Сын цирка - Джон Уинслоу Ирвинг

Закончив писать свои показания о Рахуле, доктор Дарувалла вышел на балкон, чтобы взглянуть на гавкающих собак. Солнце позднего утра ярко освещало двор, и полицейские собаки, одни доберманы, разлеглись в единственном тенистом углу своего питомника – деревья мешали Фарруху рассмотреть их. Однако на балконе стояла маленькая клетка, выстланная газетой, и доктор опустился на колени, чтобы поиграть со щенком добермана, пленником этого переносного узилища. Щенок завертелся и заскулил, требуя внимания Фарруха, просунул свою гладкую темную мордочку сквозь прутья решетки и лизнул руку доктора – его острые как иголки зубы покусывали пальцы доктора.

– Ты хорошая собака? – спросил щенка Фаррух.

Вокруг глупых глаз щенка были ржаво-коричневые пятна, знак породы, которую предпочитала для работы полиция Бомбея, – гладкошерстный доберман не боится жары. Это крупные, мощные и быстрые собаки, у них хватка и стойкость терьера, хотя по уму доберманы уступают немецким овчаркам.

На балкон из соседнего кабинета, откуда доносился стук по крайней мере трех пишущих машинок, вышел молодой офицер младшего звания, и этот юный представитель полиции сердито отчитал доктора Даруваллу в том смысле, что «испорченного» щенка добермана невозможно дрессировать для выполнения полицейских задач, что нельзя относиться к будущей полицейской собаке как к домашнему любимцу. Когда кто-то так резко заговаривал с ним на хинди, доктор просто цепенел – он плохо владел этим языком.

– Извините меня, – сказал по-английски доктор Дарувалла.

– Нет, это не вам нужно извиняться! – внезапно воскликнул кто-то. Это из кабинета на балкон вышел заместитель комиссара полиции Пател, держа в руке показания Фарруха. – Играйте, играйте со щенком сколько хотите! – рявкнул Пател.

Юный офицерский чин осознал свою ошибку и быстро извинился перед доктором Даруваллой.

– Виноват, сэр, – сказал он, но, прежде чем он юркнул обратно в свой кабинет к безопасному стуку пишущих машинок, детектив Пател облаял его:

– Это ты должен извиниться за то, как ты разговариваешь с моим свидетелем!

Так я, оказывается, «свидетель», внезапно осознал Фаррух. Доктор сделал небольшое состояние, высмеивая полицейских, – а теперь оказалось, что он был в полном неведении относительно таких тривиальных вещей, как иерархия среди них.

– Продолжайте – играйте со щенком! – повторил Пател доктору, так что Фаррух снова повернулся к доберману.

Поскольку собачонок только что наложил до странности большую кучу на подстеленную газету, доктор обратил на это внимание. Тут до доктора Даруваллы и дошло, что под щенком сегодняшний номер газеты «Таймс оф Индиа» и что доберман попал прямо на обзор фильма «Инспектор Дхар и Башни Молчания». Это была скверная рецензия, настолько враждебная, что мрачное впечатление от нее, казалось, только крепло из-за вони собачьего дерьма.

Куча позволяла прочесть только часть отзыва, однако и этого было достаточно, чтобы взбесить Фарруха. Там был даже дурацкий выпад насчет того, что у Дхара проблемы с весом. Обозреватель ерничал, что, дескать, Инспектор Дхар слишком накачался пивом, дабы оправдать утверждение киностудии, что Дхар – это Чарльз Бронсон Бомбея.

По шелесту страниц за спиной доктор догадался, что заместитель комиссара закончил знакомство с его письменными показаниями. Детектив Пател стоял неподалеку и видел, что читает Фаррух, – он и застелил клетку этой газетой.

– Боюсь, что это не очень хорошая рецензия, – заметил заместитель комиссара полиции.

– Хороших я не встречал, – сказал Фаррух.

Вслед за Пателом доктор вернулся в кабинет. Он чувствовал, что детектив не очень-то удовлетворен его письменными показаниями.

– Садитесь, – сказал детектив Пател, но, когда доктор двинулся к стулу, на котором прежде сидел, детектив взял его за руку и повел вокруг стола. – Нет-нет. Садитесь на мое место!

Так Фаррух уселся в кресло заместителя комиссара. Оно было выше, чем стул, отсюда было легче рассмотреть фотографии убитых проституток – или, скажем, труднее игнорировать. Доктор вспомнил день на Чоупатти-Бич, когда маленького Джона Д. так напугали праздничная толпа и головы слонов, которых тащили в море. «Они топят слонов! – кричал малыш. – Теперь слоны рассердятся!»

В своих письменных показаниях Фаррух заявил, что все телефонные звонки-угрозы, касающиеся смерти его отца, шли от Рахула, – на это указывал женский голос, пытающийся звучать как мужской, что соответствовало голосу Рахула, кем бы он ни стал в результате. Двадцать лет назад голос Рахула еще находился в стадии становления, поскольку не определился с точки зрения половой принадлежности. Но хотя Пател нашел это соображение интересным, детектива не устроил вывод доктора Даруваллы о том, что Рахул был убийцей старого Лоуджи. Для этого надо было иметь слишком богатое воображение – тут была большая натяжка. Такого рода домысел подрывал правдоподобность письменных показаний доктора и сводил их, по мнению заместителя комиссара, к «профанации».

– Машину с вашим отцом подорвали профессионалы, – проинформировал Фарруха З. К. П. Пател. – В то время я еще служил офицером в полицейском участке Колаба и был на дежурстве. Тот звонок поступил на полицейский участок Тордео. Мне не разрешили выехать на место преступления, а потом расследование передали в правительственную комиссию. Но мне достоверно известно, что убийство Лоуджи Даруваллы было совершено группой преступников. Я слышал краем уха, что в ней мог участвовать главный садовник.

– Из клуба «Дакворт»? – воскликнул доктор Дарувалла, – сам не зная почему, он недолюбливал садовника.

– Тогда был другой садовник… вы его вспомните, – сказал детектив.

– Вот это да! – сказал Фаррух. Он все больше и больше чувствовал себя профаном.

– Во всяком случае, возможно, что это Рахул делал телефонные звонки, – вполне это допускаю, – сказал Пател. – Однако он не специалист по подрывам машин.

Доктор Дарувалла понуро замер, глядя на лежащую перед ним фотоисторию убийств.

– Но зачем Рахулу ненавидеть меня или Дхара? – спросил он.

– Вот на этот вопрос вы и не ответили. Даже не затронули его в своих показаниях, – сказал З. К. П. Пател. – И правда – зачем?

На этом невыясненном вопросе мужчины и расстались. Доктор взял такси, чтобы подобрать на окраине города Мартина Миллса, а детектив Пател уселся в свое кресло. Заместитель комиссара полиции снова глянул на слонов, подмигивающих с нежных животов зверски убитых женщин.

Мотива нет

Заместитель комиссара размышлял над тем, что загадка ненависти Рахула, скорей всего, неразрешима. Можно строить сколько угодно гипотез на эту тему, однако все они так и останутся без ответа – и, пожалуй, навсегда. Что двигало Рахулом, так и останется нераскрытым. Что было действительно неправдоподобно в фильмах об Инспекторе Дхаре – это то, что у всех убийц мотивы всегда были четко установлены, причины той или иной ненависти, ведущей к тому или иному преступлению, всегда были понятны. Детектив Пател вздохнул – жаль, что Рахул Рай не из кино.

Дополнительно к письменным показаниям Даруваллы