Под белым орлом - Грегор Самаров

покинуть меня, всё ещё может измениться! Вперёд! — громко сказал он королю, — нам необходимо добраться до Ченстохова; если вам дорога жизнь, ведите меня туда!

Станислав Август со вздохом опустил голову и молча зашагал рядом с Косинским. Он ясно видел, что в молодом человеке происходила жестокая внутренняя борьба, и порешил предоставить его пока самому себе и, пока хватит сил, дождаться какого-либо удобного случая, так как всё равно его положение не могло ухудшиться.

Спустя немного невдалеке от леса они заметили каменное строение с куполами и башнями, окружённое могучими липами.

— Это — монастырь Беляны, — сказал король, — здесь наше спасение. Дайте мне зайти туда! я найду там помощь у монахов и получу возможность послать о себе весть в Варшаву. У вас же достанет времени бежать и скрыться от наказания за своё преступление.

Разнородные чувства волновали Косинского. Король внимательно следил за ним, между тем как он с мольбою сложил руки и, подняв взор к небу, прошептал:

— Юзефа! неужели я должен отказаться от тебя? Неужели в малодушном страхе я должен отказаться от своей добычи? навсегда покинуть тебя? Нет, нет! — громко и страстно воскликнул он. — Нет, я поклялся!.. Идёмте дальше!

Он быстро пошёл вперёд, увлекая за собой короля, следовавшего за ним неверными шагами.

Всё ещё скрытые деревьями, они прошли с полчаса; наконец в некотором отдалении показался замок Мариемон, издавна принадлежавший саксонскому дому и находившийся приблизительно в полумиле от Варшавы. Король не ошибся в своих расчётах и всё больше приближался к столице, чего совсем не замечал его спутник. Станислав Август остановился и промолвил:

— Я больше не могу идти, мои силы иссякли... Вы можете убить меня, но я не могу шага сделать дальше, если вы мне не дадите времени отдохнуть и затем попытаться продолжать путь.

Косинский взглянул в мертвенно-бледное лицо короля, прислонившегося к стволу дерева, и понял, что этот раненый и в высшей степени измученный человек действительно не мог продолжать такой утомительный путь. Он бросил угрожающий взгляд, полный упрёка, на небо и глухо произнёс:

— Тогда отдохните, но предупреждаю вас, что мы вскоре должны отправиться дальше, так как мне надобно быть в Ченстохове.

Король опустился на землю, тяжело дыша лёг на мягкий мох и закрыл глаза. Его губы дрожали, по-видимому, он потерял сознание. Косинский с состраданием взглянул на него, вытащил из-за пазухи фляжку с водкой и приложил её к губам короля.

— Выпейте, — сказал он, когда король открыл глаза, — это — единственное, что я могу предложить вам, но это освежит и подкрепит вас.

Король с дружеской улыбкой кивнул ему головой, взял фляжку и сделал из неё порядочный глоток.

— Благодарю вас, — сказал он таким искренним, сердечным тоном, протягивая Косинскому руку, что молодой человек с боязливой почтительностью прикоснулся к королевской руке.

Затем Станислав Август вынул свой носовой платок и попробовал отереть запёкшуюся кровь, покрывавшую его лицо. Не говоря ни слова, Косинский взял у него платок, сделал несколько шагов в сторону, где журчал маленький лесной ручеёк, и свежей водой обмыл лоб и щёки короля. Тот поднялся, облокотился головою о ствол бука, под которым он лежал, и сказал:

— Благодарю, ещё раз благодарю! Благодеяние, оказанное вами бедному раненому, погашает всё то зло, которое вы нанесли королю. Я прощаю вас и снова прошу вас: оставьте своё преступное намерение, так как едва ли у вас есть шансы на успех.

Казалось, что Косинский ощущал какой-то невольный страх пред благородным, бледным лицом короля, только что обмытым от крови. Он склонил голову, как будто не имея силы вынести его взгляд, и медленно промолвил:

— Я не могу, я не могу, я поклялся!

— В чём вы поклялись? — спросил его Станислав Август, приподнимаясь ещё больше. — В чём вы поклялись и кому?

— Пред распятием и пред чудотворной иконой Ченстоховской Божией Матери поклялся я, что живым или мёртвым доставлю вас в монастырь, но мои спутники бежали, предоставив мне одному выполнение страшной клятвы.

— Вы согрешили, молодой человек, — серьёзно и торжественно заговорил король, — образом нашего Божественного Спасителя, на милосердие Которого вы надеетесь, вы злоупотребили для клятвы, которая обязывает вас изменить своему королю и убить его, если не найдётся иного пути к выполнению вашего преступного предприятия.

Косинский закрыл лицо руками и глухо промолвил:

— Всё это я знал! совесть не давала мне ни минуты покоя; эта клятва ужасным пламенем жгла мою душу!

От слуха короля не укрылись эти едва слышно произнесённые слова, и он быстро заметил:

— А выполнение этой клятвы ввергнет вашу душу в геенну огненную, так как силы небесные не прощают той клятвы, где их имя призывается на преступление. Вернитесь, молодой человек, вернитесь со своей греховной стези! Поистине, я говорю это больше для вас, чем для себя; моя судьба в руке Божией, моя жизнь склоняется к своему закату, и внезапная болезнь или небесная молния точно так же могут прекратить её, как и ваше убийственное оружие. Но вы молоды, жизнь может принести вам ещё много счастья; вы благородны и добры, я читаю это в чертах вашего лица, где ещё не исчезла окончательно печать детского простодушия. Мне жаль вас, если вы утратите ваше земное счастье и вместе с ним небесное блаженство.

— Да разве я не потерял уже всего? — воскликнул с болезненным стоном Косинский. — О, если бы вы знали! — заключил он, ломая руки.

— Выслушайте меня, мой юный друг! — помолчав немного, начал король. — Чудесным образом Господь свёл нас вместе и, может быть, на вас Он хочет показать, что даже грех чрез раскаяние ведёт к блаженству. Я не помню вашего преступления и хочу дать вам возможность искупить его. Зайдёмте со мной в один из ближайших домов, откуда я дам знать в Варшаву, и я прощу вам всё то зло, которое вы хотели причинить мне, и Господь Бог простит вам вашу преступную клятву, которой вы осквернили Его святое имя.

— А если бы я поступил так, — сказал тронутый Косинский, — то ведь моим уделом были бы заточение и смерть!

— Нет, мой друг, — возразил король, — вам нечего бояться! Я забуду, что вы хотели захватить меня, что одно время даже думали умертвить меня. Я буду помнить только о том, что вы спасли меня! Вас опутали, обманули для того, чтобы нанести мне