Бремя империи - Александр Афанасьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бейрут
Ночь на 01 июля 1992 года
— Давно здесь сидите?
— Да вот как началось, так и сидим…
Господи… Две семьи, соседи по дорогому жилому комплексу, — тут на лестничной площадке всего по две квартиры. В семье Козловых — трое, в том числе пацан пятилетний, у его соседей-арабов — и вовсе пятеро. В арабских семьях всегда много детей было. Глядя на все это, я подумал, что хорошо бы ту мразь, которая про «оккупацию» говорит и такое творит, — сюда притащить и рожей поганой ткнуть. Двое русских и арабские пацаны — двоим на вид лет шесть-семь, еще одному лет двенадцать — сидели, прикрывая собой ораву сестер, и во все глаза смотрели на меня…
— Привет, — сказал я, больше в голову ничего не приходило.
— Привет… — Более смуглый арабчонок оказался и более смелым. — А ты кто?
— Я русский. Русский офицер.
На лестнице послышался шум, я отступил от двери, достал пистолет — но тревога оказалась напрасной. В прихожую ввалился ротмистр, тяжело дышащий и увешанный оружием «по самое не хочу».
— Что смог дотащить… Там еще в низу в самом, в парадном, остатки лежат.
Я повернулся к Козлову:
— Иди, забирай. Тебе же оружие было нужно.
Козлов глянул на меня, на ротмистра, соображая, можно ли оставлять нас наедине с детьми в квартире.
— Мы уже здесь, — ответил я на незаданный вопрос, — если бы я был террористом, я бы уже убил и тебя, и всех твоих. Иди, забирай, мы здесь побудем.
Козлов подумал еще несколько секунд и пришел к выводу, что так оно и есть, — перехватив ружье, пошел вниз.
— Давай помогу…
Такую кипу железа в руках нельзя положить — ее можно только бросить, потому что руки от усталости отваливаются. Прикрыв дверь, я начал принимать от ротмистра и складывать у стены трофеи…
Стандартный набор для малой штурмовой группы — на этот раз оружие богемское, считай германское, но по цене более приемлемое. Ничего такого это не значит — германский протекторат Богемия по экспорту стрелкового оружия занимает первое место в мире, опережая и нас и САСШ. А ну-ка — три крупных оружейных мануфактуры, производящих самое разное вооружение — от дамского пистолета калибра 6,35 до самоходной дальнобойной гаубицы калибра 240 мм. И десяток более мелких фирм, занимающихся в основном производством стрелкового оружия как собственной разработки, так и «творческих заимствований». Причем эти «творческие заимствования» не сводятся к банальному плагиату и покупке лицензий (а то и откровенному воровству). Например — где можно купить североамериканский карабин «М4» под русский патрон 6,5х45? Из крупных мануфактур такие только Богемия делает. А самоходка калибра 240 мм производства «Мануфактура Шкода» и вовсе на вооружении русской армии состоит.
Да и вообще, поскольку Богемия юридически не являлась частью Германии, немцы очень удачно могли торговать оружием, зарабатывая деньги в обход межгосударственных соглашений. Торговля оружием — процесс вообще тяжелый и бюрократичный — надо, например, «конечник», сертификат конечного пользователя, оформлять, чтобы быть уверенным в том, куда это оружие ушло. И в Германской и в Российской империях такой вот «конечник» проверят со всей возможной строгостью, а Богемия… а что с них взять, с убогих. Если даже напишешь «Министерство обороны Марсианской конфедерации просит поставить…» — и то, наверное, продадут.
Одна снайперская винтовка — сделанная на базе «М16А4», недавно снятой с вооружения САСШ, но сильно переработанная. Калибр — наш, русский, 6,5 автоматный, ствол — холодная ротационная ковка, двадцать дюймов. Вместо идиотской системы отвода пороховых газов прямо в механизм винтовки — вполне цивильный, скопированный у последних германских образцов газоотвод с коротким ходом поршня. Приклад — откидной, с поворотной щекой, не раскладной, как любят в САСШ, а скопированный с нашего штурмкарабина Драгунова. По американской моде — рельса для установки прицельных приспособлений, единая на ствольную коробку и на всю длину цевья — явно заводская, а не «custom made». Прицел — неубиваемый ACOG трехкратник, и за ним, на специальном кронштейне поставлен маленький «ночник» — если он не нужен, то откидывается в сторону. Еще и лазер на цевье впереди стоит.
Вот черти… Если бы глушитель к ней был — сменил бы «эрму» на это. «Эрма» потяжелее и подлиннее, неудобнее, короче. «Эрма» — для дистанций, а в городе какая дистанция — через дорогу стреляешь. Но наличие глушителя в условиях городского боя перевешивает все остальные соображения.
Три штурмовые винтовки — на вид похожи на наш «АК», но тоже творчески переработанные. У каждой — регулируемый по длине приклад, гибрид нашего и американского, прицел «рефлекс» на цевье, передняя рукоятка с сошками в ней. На одной вместо передней рукоятки — гранатомет подствольный, под гранату американского стандарта, но там ствол не вперед сдвигается, как на американском образце, — а вбок, причем и вправо и влево можно. Тоже наш патрон, 6,5. И напоследок — пулемет, чешской разработки, с ним я знаком плохо — приклад, как у нашего «ПКМ», коробка с патронами на американский манер крепится не внизу, а сбоку. Длинный тяжелый ствол с воронкообразным, а не щелевым пламегасителем, тоже прицел «рефлекс», приклад складывающийся, на вид — солидная машина.
Две разгрузки — фонари, рации, автоматные магазины — пошиты непонятно где, хотя вид знакомый — используются в армии Британии и САСШ, у нас несколько другие по виду.
Еще и два пистолета — тут без вопросов, чешские «CZ» во всем мире ценятся, а это одни из лучших моделей — восемнадцатизарядные, со стальной полноразмерной рамкой и двусторонним предохранителем.
В целом — удачно экипировались, гады, не хуже нас. И это — одна группа, а сколько еще таких по городу? Повезло, кстати, — если бы они первые начали — в минуту бы нас раскатали.
Тяжело дыша, снизу поднялся Козлов — ружье было за плечом, в руках он нес еще один чешский автомат с подствольником, две разгрузки, набитые «во все дыры», два пистолета засунуты за пояс спереди. Автомат на предохранителе стоит — все с вами ясно, дитя асфальта. Хорошо, что на предохранителе, а то и до случайного выстрела недалеко.
— Дверь закрой.
— Что, простите?
— Дверь закрой на ключ! Ты гостей еще ждешь?
— А, простите…
Дверь хорошая, стальная. Такую не факт, что и автомат пробьет. Хорошо тут засели…
— Круто…
Я обернулся — более старший русский пацан осмелился-таки отойти от сестер и робко прикасался к цевью стоящей у стены снайперской винтовки. Увидев, что я на него смотрю, он отдернул руку, как от огня, сделал пару шагов назад.
— Не бойся. Тебя как звать-то?
— Александром, — солидно проговорил пацан.
— Как и меня, значит. — Я взял один из чешских автоматов в руки, отсоединил магазин, лязгнул затвором, выбрасывая патрон из патронника, протянул автомат пацану.
— Держи.
— Ну, незаряженный…
Я поднял брови.
— Заряженный хочешь?
— Хочу! — с каким-то вызовом ответил пацан.
— Зачем?
— Родину защищать!
Я аж рассмеялся — вот растет смена ведь…
— Родину… А сможешь?
— Смогу!
— Не вопрос. — Я присоединил обратно магазин, проверил, нет ли гранаты в гранатомете, поставил на предохранитель. — Держи. Затвором не щелкать, младшим не давать. Если кто в дверь полезет — зови. Боевая задача ясна?
— Ясна.
— В армии отвечают «так точно».
— Так точно!
— Молодец. — Я повернулся к отцу: — Поговорим, пока время есть?
— Поговорим… — Он еще с подозрением смотрел на меня.
— Не здесь. Ротмистр Голощекин, держать дверь. За детей отвечаешь, чтоб руками лишнего не лапали. — Я показал на стоящее у стены оружие, при детях и без присмотра его оставлять было категорически нельзя.
— Есть.
Козлов пошел в одну из боковых дверей, выходящих в холл, я направился с ним. По его некоей неуверенности — он, например, спутал, как открывается дверь в комнату — на себя или от себя — я заключил, что это или не его квартира, или они только что сюда переехали.
— Остальные где? Вас же тут две семьи.
— Юсеф в соседней комнате… с женщинами.
— Чего же тебя не прикрывает?
— Ему на улицу не выйти — что ваши убьют, за то что араб, что свои — свои вообще на куски разорвут.
— Молодец. Под дамской юбкой сидит. Зови.
Козлов (я даже его имени не узнал, Козлов да Козлов — на языке эта фамилия) подошел к двери в соседнюю комнату — она, оказывается, была скрыта за ковром, несколько раз стукнул условным сигналом…
— Кстати — квартира ваша?
— Квартира моя, эфенди…
Местный «высший свет» я не знал, и поэтому вышедшего из-за ковров человека я не узнал. Араб как араб — невысокий, с более темным, чем у русских, цветом кожи, короткими, прямыми с проседью волосами, аккуратной щеточкой усов. Обычная, но дорогая туристическая одежда, пошита по виду в ателье на заказ. На пальцах белые полоски — понятно, кольца снимал, арабы обожают золото, а сейчас за хорошее кольцо на улице не палец — всю руку отхватят и ни на секунду не задумаются. В целом квартира богатая — почти пентхаус, последний этаж. То-то одна дверь на лестничной клетке…