Замри, умри, воскресни - Мэриан Кайз

— Что ж, не всегда получаешь то, что хочешь.

Я придумываю или он действительно имел в виду что-то еще? А как он на меня смотрел в этот момент! И не была ли это та самая дрожь?

Мне показалось, что да, но я поспешила раскаяться и, смущенная, распрощалась.

— А эхинацея? — прокричал он вслед.

Еще в августе, когда отдел рекламы «Докин Эмери» прислал мне вырезку из «Книжных известий» с упоминанием моего контракта (интересно, Лили видела?), я выписала их себе в надежде, что там еще что-нибудь про меня напишут. Я детально изучала каждую страницу, но ничего не обнаруживала, зато в ноябре набрела на заметку о Лили. В ней говорилось, что рождественские продажи идут неважно.

«Из розницы поступают известия о „крайне низком“ уровне продаж книги Лили Райт „Кристальные люди“. Автор прошлогодней сенсации книжного мира „Колдуньи Мими“, Райт, по мысли издательства, должна была стать хитом предрождественских продаж, но не попала даже в первую десятку. Цена на книгу была снижена с первоначальных 18.99 фунтов до 11.99 в сети книжных магазинов „Уотерстоунз“, а в отдельных точках и до 8.99. Руководитель отдела сбыта „Докин Эмери“ Дик Бартон-Кинг сказал в этой связи, что издательство „изначально позиционировало эту книгу как подарочное издание и ожидает существенного роста продаж в последние две недели перед Рождеством“.

Примерно в то же время я напала на рецензию на книжку Лили в газете — с недавних пор я и рецензии читаю. Там говорилось, что «Мими» была восхитительной книжкой, а в этой нет ни занимательного сюжета, ни изюминки, которые могли бы завоевать автору новых поклонников. Напротив, после этой книги от нее отвернутся и старые. Какой это для нее удар!

Ладно, честно признаю: я была довольна.

Как-то в декабре, вернувшись с работы, я обнаружила на кухонном столе небольшую коробку.

— Я ее потрясла, — сообщила мама, — мне кажется, там книги. Открой. На. — Она протянула мне ножницы.

Я вскрыла печать и увидела шесть экземпляров «Радуги» — выглядели совсем как настоящие. У меня подкосились коленки, и пришлось сесть, чтобы прочесть сопроводительную записку.

— Это всего лишь корректура, — пояснила я. — В тексте еще могут быть орфографические ошибки, и обложка без тиснения. Их печатают и рассылают специально для рецензий.

— Но это же все равно книга! — взволнованно проговорила мама.

— Да.

Моя книга обрела вид книги! От осознания этого факта я испытала странное чувство. Я принялась листать страницы, и меня пробила внутренняя дрожь. Тут я поняла, что со мной тогда было в аптеке; в моей книге, страница за страницей, описывалась история любви Иззи к Уиллу, то есть моей — к Джонни. Господи, какая же я дура! Когда я писала книгу, я так сосредоточилась на том, чтобы не обидеть маму, что совершенно упустила из виду всех остальных. В первую очередь — Оуэна. Правда, я не думала, что наше общение продлится так долго — ведь он не отказался от своей привычки убегать посреди разговора, и мы только и делали, что ссорились. Но теперь книга закончена, Оуэн все еще здесь, а мой герой-любовник имеет своим прототипом совершенно другого мужчину. Оуэн особенно чувствителен к деталям, он прекрасно помнит, что я много времени провожу в аптеке — по крайней мере проводила до недавнего времени.

И даже когда я по воле редактора вносила изменения и исправления, я рассматривала эту работу как какое-то упражнение, а не как текст, который когда-нибудь будет опубликован и доступен для прочтения. Как я могла быть такой идиоткой?

А как же Джонни? Он же наверняка себя узнает; и решит, что я в него влюблена. Или была влюблена. Не исключено, что он и так это знает, но все равно, какой ужас…

Это же живые люди, им будет больно. Может быть, есть способ подавить это в зародыше? Но как? Я не знала, что делать с Оуэном. С Джонни было попроще: можно дать ему книгу и как-нибудь отшутиться. Правда, я подозревала, что этим можно только все ухудшить; лучше пусть идет как идет.

Охваченная страхом, я думала о том, есть ли способ все остановить. Потом открыла еще одно послание — конверт с чеком. Астрономическая сумма, первый платеж от издательства.

Я уставилась на цифры: тридцать шесть тысяч фунтов стерлингов. Черт! Они прислали вместе первую и вторую порции, за вычетом десяти процентов Жожо.

Похоже, назад пути нет.

Я решила, что лучшим способом уберечь Оуэна от душевных ран будет не давать ему книгу как можно дольше; он все равно ничего не читает. Это меня успокоило, я почувствовала, что ситуация под контролем. Но тут я совершила ошибку: пошла в туалет, а мобильный с собой не взяла.

Я услышала звонок и щелчок голосовой почты, но потом вдруг заговорила мама:

— Какую тут кнопку нажать? Здравствуй, Оуэн. Как поживаешь, мой дорогой? Сегодня у нас потрясающие новости. Джемма получила первые экземпляры книги. Конечно, ты можешь рассчитывать на один, ей же шесть штук доставили. А кроме того, ей прислали кучу денег. Но это, наверное, секрет.

Я выскочила из ванной — но она уже закончила разговор. — Оуэн тебе звонил по этой штуке, — сказала мама, не замечая моей паники. — Он сейчас приедет взглянуть на книгу.

Я в отчаянии уставилась на нее. Она никогда не подходит к моему мобильному, что с ней сегодня случилось?

Может, Оуэн еще и не приедет. Он такой ненадежный!

Но на сей раз Оуэн явился в рекордно короткое время и в невероятном возбуждении ворвался в дом.

— Круто! — Он провел пальцами по моей фамилии на обложке. — Симпатичная обложка.

— Тебе не кажется, что у этой девушки такой вид, будто она не может вспомнить какое-то трудное слово? — спросила мама.

Оуэн вгляделся повнимательнее.

— Я бы сказал, у нее лопнуло колесо, а домкрата нет.

И она пытается кого-нибудь остановить, чтобы помог.

Ну, почему у него все всегда сводится к автомобилям?

Он протянул мне книгу.

— Подпишешь?

— Это только гранки. Там полно ошибок.

— Тем более.

Ладно. Все равно я влипла. Не выбраться теперь. Я нацарапала: «Оуэну от Джеммы, с любовью», — и отдала ему книгу, нервно прибавив:

— Главное, помни: это беллетристика. Там все выдумано, ничего настоящего.

— Бутылочку портера, Оуэн? — искушала мама. Она уже покупает ему портер!

— Да, Оуэн, останься, выпей.

— Нет, спасибо, миссис Хоган, я лучше поеду домой и почитаю.

Он ушел, а я подумала, что никогда его больше не увижу.

Самое странное, что Оуэн, всегда такой чувствительный, что обижается на самые невинные вещи, воспринял книжку совершенно спокойно.

Он позвонил на другой день.

— В пятницу приглашаю тебя на ужин, надо отметить. Пойдем во «Времена года».

«Времена года» я любила больше жизни. (Он их ненавидел, говорил, что во всей этой роскоши ему нечем дышать.) Хороший знак.