Крах проклятого Ига. Русь против Орды (сборник) - Виктор Поротников

Всякий человек, знающий себе цену, не станет довольствоваться малым, но возьмет у судьбы лучшие и высшие блага, рассуждал Пересвет, надумавший поступить на службу к московскому князю.

Ни друзей, ни родственников в Москве у Пересвета не было. Замолвить слово за него перед Дмитрием Ивановичем было некому. Оказавшись в Москве, Пересвет решил для начала свести знакомство с кем-нибудь из местных бояричей и купцов и, уже опираясь на полезные связи, попытаться обратить на себя внимание самого Дмитрия Ивановича.

По сравнению с Брянском, Москва была очень обширна. Собственно, сам город с главными храмами и боярскими теремами, обнесенный белокаменными стенами, был невелик. Белый град, как называли свой детинец сами московляне, лежал в излучине речки Неглинки, впадающей в Москву-реку. С двух сторон московский детинец, имеющий форму треугольника, омывали воды этих двух рек, а с третьей стороны был выкопан глубокий ров. С юга и северо-востока к Белому граду примыкали обширные посады, где проживал в основном ремесленный и торговый люд. Такого многолюдья, как в московских посадах, Пересвету не доводилось видеть ни в каком другом городе Руси.

«Правду молвят знающие люди, утверждая, что ныне все богатства, все искусные ремесленники в Москву стекаются, – думал Пересвет, толкаясь на торжище возле Тверских ворот. – Сколь тут добра всякого и узорочья разного – глаза разбегаются! Иноземных товаров – не перечесть! Русских торговцев полным-полно и чужеземных не меньше. Ну, прямо Вавилонское столпотворение!»

Пересвет невольно вздрогнул и замедлил шаг, когда его слух вдруг резанула столь знакомая ему немецкая речь. Вытянув шею, Пересвет вгляделся поверх людской толчеи в длинный ряд деревянных лабазов, где вели торговлю купцы из Германии.

Неожиданно кто-то неловко толкнул Пересвета в спину. И тут же прозвучал негромкий извиняющийся голос, перепутать который Пересвет не мог ни с каким другим голосом. Резко обернувшись, Пересвет увидел перед собой монаха в грубой черной рясе, в черном клобуке, надвинутом на самые глаза.

– Очам не верю! Неужто это ты, Ослябя?! – воскликнул пораженный Пересвет, схватив монаха за рукав рясы.

Монах поднял глаза на Пересвета, чуть сдвинув клобук на затылок. Его бородатое лицо озарилось улыбкой.

– Матерь Божья! – вырвалось у монаха. – Ты ли это, Пересвет! Какими судьбами?!

Два бывших закадычных друга, позабыв вражду, сначала обнялись, потом завели торопливый сумбурный разговор. Их толкали снующие вокруг люди, но эти двое ничего не замечали вокруг.

– Давно ли ты в Москве? – спросил Ослябя.

– Сегодня прибыл, – ответил Пересвет. И сам задал вопрос: – Почто ты в монахи подался, брат?

– Изранен я был сильно в сече с литовцами, когда состоял в дружине у смоленского князя, – пустился на откровения Ослябя. – Никто из лекарей не верил, что я выживу. Покуда я неделю в горячке валялся, со мной постоянно был образок с ликом Сына Божия. Когда я встал на ноги, лекари сказали мне, что не их заботами, но провидением Господним не погасла искра жизни в моем теле. Вот тогда-то я и решил сменить кольчугу на рясу. И, знаешь, нисколько об этом не жалею, брат.

– Ой ли? – усомнился Пересвет, шутливо пихнув Ослябю в бок. – Ты же среди кулачных бойцов всегда первым был и на ратные дела всегда был горазд. По мне, так не к лицу тебе вовсе монашеские одежды, друже.

– А ты, стало быть, все в дружинниках ходишь, – проговорил Ослябя. – Небось по-прежнему под крылом у Корибута Ольгердовича, а?

– Разошлись наши пути-дороги с Корибутом Ольгердовичем, уже давно, – махнул рукой Пересвет. – Я теперь вольный витязь. Вот, хочу попытать счастья в Москве.

– Как же так? – удивился Ослябя. – Ты же был в чести у Корибута Ольгердовича.

– Знаешь пословицу, сегодня в чести, а завтра иди свиней пасти, – невесело усмехнулся Пересвет. – Литовским князьям я больше служить не собираюсь!

– Ты один в Москву приехал или вместе с Чеславой? – с заметным усилием выдавил из себя Ослябя. При этом он отвел глаза от Пересвета.

– Не женат я, брат, – сказал Пересвет.

– А как же твоя помолвка с Чеславой? – встрепенулся Ослябя.

– Покуда я мыкался в плену у тевтонцев, Чеслава вышла замуж за Кориата, сына Ерденя, – хмуро ответил Пересвет. – Прости, брат, что я увел у тебя Чеславу. Негоже я поступил тогда. Получается, тебя счастья лишил и сам ни с чем остался.

– Ничего не понимаю, – озадаченно обронил Ослябя. Он взял Пересвета за локоть. – Расскажи мне все подробно, друже.

– Идем на постоялый двор, – кивнул Ослябе Пересвет. – Я там коня оставил и вещи свои. Посидим, поговорим, вина выпьем.

– Извини, брат, вино-то я больше не пью, – заметил Ослябя, шагая рядом с Пересветом сквозь людскую толпу.

– Ну, тогда квасу выпьем, – улыбнулся Пересвет, похлопав Ослябю по плечу. – Квас монастырским уставом не запрещен для иноков.

Постоялый двор, куда Пересвет привел Ослябю, стоял на Мытной улице и был обнесен высоким частоколом. Тут же находилась харчевня, пропитанная запахом горелого мяса и горьковатым дымком очага. В харчевне стояли длинные столы, за которыми сидели посетители из числа заезжих гостей. В основном это были люди небогатые или среднего достатка.

Просторное помещение с высоким потолком и маленькими окнами было освещено огнем очага и чадящими факелами, вставленными в специальные металлические кольца, прибитые к стенам. Обслуживали посетителей жена владельца харчевни и два юных холопа.

Отыскав свободное местечко, Пересвет и Ослябя уселись с краю за один из столов, с которого расторопные слуги в длинных рубахах сметали объедки и убирали грязные тарелки. Жена трактирщика принесла им квасу в глиняных кружках без ручек.

Ослябя первым делом стал выспрашивать у Пересвета, как получилось, что он угодил в плен к крестоносцам.

Вспоминая подробности того похода литовско-русских полков к Рудавскому замку, Пересвет хмурил свои светлые брови. Ему не очень-то хотелось рассказывать Ослябе о своем неудачном поединке с тевтонским рыцарем, о пребывании в плену, затянувшемся из-за козней Будивида, о любовных отношениях с немкой Гертрудой… Однако Пересвет понимал, что если он хочет от Осляби ответной прямоты, то должен и сам быть до конца откровенным с ним.

Долго вел свой рассказ Пересвет, прихлебывая квас из кружки. Внимательно слушал его Ослябя, поражаясь тем испытаниям, через которые пришлось пройти Пересвету при побеге из плена.

– Кабы уцелела Гертруда в ваших скитаниях по лесам, привез бы ты ее домой и взял бы в жены? – спросил Ослябя, когда Пересвет умолк.

Пересвет молча покивал головой.

– Но ты же был помолвлен с Чеславой, – напомнил другу Ослябя. – Родня Чеславы и твоя родня поднялись бы скопом на тебя. Разве нет?

– Поднялись бы, – согласился Пересвет, – но я не променял бы Гертруду на Чеславу.

– А Будивид-то каким мерзавцем оказался, а! – заметил Ослябя. – Не думал я, что он способен на такое! Но ты правильно сделал, что не стал его убивать, брат. – Ослябя стиснул руку Пересвета. – Пусть Господь накажет Будивида за его подлость. Господь есть самый всевидящий и самый справедливый из судей.

Затем Ослябе захотелось узнать, почему Пересвет, выбравшись наконец из Пруссии, не поехал сразу в Брянск, а прибыл в Вильно и вступил в дружину Ольгерда.

– Во-первых, я хотел сподвигнуть Ольгерда и Кейстута к новому походу против Тевтонского ордена, – ответил Пересвет. – Мною владело сильнейшее желание хоть как-то помочь пруссам, порабощенным немцами. Я тешил себя надеждой, что победы литовцев над тевтонцами подтолкнут пруссов к очередному восстанию против поработителей. Но, к сожалению, ни Ольгерд, ни Кейстут не осмелились на новое глубокое вторжение в Пруссию. Поражение на реке Рудаве слишком сильно ударило по ним. По слухам, Ольгерд до сих пор еще не вызволил из немецкого плена всех своих воинов. – Пересвет глотнул квасу и продолжил: – В общем, спустя год я ушел из Ольгердовой дружины.

– Ежели ты упомянул первую причину своей задержки в Вильно, то нету смысла, брат, скрывать вторую, – прозорливо обронил Ослябя, глядя в лицо Пересвету.

– Да, брат, была у меня тогда и вторая причина не спешить домой, – с печальным вздохом промолвил Пересвет. – Когда дружина Корибута Ольгердовича стояла в Вильно перед выступлением в Пруссию, тогда случай свел меня с челядинкой Маленой в стенах Ольгердова терема. Не стану скрывать, сильно я увлекся Маленой, а она – мной. Так получилось, что Малена и подруга ее примкнули в том походе к литовскому войску. Мы с Маленой и в военном стане ухитрялись тайком встречаться.

– Я всегда говорил, что ты по женским юбкам ходок первейший! – не удержавшись, вставил Ослябя. – И Чеслава для тебя была просто очередная забава.

– Ладно, чего уж теперь прошлое ворошить, брат, – проворчал Пересвет. – Все едино, ни Чеслава, ни Гертруда, ни Малена судьбу свою со мной так и не связали. Чеслава за другого замуж вышла. Гертруда погибла от тевтонских стрел. Малена скончалась при родах. Выбравшись из Пруссии, я долго искал Малену, но все было без толку. Однажды я столкнулся с Росаной, подругой Малены. От нее-то я и узнал, что Малена забеременела от меня, но разродиться не смогла. – Пересвет тяжело вздохнул. – Получается, повинен я в смерти и Гертруды, и Малены.