Девятые Звездные войны - Гамильтон Эдмонд Мур

Пис прижал ладонь ко лбу, и попытался заново осмыслить ситуацию. Как узнать о своем прошлом, если оно в будущем? Каким образом воссоединится с родителями, если их еще нет на свете?

Пис огляделся вокруг полубезумными глазами и заметил на рабочем столе газету. Она была покрыта фрагментами чего-то, напоминающего пирог со свининой, и Пис стряхнул остатки на пол. Дата под заголовком — 3 июня 2992 года совпадала с календарем. Пис все еще уныло глазел на цифры, когда дверь лаборатории с треском распахнулась.

— Руки вверх! — рявкнул мужской голос.— И постарайтесь не делать лишних движений, потому что у меня пистолет и направлен он как раз на твой чертов четвертый позвонок!

Пис отрешенно поднял руки.

— Послушайте, я совсем не вор!

— Об этом буду судить я,— объявил голос,— но мне кажется, что ведешь ты себя как вор.

— Укравший поганую газету!— вскричал Пис, выведенный из себя очередной несправедливостью судьбы и манерой противника повторять последние слова предложений.— Всего-то!

— А вдруг я записал важную информацию на этой газете.

— Записал?

— Нет, но ты никогда этого не узнаешь... повернись и покажи мне свое лицо!

Пис тяжело вздохнул и повернулся. Пухлый краснолицый коротышка, державший его на прицеле, вздрогнул от удивления.

— Это ты-ты...— прошептал он.

— Конечно.— Пис был удивлен не менее собеседника, но сохранил достаточно самообладания, чтобы перехватить инициативу.

— А ты разве не знаешь?— ответил коротышка, снова возвращая ее.

— Я-то знаю... мне просто хотелось удостовериться, знаешь ли ты...

— Откуда? Я тебя ни разу в жизни не видел.

— Когда я повернулся, ты сказал: "Это ты!"

— Я сказал не так!

— Верно, ты сказал: "Это ты-ты!"

— Насмехаешься над людскими недостатками.— На цветущей физиономии появилось презрительное выражение.— Мне казалось, этот вид грубости вывелся еще в девятнадцатом веке.

— Я не смеюсь,— нетерпеливо сказал Пис.— Я просто говорю тебе, что случилось-случилось.

— Никак не угомонишься?— Коротышка размахивал пистолетом уже перед самым носом Писа.— Я ни секунды не буду колебаться, если мне придется воспользоваться вот этим-этим. Ну, отвечай, кто ты?

— Ты и сам знаешь!

— Я тебя никогда раньше не видел, просто ты похож на одного моего знакомого. Как тебя зовут?

— Уорран Пис.

— Таких имен не бывает!— взвизгнул коротышка, и цвет его щек приобрел опасный в его возрасте вишневый оттенок.— Предупреждаю, еще одна шутка, и все это плохо кончится!

— Но это мое имя... по крайней мере, мне так кажется,— ответил Пис, прилагая отчаянные усилия, чтобы дрожание голоса не выдало его жалости к самому себе.— Понимаешь, я потерял память.

— Так я тебе и поверил!

— Это правда.

— Больше всего ты похож на шпиона, который охотится за моими идеями. Меня-то ты знаешь, надеюсь? Профессор Арман Лежэ, изобретатель!

— Откуда мне знать тебя, если я даже про себя ничего не знаю?— грубо ответил Пис.— Повторяю, я потерял всю память о прошлой жизни!

Лежэ продолжал не отрываясь смотреть на него, и постепенно в его взгляде появилось несколько неуместное выражение удовольствия.

— Я знаю, что делать!— воскликнул он, лучась наслаждением.— И как только это не пришло мне в голову сразу же! Я проверю тебя на своем правдоискателе! Вот идеальный случай испытать его!

— Правдоискатель? Испытать?— Пис в свою очередь уставился на Лежэ. До него постепенно доходило, что он угодил в лапы ученого-маньяка. Наружностью Лежэ, с его щеками-помидорами и венчиком седых волос, походил на жизнерадостного монаха, но внешность обманчива и, судя по первому впечатлению, он способен был с такой же легкостью засунуть мозг жертвы неудавшегося эксперимента в банку с формальдегидом, с какой жена фермера укладывает в бочку капусту для засолки. Любопытный дефект речи, благодаря которому Лежэ напоминал робота со слетевшей шестеренкой, вполне мог быть признаком того, что изобретатель сей давно уже изжил в себе все человеческое.

— Вы не имеете права испытывать на мне машину,— твердо сказал Пис.— Это запрещено законом.

— Но ведь никто не узнает!

— Оскары...— поняв, что бесполезно угрожать маньяку существами, которые появятся только через столетие, Пис замолк.

— Успокойся, это совсем не больно. Раздевайся и садись вон туда.

Пользуясь револьвером, как указкой, Лежэ привлек внимание Писа к машине, имевшей весьма неприятное сходство с электрическим стулом.

Понукаемый упирающимся в ребра дулом, Пис сбросил остатки костюма, уселся в деревянное кресло и позволил пристегнуть свои руки и ноги толстыми ремнями. Потом Лежэ вытащил откуда-то хромированный шлем, соединенный множеством проводов с пультом управления, и водрузил его на голову Писа. Довольно насвистывая, он выдвинул ящик одного из лабораторных столов и извлек на свет божий разовый кружевной бюстгальтер, левая чашка которого была заполнена миниатюрными радиодеталями. Застегнув бюстгальтер на груди Писа, он еще несколько минут что-то подправлял и подкручивал внутри него. Опасения Писа еще больше усилились когда он увидел, что ученый расставляет вокруг кресла шесть подставок с аэрозольными баллончиками. Управлялись все баллончики одним рычагом.

— Отпустите меня,— попросил Пис, забыв о гордости.— Если вы меня отпустите, я не причиню вам больше никаких неприятностей.

— О каких неприятностях ты говоришь, сынок? Напротив, я весьма рад!

— А я — нет!

— Какое это имеет значение? Всякий, кто тайком пробирается в научную лабораторию, должен ожидать неприятностей для себя!

— Но я думал, что это ткацкая фабрика! Так написано на вывеске!

— Всем известно, что я купил этот дом у АКМЕ два года назад, когда она обанкротилась. Такие отговорки меня не удовлетворяют!

По мере того, как Лежэ заканчивал приготовления, фанатичный блеск в его глазах разгорался все ярче.

— Однако хватит препираться! Пришло время доказать, что правдоискатель Лежэ достоит занять место в одном ряду с другими его выдающимися изобретениями, например, пам...

Коротышка внезапно умолк и прикрыл рот ладонью, будто совершил непростительную ошибку.

— Что вы хотели сказать?— заинтересовавшись, спросил Пис.

— Ничего. Совсем ничего.— Лежэ торопливо перебросил несколько тумблеров на панели и ухватился за рычаг, управляющий шестью баллончиками.

— Десять, девять, восемь, семь, шесть...

— Что вы собираетесь со мной делать?— нервно выкрикнул Пис.

— Подавить психогальванические рефлексы,— ответил Лежэ.— Пять, четыре, три, два, один, НОЛЬ!

Он дернул рычаг и баллончики с громким шипением исторгли свое содержимое в направлении Писа.

— Только не газ! Что угодно, только не газ!— завопил было Пис, извиваясь в путах, но замолк и начал недоверчиво принюхиваться к обволакивающему его облаку удушливой вони.

— Эй, так это же Дешевый Деревенский Дезодорант "Вьющая Роза"!

— Верно,— согласился Лежэ.— Прошу прощения за запах, но... в универмаге за углом недавно была распродажа... в три раза дешевле!

Пис неуверенно хихикнул.

— Но почему именно дезодорант?

— Это непринципиально, важен только антиперспиративный эффект.

— Не понимаю...

— Чтобы подавить твои психогальванические рефлексы, дубина! Знаешь, как работает обычный детектор лжи? Если испытуемый врет, он испытывает эмоциональный стресс и потеет, увеличивая тем самым электропроводность кожи. Тот же самый стресс учащает биение его сердца и меняет мозговые ритмы. Полиграф засекает все это и определяет, когда ему врут, но это только полдела! Определять ложь еще не значит узнать правду, верно?

— Гммм...

— Ну конечно, это не одно и то же! Вот я и заставил систему обнаружения лжи работать в обратном порядке. Сейчас ты не можешь потеть, потому что все твои поры забиты антиперспирантом; биение твоего сердца не может ускориться, потому что рядом с ним, Лежэ указал на бюстгальтер,— работает успокоитель ритма; а надетый на тебя шлем все время выдает нормальную энцефалограмму. Так что теперь, стоит мне задать вопрос, ты, лишенный возможности воспользоваться психофизическими атрибутами лжи, вынужден будешь говорить только правду! Чрезвычайно изобретательно, ты не находишь?