Тайны гор, которых не было на карте... - Анастасия Вихарева

— А можно я уху попробую? — попросила Манька жалобно, наблюдая за Борзеевичем, который уминал за обе щеки уже вторую тарелку.

— Можно, но с лепешкой, — ответил Дьявол, протягивая ей железо. — Нам торопится пора, а меч сомнение у меня вызывает. Надо посмотреть, какое железо можем в дело пустить…

Манька с доводами согласилась. Но решено было съесть не все железо, а только то, без которого они могли обойтись. Борзеевич увел из мешка ножницы и нож охотничий, в сторону отложили, игольницу с иголками, и сняли дужки с котелков. Все остальное Дьявол тоже перемолол в порошок, чтобы быстрее усвоилось организмом. Железа оказалось не так много, в основном санки, топор, котелки, ложки и прочая утварь. Ложки заменили деревянными — по весу они оказались куда как легче. Котелки вылепили из глины и обожгли.

Но когда Дьявол усложнил задачу, предложив пробежаться до огненной реки у подножия Вершины Мира и обратно за пять дней, неудобство глиняных горшков стало явленным: котомки перекидывали, перебираясь через пропасть или ущелья, или просто скатывались, волоча их за собой — и тогда вместо обеда или ужина приходилось лепить новый горшок. И как бы ни старались продлить котелкам жизнь, помогало мало. Семь дней, в которые они уложились, терпели без еды. В конце концов, Борзеевич зарекся носить с собой котелок, который не молится на него. Дьявол его желание удовлетворил наилучшим образом, приказав нарастить котелки подросшему неугасимому дереву, которые, во-первых, не бились бы, а во-вторых, готовить в них еду можно было без костра, стоило сказать: "вари горшочек, вари!" А потом, когда было готово: "все горшочек, готово уже!"

Чудесным свойствам и возможностям новых котелков не было цены. Они оказались не хуже скатерти-самобранки, с той разницей, что еду не воровали, а выращивали, если налить живой воды, бросить семена и оставить на ночь на земле, чтобы он мог пустить корни. Овощей или плодов было немного, но вырастали они за ночь, и на день их хватало. Как котелок это делал, в голове не умещалось, а только на утро они находили в котелке два три растеньица с двумя — тремя листами на толстом стебле и плодовую веточку, на которой дозревали пара помидор или огурчик, или колосья с ядреными зернами. Дьявол что-то пытался объяснить, типа, что поленье дерево, используя генетический код, вызывает к жизни именно фазу плодоношения, но верилось в такое объяснение с трудом. Одно неудобство — за ночь горшок пускал корни так глубоко, что к утру его каждый раз приходилось отпиливать.

Последний изношенный посох тоже заменили на деревянный — из неугасимого поленьего дерева. Дьявол сделал его сам, украсив верх посоха козлиной головой с бородкой. Рога голове он сделал острыми, как вилы. Вместо глаз вставил два черных камня, которые в ночи слегка светились, освещая дорогу. Конец посоха обработал камнем, чтобы случайно не пророс, когда его оставляли без присмотра.

— В случае чего, ткнешь в нечисть, мало не покажется, — наставительно произнес он. — Это не осиновый кол, валит и оборотня, и вампира, — похвастался он, любуясь своей работой. — Сносу ему не будет, не железо! А камни не простые, из Ада принес, они у меня там повсюду за грешниками присматривают. Есть у этого камня особенное свойство — стоит его попросить: "поведай-ка о голове каменной", как он тут же сказывать начинает: "задумали чего-то, но пока не решили еще до конца!", или: "проходить мимо будут завтра ночью: велико войско, да не очень, и нет там кроме такого-то воина других — его первым бей, остальные разбегутся!" — посвятил он ее в тайны черных камней, передавая посох. — Но сначала надо научиться правильно информацию от них считывать, отличая от той, которой голова твоя забита. В общем, Маня, надо достать твою матричную память! — посоветовал он. — В твоих же интересах!

Нашел чем удивить! Манька и без Дьявола знала: матричная память очень даже полезная! Без нее вернуться в Сад-Утопию вряд ли получится. Да только как достанешь? Там засели вампиры с грудами всякого дерьма. Две матричные памяти смешались и слиплись так, что разделить их, наверное, не было никакой возможности, и обе они не читались, как должно. Но теперь Манька знала, что с памятью у нее все в порядке, пустоты в ней уже не было.

Посох был полезный. Манька сразу же испытала его в бою и исследовала на прочие свойства, обрадовавшись, когда обнаружила, что он мог запросто выбрасывать из себя огонь. Ткнула им кучу хвороста — а она тут же загорелась. А когда сумела разжечь огонь на расстоянии в пятьдесят метров, обрадовался и Борзеевич. Посох мог и камень расплавить. И плавил, если луч огня не распылять вблизи и вокруг, а направить в одну точку. Да так ровно, что карандашом не получилось бы.

Наконец-то она могла обрушить свой гнев на надписи, оставленные паскудными гномами в таких местах, до которых у нее руки не доходили, с удовольствием заменяя "Манька — дура!" на "Здесь были…"

Дьявол сначала рассердился и пожалел, что подарил ей посох, но когда понял, что пожары она устраивать не собирается, да еще поглядел, как ловко управляется с огнем, например, подпалив хищному зверю хвост, чтобы не тронул малую зверюшку, плюнул и сказал:

— Ладно, пусть у тебя остается, пользуйся, разрешаю! Но ты понять должна, что не просто так хищник ищет добычу. Я сделал так, что их мало, а других зверей много. А если хищников не будет, то быть беде — все звери начнут умирать от болезни и от голода! Вот завтра увидишь его мертвым, и поймешь, как тяжело быть хищником. Тот же баран, возьмет да и столкнет в пропасть, или буйвол затопчет, или, еще хуже, свои съедят, если будет голод. Они сами свою численность контролируют. А еще люди убивают их в первую очередь. Но как умны, как догадливы! По сути, они человек, но не имеют своей земли и не мыслят абстрактно.

С того времени в жизнь природы Манька старалась не вмешиваться. Без человека природа была мудрая.

Многому научил ее Дьявол: лазить по скалам, как горный козел, по деревьям, как белка, перебираясь с ветки на ветку, ступать неслышно, не оставляя следов, прятать запах и делать такое укрытие, в котором ее ни зверь, ни оборотень не найдут, играючи пробивать стрелой на лету глаз ворона, и не Дьявольской серебряной стрелой, а обычной, которые сама делала. Ворону, конечно, глаз она не била, но горошины Борзеевича сбивала все до единой. Даже дурой себя не чувствовала. Но все же не понимала, иногда грустно рассуждая: зачем ей столько умения? Ведь она не собиралась биться со всеми вампирами и оборотнями — все равно смерть. Их было так много, и так легко было сделать человека вампиром, что перебей она всех ныне живущих, они тут же наплодятся снова.