Мемуары генерала барона де Марбо - Марселен де Марбо

ими частоколы! Но один смелый капитан призвал солдат принести тело их генерала. Он его похитил и еле дотащил за ногу до траншеи. Почва была песчаной, голова генерала не пострадала от камней, а от тряски он очнулся. Затем он попал к доктору Ларрею, который вернул его к жизни. Капитан же был тяжело ранен, вернулся домой, получил небольшую пенсию и женился на скромной женщине. Но маршал стал вторым Провидением для этой семьи. Он купил им почтовую станцию, поля, лошадей, дом, на свои деньги выучил старшего сына, пока младшие ещё оставались с родителями. Признательность этих людей была так же велика, как и благодарность маршала к своему спасителю. Этот бывший капитан много потерял со смертью маршала Ланна, которого в тот день он видел в последний раз.

Мы продолжили путь, холода всё усиливались, и перегон между Орлеаном в Парижем был ещё труднее предыдущих. В Париж я наконец прибыл 2 апреля, ужасно усталым и очень больным.

Я встретился с матушкой со смешанным чувством счастья и горечи — она только что узнала, что мой брат попал в плен к испанским партизанам, а я вскоре отправлюсь на новую войну!

В Париже маршал сразу же отвёл меня к военному министру, чтобы узнать, что тот для меня сделал. Подписи императора на моём свидетельстве о производстве в начальники эскадрона ещё не было: император в то время был очень занят маневрированием австрийской армии, не очень интересовался повседневной работой министерства и не подписывал никаких назначений. Злой рок преследовал меня неотступно!

Столица была в большом волнении. Видя, что мы завязли в Испании, англичане сочли, что пришло время поднять против Наполеона север Европы. Этот план был преждевременным, так как в Германии у императора было ещё огромное влияние и значительные силы. Пруссия не осмеливалась выступать. Князья и короли Рейнской конфедерации поставили свои армии на службу Наполеону, и даже Россия выделила для него 25-тысячный корпус. Несмотря на это, австрийцы, купленные Англией, объявили нам войну. Их армии двигались на нашего союзника Баварию, и император готовился к отъезду в Германию, куда за ним должен был последовать и маршал Ланн. Все коляски были разобраны сотнями штабных и других офицеров, и я был в затруднении, так как император и маршал должны были выехать из Парижа 13 апреля, а я получил приказ выехать на день раньше. Это означало, что мне придётся опять в плохую погоду скакать на почтовых! К счастью, неделя отдыха успокоила мою рану в боку, а рана на голове затянулась. Я сменил свой тяжёлый гусарский кивер на шляпу. Со мной был мой слуга Вуарлан. Он был очень плохим наездником, часто падал на землю и всякий раз говорил мне, поднимаясь: «Какой вы терпеливый… Вы очень терпеливый!»

Несмотря на дождь и снег, за двое суток я проделал 112 лье, отделяющие Париж от Страсбурга. Но Вуарлан больше не мог выдержать такой ритм, надо было менять способ передвижения. Впрочем, я знал, что в Германии не передвигаются с почтой верхом, а мы были только на полпути от места назначения, Аугсбурга. Я смог наконец найти коляску и через Шварцвальд доехал до Аугсбурга, где встретился со многими моими товарищами. Император, маршал и почти все войска уже выступили в поход. В городе мне удалось купить лошадь. Я сменил коляску, и мы наконец двинулись дальше. Так, за несколько недель, мы продали за копейки наших лошадей, очень потратились в дороге, и всё это для того, чтобы скорее попасть под пули и ядра, которые унесли жизни многих из нас! Чувство, которое нами двигало, можно назвать либо жаждой славы, либо безумием. Но оно владело нами безраздельно, и мы шли только вперёд, не оглядываясь назад!

20 апреля мы прибыли к императорскому штабу в ходе сражения при Абенсберге. Маршал Ланн похвалил нас за усердие и тотчас бросил со своими донесениями в самое пекло. Австрийцы под командованием брата императора эрцгерцога Карла отошли за Дунай и реку Изар у Ландсхута и, как всегда, не сочли нужным разрушить мосты. На другой день Наполеон атаковал Ландсхут пехотой, которая под градом пуль овладевала мостом дважды. Но, дойдя до противоположного конца, солдаты оказывались перед огромными воротами, которые неприятельский арьергард защищал сильным огнём с городских стен. Оба раза наши колонны с потерями отступали от этих стен! Однако император, который непременно хотел взять Ландсхут, чтобы перейти Изар раньше, чем эрцгерцог Карл смог бы организовать оборону, дал приказ атаковать в третий раз. Войска готовились к новой атаке, когда Наполеон, увидев своего адъютанта генерала Мутона, прибывшего для того, чтобы представить отчёт о выполненном утром поручении, бросил ему: «Вы очень кстати!.. Возглавьте эти колонны и возьмите город!»

Неожиданность такого опасного поручения могла бы озадачить любого, но не мужественного генерала Мутона. Он совершенно не смутился услышанным, спешился, вооружился шпагой, приказал дать сигнал к атаке и первым устремился на мост во главе гренадеров! По его приказу ворота Ландсхута разнесли топорами сапёры, всех сопротивляющихся порубили саблями и взяли город. Затем он спокойно отправился к императору доложить о порученном ему утром задании. Поразительная вещь! В их беседе не было сказано ни слова о взятии Ландсхута, и никогда больше император не говорил об этом с генералом Мутоном… Но после окончания этой кампании он приказал доставить к нему замечательную картину Эрсана, на которой был изображён генерал во главе своего войска, идущего на приступ Ландсхута. Этот поступок стоил больше, чем все похвалы.

Глава XI

Эпизоды битвы при Экмюле. — Кавалерийский бой при Ратисбонне. — Бегство неприятеля

Перейдя через Изар, французская армия направилась к Экмюлю, где находились основные силы австрийской армии. Император и маршал Ланн провели ночь в Ландсхуте. Сражение должно было состояться на следующий день. Город и его окрестности заполняли войска, штабные офицеры мчались из конца в конец с донесениями. Моим товарищам и мне пришлось очень много ездить верхом, но из-за нашего быстрого перемещения из Испании в Германию у нас были только случайно приобретённые лошади очень среднего качества, да и те были уже очень измотаны. Мы уже начали с грустью думать, как нам трудно придётся в завтрашнем сражении.

Я возвращался к десяти часам вечера, исполнив поручение маршала в 3–4 лье от Ландсхута, когда Ланн приказал мне отнести донесение генералу Гюдену, дивизия которого находилась очень далеко. У этого генерала я должен был дождаться прибытия на поле боя самого маршала. Я был в большом затруднении,