеру, принадлежали они дочурке профессора, и начали уже рассыпаться в прах от старости, но оказались в самый раз и кое-как защищали подошвы. Всему ансамблю явно недоставало элегантности, но не будь у здания столь зловещей репутации, местные урки обчистили бы его до последней проволочки, и пришлось бы Пису и дальше прикрываться газетой.

Вспомнив о методе, которым во все века Мальчишки традиционно повышали свой доход, Пис обследовал разнообразнейшие железки, лежащие в лабораторной пыли. Одной из них была бунзеновская горелка, которая наверняка уже приобрела антикварную ценность. Бегом спустившись в лабораторию, Пис расстелил на полу газету, собрал в нее моток медной проволоки, немного электронного барахла и упомянутую горелку. Конечно, это было совсем не то, что медный микроскоп девятнадцатого века, но Пис вполне мог представить себе коллекционеров, сердце которых взыграет при виде горелки.

Он завернул добычу в газету, спустился вниз и, одержав нелегкую победу над заржавевшим засовом, вышел в пурпурные сумерки. Улица была пустынна, но по доносящемуся издалека шуму транспорта можно былодогадаться, что деловая жизнь в городе кипит. Время года — осень или весна, время суток — далеко за полдень. Пис повернул направо, прочь от улицы, на которой встретился с оскарами, и зашагал в противоположном направлении к концу квартала.

Дойдя до перекрестка, он осторожно выглянул из-за дома и с облегчением убедился, что проносящиеся машины выглядят примерно так же, как он их и помнил. Освещенные витрины магазинов тоже казались нормальными, равно как и прохожие, ни один из которых не удостоил Писа взглядом. Приободрившись, он влился в людскЬй поток и принялся высматривать антикварную лавку. Продвижение его было несколько замедленно шаркающей походкой, необходимой для удержания на ногах пушистых шлепанцев, да к тому же игривый ветерок все время норовил задрать полу его халата, так что Пис вынужден был все время останавливаться и запихивать непокорное одеяние между ног. Согнувшись в три погибели, прижимая к телу грязный сверток, не имея возможности приподнять ногу или раздвинуть колени, Пис прекрасно понимал, что похож на рыскающего в поисках жертвы переодетого Квазимодо, и что вид этот, даже в толпе ко всему привыкших горожан, не может не вызвать взволнованных комментариев.